Страница 15 из 33
Эти выводы, сделанные французским философом два века тому назад, не утратили своего значения и в наши дни. Противники социального прогресса используют все формы религиозного воздействия на людей, чтобы примирить их с новейшими системами капиталистической эксплуатации.
Критикуя церковь, разоблачая ее как опору деспотизма, Гольбах вместе с тем отмечает, что и церковь в свою очередь извлекает выгоды из союза с антинародными правительствами. Короли помогают церкви огнем и мечом насаждать веру, ограждают священников от ярости народа, награждая их за счет трудящихся несметными богатствами.
Религия насаждается не только воспитанием и привычкой, но и политическим насилием. Деспоты способствуют распространению религии потому, что она защищает и укрепляет их господство. «Единство интересов государей и священнослужителей почти всегда побуждало светских владык поддерживать церковников» (там же, 311).
Критику религии и церкви Гольбах связывает с разоблачением абсолютизма, тем самым способствуя идеологической подготовке буржуазной революции. Он сочувствует массам, которые страдают от двойного гнета: церкви и государства, духовенства и королей. «...Ужас перед сверхъестественным удвоил естественную робость перед силой. Народы, привыкшие трепетать перед жесткостью варваров — вождей, испытывали еще больший страх перед богами, благословлявшими эту жестокость» (там же, 294).
По его мнению, религия создает, с одной стороны, беспутных деспотов и тиранов, а с другой — покорных рабов. Она не только не может обуздать страстей земных владык, как пытаются утверждать святые отцы, а наоборот, сама делает из тиранов богов, капризам которых народам запрещается противостоять. Именно по вине религии «земные боги» считают, что им все позволено, и рассматривают своих поданных как презренный инструмент для удовлетворения своих честолюбивых желаний.
Гольбах склонен считать религию главной причиной всех зол на свете: политического и социального гнета, моральной деградации и испорченности нравов.
Такой взгляд на религию, несомненно, имел историческое оправдание. Достаточно вспомнить, что в средние века католическая церковь играла громадную роль в политике, нередко подчиняя себе светскую власть. Она обладала колоссальным экономическим могуществом. Наконец, вся культура средневековья находилась полностью под влиянием церкви. Понятно поэтому, что, борясь против феодализма и его идеологических устоев, французские атеисты XVIII в. направляли первый удар по опоре феодализма — религии и католической церкви. Церковь объявлял Гольбах главной причиной социально-экономической и культурной отсталости многих народов Европы. Но всесилие католической церкви было лишь выражением степени господства феодальных отношений, тормозивших капиталистическое развитие Франции и других стран.
При всех недостатках взгляды французского просветителя на роль религии и церкви в общественной жизни были прогрессивны. Они отвечали назревшим задачам общественного развития.
Религия и церковь — непримиримые враги разума
Как патриот своей родины, Гольбах остро переживал ее беды, глубоко ненавидел католическую церковь, нелепую и суровую в своих догмах, подающую бесконечные поводы к раздорам, к возникновению новых сект, наносящую огромный вред общественному спокойствию.
Особую ненависть вызывает у философа деятельность инквизиции, которая применяла самые жестокие средства против «третьего сословия», защищая интересы высших классов феодального общества.
Инквизиция под видом борьбы с ересью беспощадно преследовала талантливых и смелых ученых, материалистов, противников суеверий и религиозных войн, выдающихся писателей, художников, музыкантов, национальных героев и патриотов. Она объявляла еретиками и уничтожала не только отдельных людей или отдельные семьи, но под предлогом искоренения ереси опустошала города и целые провинции. По приговору «святейших» судов во Франции, Испании, Португалии, Италии и других стран были загублены сотни тысяч человеческих жизней.
Как свидетельствует Хуан-Антонио Льоренте, бывший в 1789—1791 гг. секретарем мадридской инквизиции, общее число жертв одной только испанской инквизиции доходило до 350 тыс. Из них 31912 человек были заживо сожжены (см. 35, 426). «Испанцы и португальцы, — пишет Гольбах, — находят весьма честным и почтенным занятием сжигать еретиков. Христиане думают, что вполне справедливо истреблять друг друга из-за различия в религиозных взглядах» (14, 181).
Гольбах очень резко выступает против преследований научной мысли. Враждебное отношение к человеческому разуму, научному познанию является неотъемлемой чертой тирании и религии. Именно этим и объясняется то, что они подвергают жесточайшим гонениям людей науки, не допуская свободы мышления, свободы исследования. С величайшей симпатией пишет мыслитель о борцах и мучениках науки: Лючилио Ванини, Томазо Кампанелле, Джордано Бруно, Галилео Галилее и многих других. По существу христианство, говорит он, объявило войну науке и знаниям потому, что любой успех науки становится пагубным для религии. В знании человек черпает силу. Науки, прикладные искусства, промышленность доставляют человеку средства к существованию, опыт учит его бороться с наводившими на него некогда ужас стихийными явлениями. Только опираясь на достижения науки и ее данные, можно опровергнуть теологию. «Полезно заметить,— заключает Гольбах, что способнейшие физики древности были явными или скрытыми атеистами...» (там же, 620). Опорой религии всегда служила лишь слепая вера.
Если наука, философия изучают природу, ее явления, то предметом религии являются фантастические, вымышленные вещи, существующие лишь в воображении людей. Поэтому религия всюду пропагандирует слепую веру. Эта пропаганда не всегда велась путем проповедей и распространения «священных» книг, особенно в рассматриваемую эпоху. Поэтому в «Карманном богословии», разоблачая инквизиторскую деятельность католической церкви, Гольбах отмечает: «Авторитет церкви заключается в способности служителей бога с помощью тюрем, солдат, костров и тайных приказов об аресте убеждать в правильности своих постановлений, в подлинности своих прав, в мудрости своих мнений» (22, 36).
Давно погасли костры инквизиции, церковники неохотно вспоминают деяния «святых отцов» — «князей тьмы». Ныне церковь действует иными методами, хотя ее противоборство с наукой осталось. Ей, как и в прежние времена, нужна слепая вера, а науке — разум и яркий свет знаний. Мысли Гольбаха о непримиримости религиозной веры и науки поэтому остаются в арсенале атеизма.
Выдающийся пропагандист атеизма оружие своей критики умело использовал и для разоблачения тех организаций церкви, которые действовали скрытыми методами. Вот мрачное порождение инквизиции — орден иезуитов «Общество Иисуса», это орудие, обеспечивающее католической церкви политическую власть. Созданный в середине XVI в. для подавления реформационного движения и для отстаивания папских теократических притязаний, орден иезуитов на протяжении всей своей истории был опорой реакционных сил. Перед ним с самого начала его существования была поставлена задача укрепления влияния католической церкви в правящих и влиятельных кругах общества. Иезуиты, писал Гольбах, — это «очень черные и очень воинственные монахи, которые вот уже два века оживляют умирающую веру» (там же, 86). Их орден был особенно опасным орудием в руках реакционных сил. Его тайная деятельность была тщательно законспирирована. Орден по существу представлял собой военизированную организацию, где все было построено на жесткой дисциплине и абсолютном подчинении начальству. Вероломство, искусство политической интриги и конспирации, беспринципность, разветвленный шпионаж, тайные убийства — все эти отвратительные деяния ордена иезуитов снискали ему особое покровительство правящих классов, охотно использовавших и щедро оплачивавших его услуги.
Гольбах разоблачает тесную связь между папством и иезуитским орденом. Он отмечает, что деятельность иезуитского ордена получила одобрение пап, потому что они видели в иезуитах солдат воинственных отрядов, которые с успехом служили им для поддержания их власти, подвергавшейся со всех сторон нападениям многочисленных мятежников.