Страница 7 из 37
…Своих я догнал уже за городом. Они шли, растянувшись в длинную колонну.
Вскоре нас стали обгонять пустые автомашины, будто не замечая сигналов солдат. Тогда я поставил свой мотоцикл поперек шоссе, вытащил пистолет и под угрозой оружия задержал несколько машин. Мы быстро погрузились и благополучно добрались до расположения авиационного полка в Вильно. Только ночью я наконец разыскал своих сослуживцев — Романовского и Мицкевича. Они сообщили мне, что в пять часов утра все офицеры должны явиться к майору Домбровскому.
Ровно в пять мы были на месте. Майор кратко ознакомил нас с тяжелым положением на фронте и сообщил, что все летчики, и кадровые, и призванные из запаса, не имеющие сейчас машин, незамедлительно будут отправлены поездом в Латвию, а оттуда во Францию, где и примут участие в боевых действиях против Германии. Неявка к поезду будет расцениваться как дезертирство.
Мы разошлись по казармам, наскоро собрались и строем отправились на вокзал. Здесь нас ждал уже вагон, прицепленный к паровозу под парами. Майор Домбровский втолковывал машинисту, что тот должен ехать до самой границы с предельно возможной скоростью и не останавливаться ни на одной станции. В беседе с нами он объяснил наконец, что эвакуация полка из Лиды осуществлена в связи с переходом 17 сентября советскими войсками польской границы. Через буржуазную Латвию, с которой достигнуто соглашение о пропуске польских войск на запад, мы направимся во Францию, где и получим новые самолеты. Однако и на этот раз, как показало ближайшее будущее, планы нашего военного руководства оказались несостоятельными, а мы вскоре очутились за колючей проволокой.
…На первых порах латышская администрация приняла нас очень сердечно. Разместили нас близ границы, в летнем военном лагере, и неплохо кормили. За нами сохранялась и полная свобода перемещения.
Однако так продолжалось недолго.
Вскоре территорию лагеря обнесли колючей проволокой, выставили часовых, ограничили возможность выходить в город. Было объявлено, что мы интернированы, и небольшими группами нас начали высылать в глубь страны. Подхоронжих (приказ о нашем производстве в офицеры все еще не поступил) с офицерскими мундирами в чемоданах направили в конце сентября вместе с подофицерами и рядовыми в Литен — лагерь, расположенный в двухстах километрах восточнее Риги. Только уже здесь узнали мы о масштабах разрушений и жесточайшем терроре на оккупированных Германией территориях. Потрясение было огромным. Жгучая горечь поражения заставляла глубже вдуматься в его причины, но одно было ясно и бесспорно: нужно продолжать борьбу за свободу родины всюду, где только представится возможность. Такая возможность, невзирая на непонятную для нас пассивность союзников, имелась во Франции и Англии. В Париже генерал Сикорский образовал польское эмигрантское правительство и приступил к формированию Войска Польского. Туда устремлялись и наши помыслы.
Оптимисты среди нас полагали, что к весне французские войска из-за линии Мажино, поддержанные английской авиацией, разгромят гитлеровскую армию.
В ноябре нас известили, что все выпускники школ подхоронжих произведены в офицеры с присвоением воинского звания «подпоручник». Примерно в это же время стало известно, что латышские власти под нажимом немецкого посольства потребовали ликвидации в Латвии польских дипломатических представительств. Однако неофициальная эвакуация польских военнослужащих, находившихся в трех лагерях: Литене, Лиласте и Ульброке, все-таки продолжалась. Часть летчиков уже выехала на запад.
В декабре 1939 года с молчаливого согласия латышских властей нас перевезли в лагерь Лиласте, живописную местность на берегу моря неподалеку от Риги. Отсюда в штатском платье нам предстояло переправиться на самолетах в Швецию.
Но этим планам не суждено было сбыться — активное противодействие немецкого посольства, ссоры и склоки среди польских офицеров, отсутствие необходимых финансовых средств помешали эвакуации польских военнослужащих на запад.
В конце февраля нас взбудоражила сенсация: распространились слухи, что британское посольство начало переговоры с латышскими властями об эвакуации польских летчиков в Стокгольм. Признаться, мы встретили эти слухи с недоверием. И действительно, дело вскоре прояснилось. Оказывается, речь шла о вербовке в авиационные отряды, создаваемые западными союзниками в Финляндии для оказания помощи финской армии в войне против Советского Союза. Оставалось только поражаться той энергии, с какой Англия и Франция взялись за осуществление этой акции. Ведь те же самые державы во время сентябрьских событий не оказали нам никакой поддержки. Несмотря на подписанные соглашения, вся их помощь ограничилась одними обещаниями. Вербовку в наемные отряды мы бойкотировали, считая, что главная наша цель — борьба с гитлеризмом. 12 марта 1940 года Финляндия подписала мирный договор с Советским Союзом, и давление на нас в этом плане прекратилось.
Рассчитывать на выезд из Латвии при помощи бывших сотрудников нашей дипломатической службы, вступавших в контакты только со старшим офицерством, не приходилось. Мы были обмануты и оставлены на произвол судьбы. Между молодыми офицерами и военной элитой назрел и все углублялся конфликт, особенно когда мы ближе присмотрелись к взаимоотношениям в среде старшего офицерства. Нам претили постоянные ссоры, мелочные склоки, скандалы, чванство и угодничество.
Мы все чаще стали задумываться над проблемами международной политики и анализировать причины столь быстрой катастрофы нашего государства. Невольно возникал вопрос: почему Запад оставил нас в одиночестве в сентябре 1939 года? Зрели антипатии к своим политическим деятелям и политикам западных держав.
Поражение Франции натолкнуло нас на новые размышления. Наши союзники оказались не так сильны, а победа не так близка, как рисовалось в нашем воображении. Будет ли в состоянии одна Англия решить судьбы войны? Стали раздаваться голоса, что противостоять гитлеровской агрессии можно лишь в союзе с СССР.
Весной 1940 года в Латвии начала меняться политическая обстановка. Жившие здесь немецкие меньшинства, так называемые балтийские немцы, стали выезжать в рейх. Среди латышей ширились просоветские настроения.
После бегства немецкого населения влияние фашиствующих и пронемецки настроенных элементов и организаций значительно ослабло. Левые силы начинали приобретать все больший авторитет и укрепляли свои позиции. В августе 1940 года вновь избранный парламент принял решение о присоединении Латвии к СССР на правах союзной республики. Мы оказались на территории Советского Союза.
Вскоре нас известили о переводе из пограничного района в глубь территории СССР. А через несколько дней эшелон уже увозил нас на восток.
Утром 5 сентября поезд остановился где-то на запасных путях. На станции мы увидели надпись: «Козельск». Построились в колонну и зашагали по дороге. За час миновали городок с широкой главной улицей сплошь из деревянных домов. Потом перешли мост и вдали, на холме, увидели старинный монастырь. Когда голова колонны приблизилась к воротам, на стены монастыря высыпали люди в польских мундирах. Это были интернированные из литовских и латышских лагерей, прибывшие незадолго перед нами. Посыпались вопросы о друзьях, о родственниках. Выкрикивались имена — искали знакомых.
Раскрылись ворота. Перед нами широкая улица, по сторонам переулки, вдоль них небольшие деревянные строения — целый город. На главной улице несколько двухэтажных домов, тут же каменное здание, как выяснилось позже, — больница, чуть дальше дом с большими окнами — клуб.
Нам выдали чистое белье, матрацы и развели по комнатам. Летчиков, от подпоручника до капитана, расквартировали в двухэтажном деревянном здании напротив церкви.
На моем этаже собрались парни моего года призыва — Збышек Романовский, Игорь Мицкевич, Сербей и Куровицкий, а также Герич и Ясинский из демблинской школы подхоронжих, Медард Конечный и Лопацинский из 5-го полка, Тадек Юскевич и несколько подхоронжих, призванных из запаса.