Страница 30 из 65
— Ладно. Я приеду. Только выйди к остановке, а то меня ветром унесет.
— О’кей.
Она из последних сил побрела к метро, проклиная себя за бесхребетность. Еще один вечер пропал. И завтра пропадет. Она не может без Женьки. Он стал для нее как наркотик. Неужели они встречаются лишь полтора месяца? Жене казалось, что прошла целая жизнь. Любовь, еще так недавно полоскавшаяся крыльями у нее за спиной, теперь, точно пудовая гиря, тянула к земле. Она не может без него. Не может. О каком дипломе вы рассуждаете, уважаемый профессор? Той Жени Зиминой, которая мечтала стать доцентом на кафедре, больше нет. Есть другая Женя, она же Пичужка, она же полная дура…
…Женя ступила на эскалатор и едва не загремела вниз по ступенькам, поскользнувшись на осколке льдинки. Какой-то мужчина в шапке со спущенными ушами удержал ее за локоть.
— Девушка, осторожней. Так можно все кости себе переломать.
— Спасибо, — слабым голосом поблагодарила Женя.
— Не за что. Вы очень бледная. Может, вам стоит обратиться к врачу — здесь внизу, на станции, есть медпункт.
— Нет, я в полном порядке. — Она доехала до платформы, села в поезд.
Вагон был битком, шел час пик. Женя ехала и дремала. Иногда поезд бросало из стороны в сторону, и тогда она просыпалась, машинально хватаясь за поручень. Потом, так же мучительно долго, она тряслась в троллейбусе…
Женька подхватил ее прямо с подножки. Видно, он давно ждал на остановке — его волосы и куртка были сплошь облеплены снегом. Женя, как тряпичная кукла, обмякла в его руках.
— Ну-ка. — Он коснулся холодными губами ее лба. — Да ты как кипяток!
— Ума не приложу, где я могла подцепить эту заразу, — хрипло проговорила Женя. — Два часа назад я была совершенно здорова.
— А теперь больна. И она еще печалится о компьютере! — Он осторожно вел ее под руку к подъезду.
Повернулся ключ в замке, скрипнула дверь.
«Сейчас появится Зинаида, — обреченно подумала Женя. — И спросит что-нибудь этакое. Например, пользуюсь ли я шампунем от перхоти?»
Однако прихожая оказалась пуста. Женькина мать куда-то делась или сидела у себя. Женька снял с Жени пальто, затем, усадив на банкетку, аккуратно стянул с нее сапоги — и, доведя до комнаты, уложил на тахту. Потом принес градусник.
— Меряй десять минут.
— Хватит и пяти, — мрачно пошутила Женя.
Она явственно ощущала, что температура будет приличная. Так и вышло. Столбик за короткое время взмыл до отметки тридцать восемь и восемь.
— Горло покажи, — скомандовал Женька.
Женя послушно раскрыла рот. Он сунул туда чайную ложечку, глянул, прищурившись.
— Красное, но без налетов. Значит, не ангина.
— Ты, часом, мединститут не заканчивал? Профессор кислых щей! — Она улыбнулась, хотя на глаза от слабости наворачивались слезы.
Женька на насмешку никак не отреагировал.
— Лежи, я чайник поставлю. Выпьешь чаю с медом, жар спадет понемногу. — Он вытащил из-под нее плед, накрыл ее им, а сверху накинул покрывало с кресла.
Жене, однако, все равно было холодно. У нее зуб на зуб не попадал. Она лежала, прикрыв глаза, и слушала, как Женька в кухне гремит посудой. Вскоре он пришел и принес кружку с чаем и блюдечко с желтоватым, густым медом.
— Пей.
Она так ослабла, что ему пришлось поить ее с ложечки. После меда захотелось спать. Женя отвернулась к стенке и провалилась в черную пропасть. Там ее тут же принялись терзать какие-то ужасные и злобные чудовища. Она отбивалась от них, как могла, но их было слишком много, целое полчище. Женя жалобно вскрикнула и открыла глаза.
Женька сидел на стуле, подставив его почти вплотную к тахте, и смотрел на нее с тревогой.
— Кажется, ты бредишь. Может «скорую» вызвать?
— Не надо, — шепотом проговорила Женя. — Пройдет. У вас есть аспирин?
— Есть.
— Принеси.
Он кивнул и поспешно вышел. Потом вернулся с таблеткой и стаканом воды. Женя растворила аспирин и выпила шипучий напиток. Через полчаса температура стала падать. Лоб у Жени взмок, ее одолела страшная слабость, но ломота в суставах прошла. Она снова уснула, на это раз спокойно, без видений и кошмаров.
Разбудил ее пронзительный крик. Женя резко села на тахте, испуганно тараща глаза в поисках Женьки. Она обнаружила его у окна, он стоял и спокойно глядел на нее. Крик повторился.
— Что это? — вконец осипшим голосом спросила Женя.
Не успел Женька ничего произнести в ответ, как дверь с грохотом распахнулась. В комнату ввалилась растрепанная Зинаида, лицо ее было искажено нечеловеческим страданием.
— А-а! Умираю! — она с маху рухнула на пол, как подкошенная, плечи ее дергались.
— Что… что с ней? — в ужасе проговорила Женя, невольно прижимаясь к стенке.
— Ничего. — Женька, не спеша, отделился от окна и, приблизившись к матери, опустился перед ней на корточки. — Показывай, что там у тебя? — Голос его звучал совершенно невозмутимо, без тени тревоги, но в то же время в нем не было обычного металла, как всегда, когда он общался с Зинаидой.
Та, подвывая и всхлипывая, сунула ему в лицо указательный палец. На самом кончике алела капелька крови.
— Уколо-олась! Иго-олкой!
Женя нервно хихикнула и тут же испуганно прикрыла рот ладонью, но Женька даже не посмотрел в ее сторону. Он привычно и ловко подхватил Зинаиду за оплывшую талию и, подняв, усадил в кресло.
— Не плачь, сейчас все пройдет.
Она, как по команде, тут же умолкла и лишь громко сопела, жалобно глядя на сына полными слез глазами.
— Последи за ней, — велел Женька, — я сейчас.
Та кивнула, косясь на Зинаиду с опаской. Он принес из аптечки пузырек с йодом и вату, аккуратно и тщательно смазал ранку.
— Ну что, легче? — Тон у него сделался совсем неузнаваемым, мягким и даже ласковым.
— Легче, — согласилась Зинаида и тут же потребовала: — Теперь забинтуй!
Женька покладисто сгонял в кухню еще раз, притащил стерильный бинт и в несколько слоев обмотал злополучный палец.
— Все. Теперь иди и поспи. А проснешься, будешь чай пить, с пряниками. — Он увел мать в ее комнату и долго не возвращался.
Женя продолжала сидеть на тахте, закутавшись в плед. Ей отчего-то сделалось невероятно тоскливо, так тоскливо, что она тихо расплакалась. Это чужой дом. Чужой! Он существовал до нее, существует и сейчас. Женька и его мать — одна семья, сколько бы он ни орал на нее, ни угрожал расправой, на самом деле он ее любит. Он не бросил ее, как бросила Женя свою мать одну в пустой квартире, он вообще ничего не бросил, продолжает жить так, как привык, как ему удобно. Жалеет Зинаиду за уколотый иголкой палец, а ее без угрызений совести заставил тащиться с температурой через весь город! Да ему просто плевать на нее, что бы он там ни говорил!
В коридоре послышались шаги. Она поспешно вытерла слезы. Женька вошел в комнату и подсел к ней на тахту. Выражение лица его было угрюмым и усталым.
— Часто она так? — осторожно спросила Женя.
— Часто. У нее болевой порог снижен. Ей простой порез кажется почти полостной операцией. Это правда так, она не притворяется, мне врачи говорили.
— Женька, она что, совсем сумасшедшая?
Он вздохнул и придвинулся поближе к ее ногам.
— Не совсем. Вернее, она вообще не сумасшедшая. У нее тяжелая форма диабета. Ну и… всякие там осложнения. Это долгая история, нечего тебе ее пересказывать. — Женька махнул рукой. — Лучше скажи, как ты? Тебе лучше?
— Мне-то лучше, — сухо и недовольно проговорила Женя. — Но, вообще-то, мне все это надоело.
— Надоело что? — он взглянул на нее непонимающе.
— Все! — повторила она и, отвернувшись от него, уставилась в стену.
— Ты мать имеешь в виду?
— Я тебя имею в виду! Ты… ты достал меня!
— Чем я тебя достал?
— Своей ортодоксальностью! Своей глупой таинственностью! Ты не живешь по нормальным человеческим законам и хочешь, чтобы я тоже не жила вместе с тобой! Вечно говоришь загадками, ни о чем никогда не рассказываешь! Ни о чем и никогда! Стоит мне хоть чем-то поинтересоваться, ты отвечаешь, что это долгая история, и уходишь от ответа. Как я могу после этого общаться с тобой — и вообще тебе верить? А — главное… — Женя обернулась и посмотрела на Женьку в упор мокрыми, воспаленными глазами. — Главное, почему бы сегодня было не отпустить меня домой?