Страница 42 из 73
— Раз ко мне,— рассказывала она мне,— пришла из деревни (мне тогда было четырнадцать лет) женщина, жаловавшаяся на глаза. Моя мать ей дала шпанских мух. Она, вместо того, чтобы приложить их к затылку, наложила прямо на глаза. На другой день, когда мы зашли в избу, у этой женщины, разумеется, оба глаза лопнули.
Рассказывая мне это и помирая со смеху своим нестерпимым смехом, она передвигала ножки и подымала их в уровень с своими глазами, опускала их на пол и била каданс.
— В другой раз, в том же году, пришли просить о больной ноге, мать дала для натирки ноги меркурияльную (ртутную – Д.Т.) мазь. Больная женщина приняла всю мазь эту сразу внутрь; рвота и ужасные колики не замедлили явиться; она страдала ужасно. Моя гувернантка пришла осмотреть ее и решила, что больная отравлена. Еще бы! Молодая женщина умерла в престарелые годы, страдая, правда, часто желудком и зубною болью. Я ей, Христа ради, велела за птицами смотреть. Она получала по смерть свою месячную порцию. Мне мой приказчик ска-
168
зывал, что она очень хорошо умерла: накануне была у причастия.
Генеральша набожно перекрестилась.
Я, кажется, вовсе забыла сказать о ее наружности. Она была смугла, но живой румянец освещал ее лицо, ее черные глаза выражали страстность ее натуры; тело ее было сплошь покрыто темными и вьющимися волосами: плечи, грудь, спина, руки — все было сплошь покрыто волосами, кроме лица и кистей рук. Говорят, что это признак ее горячего темперамента.
Я пошла к моему князю и каюсь в тех неистовствах, которые я производила. Я не от злого сердца им предавалась — такова была вся обстановка, как-то было неловко иначе действовать. Сначала я только смотрела... 1
Я несколько раз переходила из моего нового апартамента в помещение г-жи Жаксон. Генеральша все там заседала. Я шныряла взад и вперед. И в новом моем помещении мне было интересно оставаться и осмотреть все, что я там находила, но сама генеральша представляла для меня животрепещущий интерес. Она была покрыта багровыми, бурыми пятнами, глаза ее блистали сверхъестественным фосфорическим светом. Мистрис Жаксон надевала железа2 на большой палец только что разжалованной наложницы. Она очень скоро созналась во всем: греческий негоциант три раза приходил к вдове, и она посылала тогда за сестрой; они обе получили тогда четыреста пятьдесят рублей ассигнациями, которые и поделили вместе. Мистрис Жаксон ее спросила, знала ли она, что грек обращался наперед к ней самой. Игра наручников скоро ее заставила отвечать, что — да. «Значит, ты знала, что это воровство»,— и несколько раз ударила ее нагайкой по голове и плечам. Она стала допрашивать вдову, но, воля твоя, у меня духа не хватает все эти ужасы тебе передавать. Я снова пошла к князю. Вообще я все шныряла взад и вперед.
Князь был видимо доволен, что развязался с тремя сестрами, и передавался своей новой страсти с пылом юноши. Я перебрала целый магазин, который был навален в сундуках. Очень дорогие платья лежали в кусках,
_____________________
1Пропуск в подлиннике.
2В оригинале, приводимом переводчиком в тексте в скобках, стоит: poucettes anglaises.
169
три очень драгоценные шали, золотые цепи, браслеты и даже бриллианты попадались, но редко. Князь отправился в клуб. После обеда я прибрала немного в комнатах и писала мои письма. Вошли княжны, я у них спросила, что делает генеральша.
— Она заперлась с своим адъютантом и читает набожные книги,— сказала одна из племянниц и залилась громким смехом.
На другой день княжны пришли меня будить в девять часов. Мы вошли к генеральше около половины одиннадцатого, она уже была почти одета. Красивый адъютант, очень похожий на быка, сидел у нее с книгой в руках.
— Майор мне читал св. Евангелие, ничто так не успокаивает. Он мне вчера вечером читал поэзию и отчасти романы. Он мне так предан...
№ 110. <Г-ЖЕ ДЕЛОЖ>
Екатеринослав. Вторник, 7 мая 1839 года
Я была очень рада сблизиться с мистрис Сквейрс: она так много видела достопримечательного. Она жила то в Париже, то в Лондоне; замуж она вышла в Париже в 1822 году, ей тогда было с небольшим двадцать лет. Они приехали в Харьков; он тогда же поступил в России на службу и сделался профессором английского языка в чине полковника.
— Нас привез граф Головкин. Мы отправились в Одессу к графу Воронцову в 1824 году. От этих переездов мы не стали богаче, и я должна была поступить в гувернантки при молодой Н. Это было в 1826 году. Потом я была гувернанткой у графа Потоцкого и при маленьких графинях Паленых. У графа Потоцкого счастье мне улыбнулось: я много тратила денег и ничего себе не нажила. Теперь я состою при княжнах и помогаю моей матери и дочери. Мы живем, слава богу, в довольстве.
Генеральша прервала наш разговор; она вошла в сопровождении мистрис Жаксон. Мистрис Жаксон начала расценивать вещи и предложила мне десять тысяч франков за все. Генеральше предложила двадцать. Тут было на пять тысяч одних платьев в кусках, масса кружев, золотые цепи, серьги, браслеты. Я оставила за собой немного кружев, салоп бархатный, только что
170
принесенный, два канделябра из Трианона, чудо из чудес. Они принадлежали королеве Марии-Антуанетте. Тут вошел князь, который мне вручил половину своего выигрыша. Он меня на счастье заинтересовал в своей игре. Это были десять тысяч франков, которые мне слетели с неба. Я кинулась целовать князя, но генеральша не того была мнения; она ему решительно сказала, что это мне не цена и что я стою гораздо более.
№111. <Г-ЖЕ ДЕЛОЖ>
Понедельник, 13 мая 1839 года
Князь у меня спросил, помню ли я, что ему обещала ужинать у мистрис Жаксон. Я ему отвечала: вы, верно, чересчур богаты? Он вынул пакет и передал его мне.
— Против таких сильных доводов отказа не бывает,— отвечала я ему, смеясь.
— Я непременно буду. Я вернусь из собрания в полночь. Я зайду за вами. Да не бойтесь же. Вы дрожите. Для вас ни малейшей опасности нет.
Я удалилась после обеда, ссылаясь на ужасную мигрень. Я разделась и села писать письма. Генеральша заходила узнать о моем здоровье. Девушка сказала, что я дремлю.
№ 112.
Вторник, 14 мая 1839 года
Я видела ужасные сны, начинался даже бред. Я видела двух девок, зарезанных в моем присутствии, и вскакивала спросонья. От таких ужинов я навсегда отказываюсь. Я скоро начну воды пить. Мне пишут, что их привезли. Ольщанский мне пишет и зовет домой. Меня кое-какие дела еще задерживают здесь.
№ 113. <Г-ЖЕ ДЕЛОЖ>
Понедельник, 29 июля 1839 года
Я получила письмо от Михаила К.; он меня звал в Одессу, лежа на смертном одре. Я к нему была очень привязана и очень его любила. Он в субботу на пасху занемог и потерял много крови. Я не осталась с ним потому, что г. Гелль не выносил его. Дурные толки
171
ходили на наш счет. Он мне писал письмо за письмом в течение четырех месяцев, но я все время не верила в его болезнь и не торопилась приехать. Когда я увидела его, была только тень его. 23 июля он скончался. Я вернулась в Аделаидино и никого не принимала. Я занималась исключительно моим хозяйством и моими делами. Я весь свет возненавидела. Один Ольщанский делал исключение.
№ 114. Г-ЖЕ Д<ЕЛОЖ>, УРОЖДЕННОЙ МЮЕЛЬ
Аделаидино. Суббота, 3 августа 1839 года
Я снова возвращаюсь к тени моего любимого К. Г. Гелль понапрасну препятствовал моей любви. Я его еще больше люблю мертвого, чем живого. Он требовал развода и приготовил двести тысяч франков, чтобы мой муж дал согласие на развод. Мы должны были обвенчаться в Молдавии. Я бы теперь владела состоянием, которое оценивают в три миллиона франков. Вместо их я сохраняю лишь двести тысяч франков. Я проиграла мою партию. Я так глупо играла1.