Страница 107 из 112
Шато Гайар стоит сегодня перед нами как величественный символ тщетности любых заблаговременных мер перед лицом неизбежного конца. Гигантское сооружение с его передовой техникой не могло функционировать автоматически, для его обслуживания требовались соответствующие люди. Таковыми не были ни Иоанн, ни комендант. Без желания герцога Нормандского защищаться и умения воспользоваться всей полнотой вспомогательных средств размеры и мощь сооружения были почти бесполезными для осажденных, и, следовательно, это строившееся на века укрепление лишь доказывает невозможность компенсировать техническими средствами человеческую неспособность. Несомненно, Ричард не рассчитывал, что при приближении врага у осажденных не окажется сильного войска и бой будет идти на подступах к крепости. Система была создана для активной разумной обороны, а не только для того, чтобы прятаться за стенами и выжидать. Когда весной 1204 года после длившейся несколько месяцев осады пал Шато Гайар, а с ним была потеряна и Нормандия, старая королева-мать Элеонора должна была взять с собою в могилу и эту боль — она умерла почти сразу же после этого. Случившееся стало кульминационной точкой в цепи катастрофических упущений и ошибок. Если, забежав вперед, взглянуть на то, как проходила осада, то, вероятно, станет понятно, почему этот эпизод лучше всего показывает, за какое безнадежное дело, несмотря на все его успехи, взялся Ричард в конце своей жизни.
Вот как была потеряна ключевая крепость Нормандии. Летом 1203 года не удалось согласованное наступление состоявшей из сухопутных войск и флота анжуйской армии под руководством Вильгельма Маршалла, которое должно было прогнать осаждавших крепость французов, укрепившихся на обоих берегах Сены. После этого осажденным не приходилось рассчитывать на помощь, и нападающие могли беспрепятственно брать один барьер за другим. Все подкрепление Иоанна, которое он послал коменданту прежде чем бежать в Англию, состояло из одного письма. Хотя коменданта описывают нам как смелого и преданного человека, но очевидным становится только его безрассудство в решающих ситуациях. Так, он преждевременно развел огонь и выгнал бежавших в крепость жителей нового города как лишних едоков, и те поздней осенью на склонах крепостной горы пережили свою собственную трагедию, — они умирали от голода и замерзали, потому что и осаждавшие не сжалились над ними — между тем можно установить, что, в конечном счете, гарнизон в крепости оказался слишком мал. И прямо-таки гротескно выглядело вторжение врага во внешний крепостной двор. В предыдущем году Иоанн велел пристроить сооружение к внутренней стороне наружной стены, его единственный вклад в созданное братом чудо техники. Это было здание, в котором располагались часовня и отхожие места. В значительно возвышавшемся над стеной строении окно уборной находилось слишком низко, что было уже весьма сомнительным с точки зрения целесообразности, и — непростительная ошибка коменданта — оно было неохраняемым и открытым. Четверке известных по имени и вошедших в историю отчаянных французов нужно было только влезть в окно и под прикрытием клубов дыма от разведенных по распоряжению коменданта костров открыть осаждавшим главные ворота. Нападающие подошли к волнистой стене, защита ворот которой без помощи, вероятно, предусмотренных Ричардом мер была недостаточной. Осаждающим удался прорыв там, и неприступный донжон потерял свое значение, за него больше не сражались. В узком пространстве второго двора сдался в плен обессиленный, не знакомый с тайнами сооружения и их использованием, слишком маленький гарнизон.
Вернемся к последним годам жизни Ричарда. В январе 1199 года Филиппу при посредничестве церкви удалось склонить его принять пятилетнее перемирие, он снова хотел связать Ричарда брачным союзом между своим сыном Людовиком и племянницей Плангагенета. Правда, Ричард, умирая, не согласился с этим условием, и если этот брак и состоялся при Иоанне, то из этого еще не следует делать вывод, что он его также одобрял, так как с обеих сторон отсутствовало главное условие, необходимое для заключения брачного альянса, а именно: желание достичь примирения. Готовность Филиппа заключить мир объясняется исключительно стремлением стабилизировать свое тогдашнее положение. Уже в 1197 году к Ричарду вернулись те нормандские пограничные бароны, которые покинули его, пока он был в плену, приспосабливаясь к сложившимся условиям: владельцы Гурнэ, Мелана и Кэо. Настораживало то, что в 1198 году собственные вассалы Филиппа, графы Булонский, Сент-Польский, Першский и Блуаский, перешли на сторону Ричарда.
Естественно, в этой ситуации, готовясь к ответному удару, Филипп со своей стороны высматривал союзников в землях Ричарда и нашел одного в лице виконта Эмара Лиможского. Так как его восстание против дома Анжу восходит к 70-м годам, когда Генрих II нанес ему ущерб, лишив его супругу наследства, то мы можем к конфликтным ситуациям, связанным с Аквитанией и Филиппом, причислить еще одну, созданную отцом Ричарда. Впрочем, речь шла, в отличие от предыдущего, об изолированном восстании, а не о всеобщем переходе на сторону Филиппа, и сводный брат Эмара, граф Ангулемский, заключает прочный союз с Филиппом, как мы узнаем, также только после смерти Ричарда.
Ряд источников утверждает, что король отправился к замку Шалю-Шаброль в Лимузене, потому что виконт прятал там и не отдавал своему ленному господину клад, несмотря на его требование. Но теперь документально подтвержден его союз с Филиппом, и это вполне достаточная причина для военного присутствия там Ричарда, так что долгое время распространяемой истории о сокровищах, даже если она, должно быть, и возникла не на пустом месте, не следует придавать особого значения. Ричард решил взять все замки и города Эмара, и одновременно с осадой расположенного около 30 километров южнее от Лиможа Шалю-Шаброль военные действия велись и у других замков и городов. Вся окрестность стала районом военных действий. Так как с Филиппом в то время было заключено перемирие, Ричард мог сконцентрировать все свои силы для подавления восстания виконта. Ожидалось, что очень скоро он продемонстрирует тому, чего стоит союз с французским королем в случае войны. Во всяком случае, он не допустил бы открытия виконтом и аквитанскими повстанцами нового фронта на юге.
Смерть Ричарда описывается многими источниками, и среди них есть такие, которые позволяют до мельчайших деталей проследить обстоятельства, приведшие к ней. Точные причины смерти средневековых государей крайне редко известны достоверно, и возможность в данном случае выделить некоторые факторы, вероятно, является почти уникальной. Гийом Бретонский пытается объяснить эту смерть появлением Парок и их решением перерезать нить жизни Ричарда. Однако имеются все основания считать судьбу Ричарда независимой от воли этих старых дев. Кажущаяся случайность является завершением логической последовательности, возникшей благодаря его характеру, причем неизвестной в ней оставалась только дата, — все это могло произойти намного раньше, но также и позже. Смерть эту нужно считать полностью соответствующей предшествующей жизни. Среди источников можно выделить в данном случае два основных: один — короткое сообщение Бернарда Итьера, образованного и стремящегося к точности бенедиктинца из монастыря Сан-Мартьяль в Лиможе, из-за близости его автора к месту событий; другой — подробное описание цистерцианца Радульфа Коггесхэйла так как можно предположить, что его информатором был постоянно находившийся при Ричарде Альмосеньор Мило, аббат цистерцианского монастыря Ле Пан под Пуатье, участвовавший в походе и бывший очевидцем всех событий.
Согласно Бернару Итьеру, во время осады Шалю в замке находилось около 40 мужчин и женщин, в том числе двое названных по имени рыцарей. Радульф Коггесхэйл упоминает о том, что маленький гарнизон напрасно ожидал помощи от своего господина и не мог поверить, что сам король участвует в осаде. И было бы неудивительно, если бы никто из осажденных не мог понять, как их небольшой замок мог привлечь внимание короля. После трехдневных беспрерывных атак состояние башен замка из-за подкопов и обстрелов камнями было безнадежным, в то время как осажденные не имели возможности обороняться, потому что королевские арбалетчики отгоняли от бойниц каждого — или почти каждого, как впоследствии выяснится. Здесь нужно вспомнить об одной подробности, сообщаемой нам хотя и не главными источниками, Гервасием и Эраклом-«Эрнуль», а только Говденом — который для этого периода времени таковым не был, — но, несмотря на это, кажущейся правдоподобной: имеется в виду предложение о сдаче крепости, которое было отклонено, из чего Гервасий делает правильный вывод, что король забыл, как опасен тот, кто доведен до отчаяния. Согласно Говдену, осажденные предложили сдачу на условиях «salvis vita et membris et armis», следовательно, требуя сохранить жизнь, свободу и оружие. В ответ Ричард поклялся взять замок силой, а гарнизон повесить, что потом и случилось, пощадили только совершившего покушение. Эракл-«Эрнуль» сообщают об угрозе виселицы, если осажденные не сдадут замок, Гервасий утверждает, что они якобы выпрашивали «misericordiam»[187] и «vita»[188]. Хотя названные источники, частично из-за фактических подробностей, таких как история о кладе (Говден, Эракл-«Эрнуль»), или очевидно неправильного имени совершившего покушение (Говден), частично из-за подчеркивания неблагочестивости Ричарда, указывают на французскую версию смерти Ричарда, но из-за молчания других источников об этом обстоятельстве не следует делать вывод о предвзятой выдумке французов, либо о сознательном сокрытии доброжелательными хронистами позорного пятна. К тому же для непредубежденных современников поведение Ричарда было, пожалуй, само собой разумеющимся. Мы же, вообще, воспринимаем это обстоятельство как решающее только благодаря морализирующей, литературно-дидактической тенденции, созвучной с Philippidos. При сравнении этого события с аналогичными становится очевидным, что даже само желание сохранить жизнь уже было слишком большим условием.
187
«Милосердия» (лат).
188
«Жизни» (лат).