Страница 2 из 65
— Мы вместе с Ингой пойдем?
Тот усмехнулся.
— Нет, вдвоем.
— Только вдвоем? Не может быть! Папа, ты супер! Отец снова усмехнулся, как показалось Жене, с грустью.
Она готовилась загодя. Продумала наряд, купила новую помаду, дорогие колготки. На всякий случай перечитала либретто оперы, хотя знала его наизусть. Вечером накануне спектакля позвонила Инга.
— Жень, отец не сможет пойти с тобой. Придется мне. Не возражаешь? — Она старалась говорить бодро, но голос ее предательски звенел.
Женя почувствовала неладное, во рту у нее пересохло, руки мигом оледенели.
— Что случилось?
— Ничего. Ничего страшного. Ты только не волнуйся. Просто аппендицит. Обыкновенный приступ. С кем не бывает. Вот только, жаль, некстати. — Инга нервически хихикнула.
— Где он? — запинаясь спросила Женя.
— В больнице. Час назад его прооперировали.
— Я поеду к нему.
— Нельзя. Сейчас пока нельзя. Он в реанимации. Что-то неладное с кровью. Врачи говорят, это пустяки. Так бывает. И очень часто. — Инга говорила быстро, почти тараторила, словно хотела убедить саму себя в том, что ничего дурного не происходит, и все в полном порядке. От ее сбивчивой скороговорки отчетливо веяло ужасом.
— Ты из дому звонишь? — спросила Женя.
— Нет. Из приемного.
— Я все-таки приеду. Скажи адрес.
Инга послушно назвала станцию метро и улицу. Женя быстро записала. Повесила трубку, обернулась и вздрогнула: рядом стояла мать.
— Поехали вместе. Я знаю, где это.
Они ничего больше не сказали друг другу. В полной тишине оделись, заперли пустую квартиру. Потом так же молча ехали через весь город. Женя искоса смотрела на мать, силясь уловить в ее лице следы тревоги, но та выглядела спокойной. И Женя тоже успокоилась, решив, что Инга по молодости и неопытности сгустила краски.
Отца она больше никогда не увидела. Он умер в тот же вечер — после операции образовался тромб, закупорив сердечный сосуд. До самой смерти он находился в сознании, но к нему никого не пустили: ни Женю, ни ее мать, ни рыдающую, обезумевшую от горя Ингу.
После его смерти Женя мучительно вспоминала их последний разговор по телефону. Свой глупый и жестокий вопрос по поводу Инги. Горечь в отцовой усмешке. Она должна была успеть сказать, что простила его. Должна была успеть! Но не успела. А вместо этого продемонстрировала в очередной раз, что по-прежнему ревнует его и злится…
…Женя прервала поток грустных воспоминаний и глянула в окно: они почти приехали, их остановка была следующей. Она потормошила разомлевшую от духоты, сонную Любу.
— Хватит мечтать. Пора пробираться к выходу.
Та кивнула и двинулась вперед.
Вагон плавно затормозил, девушки сошли на тротуар, с облегчением вдыхая свежий воздух.
— Сколько времени? — спросила Люба, доставая из сумочки пудреницу.
— Половина одиннадцатого.
— Наши, небось, уже все в сборе. Сейчас глянем, к кому нас распределили на преддипломную, и поедем тусить.
Списки с распределением на преддипломную практику должны были выверить еще вчера, и Женю очень занимал вопрос, к кому она попала. Хорошо бы — к Носову или Григорянцу. Оба считаются отличными преподавателями. Григорянц, правда, совсем молодой, но, тем не менее, очень перспективный. По прикладной математике Женя одна из самых сильных в группе, по идее, он должен быть не против курировать ее. А Любку наверняка запихнут к Перегудовой — ей вечно сваливают двоечников, благо она все равно две недели из четырех ежемесячно проводит на больничном.
Размышляя подобным образом, Женя вошла вслед за подругой в институтский дворик. Неподалеку от крыльца курила компания парней. Один из них, долговязый и лохматый очкарик, приветственно помахал девушкам рукой.
— Ну, наконец-то! Что так долго? Мы вас заждались.
— Трамвая не было, — весело объяснила Люба, подходя ближе. — Здорово, Костик!
Она и лохматый поцеловались в щечку. Затем Люба чмокнула поочередно всех остальных парней. Долговязый Костик горячо обнял Женю.
— Выглядите блестяще. Хоть сейчас на подиум. Как отдыхалось?
— Хорошо. — Женя сдержанно улыбнулась. — Вы списки видели?
— Да. Я у Носова. Пашок с Гогой у Григорянца. Любашка и Соня у Перегудовой.
— Так я и знала! — недовольно протянула Люба. — Как всегда, подфартило.
— Да ладно тебе, — утешил ее румяный, светловолосый толстяк, стоявший сбоку от Костика, — Перегудова совсем неплохая тетка, и работой перегружать не будет. Моя сеструха у нее курсовую писала, осталась довольна. Правда, она на девятом месяце была. — Толстяк захохотал, довольный своей остротой, и облапил Любу пониже талии. Та добродушно усмехнулась и скинула его руку.
— Заткнись, Вовик, а то в лоб дам.
— А я у кого, не видел? — спросила у Костика Женя.
Тот пожал плечами.
— Точно, что не у Носова. У него всего трое — кроме меня еще Никита и Галка Соболева.
— Может, у Григорянца?
— Не помню. Чем гадать, ты сбегай да посмотри. Потом возвращайтесь, сходим в кафешку.
— Правда, пошли. — Люба, которой надоело отбиваться от липнущего к ней Вовика, ухватила Женю под локоть и потащила к лестнице.
Девушки поднялись на третий этаж, где находился деканат. На щитке висели отпечатанные на компьютере листки с фамилиями.
— Ну вот, гляди. — Люба принялась водить пальцем по строчкам. — Паршин, Непомнящий, Кудинов — у Чибисова. Шарапов, Соболева, Романов — у Носова… Анисимова, Чакина, я то есть, — у Перегудовой. Литовченко, Мирзоев — у Григорянца. — Она дошла до конца страницы. — Здесь тебя нет. Посмотрим дальше.
Женя сама уже внимательно изучала оставшиеся листки. Перед ее глазами одна за другой мелькали знакомые фамилии, однако отыскать среди них свою ей не удавалось. Она прочла списки до конца.
— Странно. Меня здесь нет.
— Может, мы проглядели? — предположила Люба. — Давай глянем по новой.
— Давай, — согласилась Женя.
Они просмотрели списки еще раз, для верности проговаривая фамилии вслух. Результат оказался тот же.
— Не нравится мне это, — задумчиво проговорила Женя.
— Не пори горячку, — успокоила ее Люба. — Зайди к декану и спроси, где они тебя потеряли. Наверняка, ты тоже у Григорянца — тебе ведь этого хочется?
Женя промолчала и решительно толкнула тяжелую дверь. Декана на месте не оказалось, но зато в кабинете была замдекана Мурашова, симпатичная и довольно молодая женщина, прозванная студентами Мурашкой.
— Здравствуйте, Наталья Леонидовна, — поздоровалась с ней Женя.
Мурашка приветливо улыбнулась.
— Здравствуйте, Зимина. Выглядите отдохнувшей.
— Вы тоже.
Мурашка ничуть не обиделась на Женину фамильярность и, продолжая улыбаться, поинтересовалась:
— Вы что-то хотели?
— Да. Узнать, почему меня нет в списках.
— Как нет? — тонкие брови Мурашовой удивленно взлетели кверху.
— Так. Мы с Чакиной два раза просмотрели.
Мурашка на мгновение задумалась. Затем кивнула и проговорила, обращаясь к себе самой:
— Ну да. Ясно. Яков Борисович просто решил не афишировать.
— Не афишировать — что? — Женя в недоумении уставилась на замдекана.
Лицо той сделалось серьезным.
— Видите ли, Зимина, тут дело вот в чем. Вы ведь знаете, что ваши прошлогодние курсовые подписывал профессор Столбовой.
— Да, знаю. Но какое это имеет отношение к делу?
— Сейчас поймете. — Мурашова подошла поближе к Жене и остановилась, глядя на нее в упор. — Столбовой заинтересовался вашей работой. Весьма заинтересовался. Он назвал ее лучшей на всем потоке. И это еще не все. Он выразил желание лично руководить вашей преддипломной практикой, а впоследствии и дипломом.
Женя слушала Мурашку затаив дыхание. Она не могла поверить, что все происходит в реальности, а не во сне. Ее курсовой заинтересовался сам Столбовой! Маститый профессор, автор множества научных книг и методик, широко известный за границей, много лет преподающий в университете и два года назад параллельно с этим возглавивший кафедру прикладной математики у них в институте! Он предлагает ей руководство дипломом! Ей, ничем не примечательной студентке, девчонке! Да быть этого не может!!