Страница 13 из 19
Если не считать нескольких эпизодов рыцарских баталий, «война» была, проще говоря, ста шестнадцатью годами физического насилия, которому подвергалось гражданское население Франции. Этот период террора развязали бесчинствующие и неуправляемые английские бандиты, которые заявляли, будто защищают права короля, но на самом деле активно занимались личным обогащением, при этом убивая все больше и больше людей.
За этот более чем вековой период ни один город Северной Франции не избежал осады, крестьяне не могли спокойно работать на полях, если не размещали на вершинах холмов, колоколен или просто в кронах деревьев сторожевые посты. Когда на горизонте появлялось облако пыли, фермеры тотчас бросали орудия труда и бежали, поскольку знали: любой мужчина, пойманный живьем англичанами, будет, если он богат, содержаться под стражей до выплаты выкупа; тот же, кто не сможет заплатить выкуп, будет убит, причем, как правило, после жестоких пыток, признавшись, где спрятаны его скудные сбережения. Все это в равной мере относилось и к взятым в плен женщинам, с той лишь разницей, что их еще подвергали зверскому групповому изнасилованию. Можно сказать, что это была не столько Столетняя война, сколько век геноцида, санкционированного королем (а значит, по феодальной логике, самим Богом).
Франкоязычная Википедия так суммирует сведения о Столетней войне (La guerre de Cent Ans): «Годы: 1337–1453. Результат: победа Франции». Но это все равно что сказать: «„Черная смерть“ [31]: 1349–51. Результат: победа человека». В этих скупых записях нет и намека на огромные страдания и лишения, и в ходе Столетней войны все эти жертвы пришлось понести Франции.
Позлить французов ради забавы и барышей
Вопрос: с чего вдруг англичане решили развязать такую жестокую кампанию против своих соседей? Ответ, как всегда в подобных случаях, прост: потому что они могли это сделать. Или, точнее, потому что они не могли провести ее в любой другой стране. На востоке обитали фламандцы, союзники. Шотландцы и уэльсцы на севере и западе уже доказали, что они крепкие орешки, да и улов с них был не так уж богат. С другой стороны, Франция была, как вдова в Карибском круизе: богатая, доступная, удобная.
В начале 1300-х годов Франция, в сравнении с Англией, была очень зажиточной страной. Ее сельские угодья считались самыми продуктивными в Европе, страну вдоль и поперек пересекали торговые пути из Средиземноморья и с Востока. Неудивительно, что население не только росло численно, но и становилось все более искушенным: в то время как англичане все еще жевали репу, французы снобистски рассуждали о том, сколько перца следует класть в soupe à l'oignon [32].
Более того, король Филипп VI полновластно правил почти всей Францией. Однако его положение, если рассматривать его с английского берега Ла-Манша, было не только привилегированным, но и опасным. В качестве еще одной метафоры надвигающейся войны подошла бы такая: представьте себе, что свора английских мужланов с банками пива в руках вдруг видит загорающего на пляже французского плейбоя. Вот он, какой красавчик, и «ролекс» посверкивает на солнце, и глаза защищены супермодными «рэйбанами», а в ушах наушники, воткнутые в айпод лимитированной серии. Даже плавки у него с обложки модного журнала «Вог Ом». Искушение подойти и плеснуть пивом ему в лицо (или чем-нибудь покрепче) непреодолимо. Да к тому же есть шанс поживиться дизайнерскими шмотками и выбить французу пару его чересчур ровных зубов. А потом прижечь его сигаретами, пока не скажет ПИН-код своей кредитки. Короче говоря, война обещала быть жестокой, расистской и бандитской. Но главное, она обещала быть веселой.
Новый английский король, Эдуард III, был не то чтобы деревенщиной и любителем пива, но этот пятнадцатилетний отпрыск только что вырвался из беспокойного детства. Как мы уже видели в главе 2, его отца, вероятно, сожгли изнутри раскаленным докрасна суппозиторием, и Эдуард знал, что это было сделано с молчаливого одобрения его матери, королевы Изабеллы. Молодой принц, вероятно, догадывался и о том, что ему удалось избежать такой же участи исключительно потому, что его существование позволяло Изабелле править Англией с регентом — ее любовником, эрлом Роджером Мортимером. Но когда Изабелла забеременела от Мортимера, Эдуард, скорее всего, почувствовал задним местом жар раскаленного металла и октябрьской ночью 1330 года проломил дверь материнской спальни топором и выволок оттуда Мортимера — на виселицу, на дыбу, на четвертование, — а Изабеллу посадил под арест в Норфолке, где, как говорят, у нее случился выкидыш. «Помог» ли ей в этом кто-то из сподвижников Эдуарда, неизвестно, но достаточно сказать, что король очень кстати лишился еще одного потенциального соперника в борьбе за трон.
Теперь Англией правил переживший других наследников подросток, который так и рвался в бой. И для начала он рванул на север и прошелся огнем по Южной Шотландии, выпустив пар, скопившийся после Баннокбурна. Эдуард лично возглавил армию лучников в победоносной битве против шотландских копьеносцев при Халидон-Хилле близ Берика в 1333 году и вернулся в Лондон, приветствуемый восторженными жителями как «новый король Артур». Он вкусил не только победы, но и мести.
Именно тогда король Франции Филипп VI совершил роковую ошибку, раззадорив молодого и дерзкого правителя.
В мае 1334 года Филипп пригласил к себе десятилетнего короля Шотландии, Давида II, чтобы мальчик мог укрыться от англичан, и предупредил Эдуарда III, чтобы тот прекратил запугивать малютку Дэйви. Это была провокация чистой воды, поскольку посредством такого предупреждения Филипп напомнил старую французскую дразнилку о том, что король Англии является вассалом короля Франции. Заявление Ричарда Львиное Сердце, будто король Англии подчиняется одному только Богу, похоже, совсем не убедило французов. И словно подливая масла в огонь, епископ Руана прочитал проповедь, радостно объявляя о том, что шеститысячная французская армия готова выступить на защиту Шотландии от английских завоевателей.
Так что король Эдуард сделал то, что на его месте сделал бы любой здоровый и энергичный англичанин: он заявил о своих правах на французский трон.
Все королевы незаконны, но некоторые менее незаконны, чем остальные
Мать Эдуарда, Изабелла, уже пыталась истребовать для себя французский трон в 1328 году. Она была сестрой недавно скончавшегося короля Франции Карла IV, который оставил после себя единственного наследника — малышку дочь. Изабелла не замедлила объявить себя наиболее подходящей кандидатурой на роль преемника. Однако ассамблея, собравшаяся на дебаты о наследовании трона, отказала Изабелле, ссылаясь на то, что, как записал хронист Жан Фруассар, «Французское королевство настолько величественно, что не должно попасть в женские руки».
Между тем вакантный трон захватил Филипп VI, тридцатипятилетний чемпион рыцарских турниров, в распоряжении которого имелась большая армия — весьма веский аргумент в спорах о том, кому быть средневековым правителем. И Эдуард III, казалось, уже забыл о притязаниях своей матери на французскую корону, когда в 1334 году Филипп совершил ту самую ошибку, объявив себя сторонником Шотландии.
Раздувал ссору и близкий ко двору Эдуарда французский аристократ и интриган, пятидесятилетний бонвиван по имени Робер д’Артуа. Робер, приходившийся шурином королю Филиппу VI, сбежал в Англию, после того как, по слухам, отравил свою тетю при попытке украсть ее наследство. Если даже так, то это мелочь по тем временам, конечно, но Робер был приговорен к смерти и изгнан из страны. Когда Филипп VI объявил о том, что любой, кто приютит Робера, станет его заклятым врагом, Эдуард с радостью принял изгоя, жаловал ему титул эрла и предоставил три замка. Если это был вызов, то недвусмысленный.
31
«Черная смерть» — название чумы в Европе в XIV веке. — Примеч. пер.
32
Луковый суп (фр.) — Примеч. пер.