Труды. Джордано Бруно

Диксон. Кроме того эта форма определена и ограничена материей, так как, имея в себе способность установить частности бесчисленных видов, она ограничивается установлением одного индивида; и, с другой стороны, потенция неограниченной материи, могущей принять любую форму, приходит к ограничению одним видом, так что одна есть причина определения и ограничения другой.

Теофил. Очень хорошо.

Диксон. Итак, вы известным образом согласны с мнением Анаксагора, называющего частные формы природы скрытыми, отчасти с мнением Платона, выводящего их из идей, отчасти с мнением Эмпедокла, для которого они происходят из разума, и известным образом с мнением Аристотеля, для которого они как бы исходят из потенции материи?

Теофил. Да, ибо, как мы уже сказали, где есть форма, там есть известным образом все; где есть душа, дух, жизнь, там есть все. Формообразователь есть интеллект для идеальных видов и формирует их; если он не извлекает их из материи, то все же не выпрашивает их вне ее, так как этот дух наполняет все. Полиинний. Я хотел бы знать, каким образом форма является душою мира повсюду, всею, если она неделима. Она, следовательно, необходимо должна быть весьма велика, даже бесконечного размера, если утверждается, что мир бесконечен.

Гервазий. Есть достаточное основание, чтобы она была большой. Так утверждал также о нашем господе один проповедник в Грандаццо, в Сицилии, где в знак того, что последний присутствует во всем мире, он соорудил распятие столь большого размера, как церковь, наподобие бога-отца, для которого эмпирейное небо служит балдахином, звездное небо - сиденьем и у которого столь длинные ноги, что они касаются земли, служащей ему скамеечкой. К нему пришел с вопросом один крестьянин, говоря: “Уважаемый отец мой, сколько же локтей сукна потребуется, чтобы сделать ему штаны?”, а другой сказал, что не хватило бы всего гороха, фасоли и бобов из Мелаццо и Никозии, чтобы наполнить ему брюхо. Итак, вы видите, что также и эта душа мира не сделана по этому образцу.

Теофил. Я не знаю, как ответить на твое сомнение, Гервазий, но легко могу ответить на сомнение маэстро Полиинния. Все же я скажу с известным уподоблением, чтобы удовлетворить просьбу обоих, так как я хочу, чтобы также т вы унесли какой-нибудь плод от наших рассуждений и разговоров. Итак, вкратце вы должны знать, что душа мира и божество не целиком присутствуют во всем и во всякой части таким же образом, каким какая-либо материальная вещь может там быть, так как это невозможно для любого тела и любого духа; они присутствуют таким образом, который нелегко вам объяснить иначе, как так: вы должны заметить, что если о душе мира и о всеобщей форме говорят, что они суть во всем, то при этом не понимается - телесно и пространственно, так как таковыми они не являются и таким образом они не могут быть ни в какой части; но они суть во всем духовным образом. Так например, грубо говоря, вы можете вообразить себе голос, который есть весь во всей комнате и в любой ее части, так как отовсюду он слышим весь; так эти слова, которые я произношу, слышимы все всеми, даже если бы присутствовали тысячи; и мой голос, если бы он мог распространиться по всему миру, был весь во всем. Итак, я говорю вам, маэстро Полиинний, что душа не является неделимой как точка, но известным образом она неделима как голос. И я отвечаю тебе, Гервазий, что божество не есть во всем как бог из Грандаццо во всей его капелле, так как последний, хотя и находится во всей церкви, но голова его в одной части, ноги - в другой, руки и бюст - в новой и новой части. Но это находится все в любой части, как мой голос слышим весть из всех частей этого зала.

Полиинний. Я прекрасно понял.

Гервазий. Я же воспринял ваш голос.

Диксон. Я верю, что касается голоса; что же касается утверждения, я думаю, что оно вошло в одно ухо и ушло через другое.

Гервазий. Я думаю, что оно здесь еще и не вошло, так как уже поздно и часы, что у меня в желудке, указали час ужина. Полиинний. Это значит, то есть, что ты помышляешь о еде.

Диксон. Итак, достаточно. Завтра мы соберемся, чтобы рассуждать, быть может, о материальном начале.

Теофил. Я вас буду поджидать, или вы меня поджидайте на этом месте.

Конец второго диалога

ДИАЛОГ ТРЕТИЙ

Гервазий. Время уже наступило, а они еще не пришли. Так как у меня нет никакого другого занятия, которое бы меня увлекало, я хочу заполнить свое время тем, чтобы послушать, как они рассуждают. От них я могу получить различные сведения о шахматах философии, во всяком случае я хорошо провожу время благодаря сверчкам, поющим в этом испорченном мозгу педанта Полиинния. Он заявляет, что желает судить, кто правильно говорит, кто лучше рассуждает, кто совершает непоследовательности и ошибки в философии, когда же затем наступает время ему самому высказаться с своей стороны, он, не зная, что преподать, начинает тебе вытягивать изнутри своего ветром подбитого педантства салат изречений из латинских и греческих фраз, которые никогда не приходятся кстати к тому, что говорят другие; поэтому нет слепца, который бы без особой трудности не мог увидеть, насколько он глуп в своем образовании, между тем как другие мудры в своей необразованности. Но вот и он, честное слово! Он так идет, что кается, делая шаги, и то умеет продвигаться по-ученому. Господин магистр, благополучно прибыли?

Полиинний. Этот магистр меня не интересует, потому что в наше развращенное и ужасное время это звание стали придавать не только мне равным, но и любому цирюльнику, чернорабочему и кастратору кабанов; дается же совет: не называйтесь учителями.

Гервазий. Как же следует к вам обращаться? Нравится вам - достопочтеннейший?

Полиинний. Это священническое и клерикальное.

Гервазий. Не подойдет ли - знаменитейший?

Полиинний. Оружие уступает место тоге.

Гервазий. А кесарское величество?

Полиинний. Воздайте кесарево кесарю.

Гервазий. Итак, примите господин; оставьте название громовержца, отца богов. Вернемся к нам; почему вы все так запоздали?

Полиинний. Я думаю, что и остальные так же занялись каким-либо другим делом, как я, чтобы не пропустить этого дня без строчки, занялся созерцанием отпечатка глобуса, называемого вульгарно картой земных полушарий.

Гервазий. Что же вы делаете с картой земных полушарий?

Полиинний. Я созерцаю части земли, климаты, области и страны; их всех я прошел в идеальном представлении и многие из них и в действительности, своими ногами.

Гервазий. Я хотел бы, чтобы ты когда-нибудь поразмыслил над самим собою, так как мне кажется, что это более важно для тебя, и я уверен, что об этом ты мало заботишься.

Полиинний. Да не будет недоброжелательства в слове; таким путем я с гораздо большим успехом прихожу к познанию самого себя.

Гервазий. А как ты меня в этом убедишь?

Полиинний. Тем, что от созерцания макрокосма легко, сделав необходимое умозаключение от подобного, прийти к познанию микрокосма, частицы которого соответствуют частям первого.

Гервазий. Так что мы найдем внутри нас луну, Меркурия и другие звезды, Францию, Испанию, Италию, Англию, Калькутту и другие страны?

Полиинний. Почему нет? По известной аналогии.

Гервазий. По известной аналогии я думаю, что вы великий монарх. Если бы вы были хоть женщиной, я спросил бы, нельзя ли в вас поместить какого-нибудь парнишку или одно из тех растений, о которых говорит Диоген.

Полиинний. Ах, ах! Это некоторым образом забавно. Но это положение не подходит к мудрецу и эрудиту.

Гервазий. Если бы я был эрудитом и считал себя мудрецом, я не видел бы, чему учиться вместе с вами.

Полиинний. Вы - да, но я прихожу не для того, чтобы учиться, ибо мое же дело - учить, для меня также важно судить тех, кто желает учить; поэтому цель моего прихода иная, чем та, ради которой должны приходить вы, кому приличествует быть новичком, начинающим, учеником.

Гервазий. Ради какой цели?