Джон Локк

Таким образом, в обосновании путей происхождения человеческого знания теория познания Локка представляла картину напластования номиналистских и концептуалистских аргументов. И в то же время совершенно очевидна тенденция выхода из пределов традиционного концептуализма, признания общего не только как результата деятельности разума, но и общего в самой природе — «реальной сущности вещей», материальной субстанции. В объяснении эмпирического фундамента человеческого знания, т. е. «простых идей», Локк, как и Гоббс, стоит на позициях номинализма, утверждая, что нет ничего общего ни в вещах, ни в идеях. Эта номиналистическая линия у Локка совершенно отчетлива и тогда, когда он объясняет общие идеи как просто сложные, т. е. как результат суммирования простых идей. Но именно в объяснении природы общих идей Локк делает по сравнению с Гоббсом значительный шаг вперед к материалистическому пониманию познавательного значения общего в рациональном знании природы. Гоббс отрицает «общее» как результат познавательной деятельности, для него общими являются только имена: «…всеобщее имя не обозначает, — подчеркивает Гоббс, — ни существующей в природе вещи, ни всплывающей в уме идеи (idea) или образа (phantasma); оно является лишь именем имени» (19, т. I, стр. 66).

В отличие от Гоббса у Локка общие слова относятся к таким результатам познания или явлениям познания, которые носят общий характер. Общие имена, по Локку, являются знаками общих идей. Нельзя не согласиться с Н. Д. Виноградовым, который писал, что «Локк является противником средневекового реализма, хотя в то же время его нельзя назвать и последовательным номиналистом, ибо для него общие идеи — не одни имена, а действительные продукты нашего мышления, запечатленные определенными терминами» (16, стр. 43).

Употребление имен, по Локку, обусловлено необходимостью не только общения людей, но и требованиями самого познавательного процесса, совершенствования знания, которое «расширяется благодаря общим воззрениям» (6, т. I, стр. 409).

Необычайная глубина мышления Локка как философа-материалиста как раз и проявилась в том, что в связи со стремлением обосновать обобщающую мощь человеческого знания он выдвинул свое учение о «реальных сущностях», т. е. объективных сущностях. Это «выводит» его теорию познания в XX в. с его огромными успехами в познании объективного мира[23]. Не случайно Беркли подверг критике теорию абстракции «Опыта».

Локковский метод обоснования общих идей посредством познавательной операции абстрагирования заключал два важнейших признака рациональной деятельности: отвлечение одних признаков вещей от других признаков и обобщение части отвлеченных признаков как основы репрезентации, обозначения материальных объектов.

Подвергая критике локковское учение об общих идеях как теоретико-познавательную предпосылку признания материальности вещей, Беркли писал: «При тщательном исследовании этого предположения, может быть, окажется, что оно в конце концов зависит от учения об отвлеченных идеях. Ибо может ли быть более тонкая нить отвлечения, чем различение существования ощущаемых предметов от их воспринимаемости так, чтобы представлять их себе, как существующие невоспринимаемыми?» (11, стр. 63); «в действительности предмет и ощущение суть одно и то же и потому не могут быть отвлечены друг от друга» (11, стр. 64).

Беркли выступал не только против идеи Локка об органической связи «отвлечения» и «обобщения», но и против «отвлечения» как предпосылки «обобщения». Беркли говорит о том, что в известном смысле можно признать наличие в человеческом познании общих идей: «…я отрицаю абсолютно существование не общих идей, а лишь отвлеченных общий идей» (11, стр. 43). Так, Беркли пишет: «Если говорится, например: изменение движения пропорционально приложенной силе; или: все протяженное делимо, то под этими предложениями должны быть подразумеваемы движение и протяжение вообще» (11, стр. 42). Но это общее истолковывается далее следующим образом: «…и однако отсюда не следует, что они возбудят в моих мыслях идею движения без движущегося тела или без определенных направлений и скорости или что я должен составить отвлеченную общую идею протяжения, которое не есть ни линия, ни поверхность, ни тело, ни велико и ни мало, ни черно, ни красно» (11, стр. 42).

Последнее разъяснение Беркли представляет собой попытку подменить один вопрос другим: возможно ли в природе в чистом виде движение или протяжение и возможно ли в человеческом сознании отделить, отвлечь сопутствующие движению обстоятельства или связанные с протяжением другие свойства тел? Беркли пытается доказать, что отвлечение, если оно исходит из необходимости выделить общее в ряде явлений, тем самым якобы является аргументом в пользу абсурдной мысли, согласно которой в природе признается движение, ни к чему не относящееся.

Но в отношении движения дело обстоит так же, как и в отношении числа. Энгельс писал: «Чтобы считать, надо иметь не только предметы, подлежащие счету, но обладать уже и способностью отвлекаться при рассматривании этих предметов от всех прочих их свойств кроме числа, а эта способность есть результат долгого, опирающегося на опыт, исторического развития» (1, т. 20, стр. 37).

Однако берклианская критика теории абстракции Локка была не только ретроградной реакцией на плодотворные идеи об отвлечении и обобщении как орудиях теоретического овладения эмпирическим базисом знания и возвышения над ним.

Беркли смог задавать Локку не только тенденциозно-субъективистские, но и имеющие в виду действительные слабости локковской теории вопросы. Так, в «Опыте» в рамках и номиналистической, и концептуалистической тенденций объяснения происхождения идей, при общем для номинализма и концептуализма признании мира собранием лишь единичных вещей оставалось теоретически уязвимым положение о том, что существует материальная субстанция, которой в знании соответствует идея, «материальная субстанция». Беркли спрашивал: если мир образуют лишь единичные вещи, если в его природе нет ничего общего, то как мы можем прийти к общему понятию «материя», «материальная субстанция», как мы можем утверждать, что эти понятия выражают действительную реальность? Поэтому утверждение Беркли, что «само понятие о том, что называется материей или телесной субстанцией, заключает в себе противоречие» (11, стр. 66), не только выражает полный разрыв с материалистическим сенсуализмом и эмпиризмом Локка, но и исходит из подмеченного Беркли действительного противоречия во взглядах последнего.

Теоретически уязвимы и другие моменты в локковском обосновании процесса абстрагирования. Локк не может объяснить, каким образом, опираясь на отвлечение как на процедуру мысленного отбрасывания одних чувственно воспринимаемых свойств вещей и на обобщение как на процедуру фиксации других свойств в качестве общих ряду предметов, мы получаем конкретно-чувственно невоспринимаемую идею «цвета вообще»[24].

Тупики локковского понимания абстракций — это тупики эмпирической в своей основе теории. Главную трудность для Локка составляет объяснение перехода от чисто эмпирических абстракций, которые в лучшем случае в состоянии обеспечить лишь решение задач систематизации, упорядочения изучаемого в науках материала, к рациональным абстракциям научной теории, вскрывающим глубинные, закономерные отношения действительности. Как справедливо отмечает А. Л. Субботин, «локковская теория общих понятий может быть рационально объяснена, если исходить из учета характера и запросов естествознания XVII–XVIII вв.» (38, стр. 116), которое по большей части, за исключением математики и механики, решало задачи накопления и систематизации новых знаний.

Это в равной мере справедливо и в отношении связи локковской теории абстракции с политической экономией. Маркс подчеркивал, что Локк был не только ученым, внесшим значительный вклад в развитие экономической науки, но «„философом“… [по преимуществу] политической экономии для Англии, Франции и Италии» (1, т. 23, стр. 402), что его философия «служила всей позднейшей английской политической экономии основой для всех ее представлений» (1, т. 26, часть I, стр. 371). В этой связи К. Маркс показал, что достоинства и недостатки локковской теории абстракции как в капле воды отражались в экономических абстракциях классиков английской политической экономии А. Смита и Д. Рикардо. Но именно потому, что теория образования абстракций Локка была развита с материалистических позиций, она и сегодня в объяснении эмпирических абстракций является необходимой, хотя и недостаточной предпосылкой научного понимания процесса познания.

23

Примечательно, что, согласно Локку, в математических объектах, которые мысленно «строит» математик, «реальные» и «номинальные» сущности совпадают (см. 6, т. I, стр. 550).

24

Отдельно следует сказать о репрезентативной теории абстрагирования Беркли. Эта теория, как отмечает И. С. Нарский, во-первых, «основывалась на принципе атомарности перцепций» (30, стр. 101), во-вторых, на тезисе, согласно которому любой из элементов некоторого класса чувственно воспринимаемых вещей может считаться «репрезентантом», представителем всех этих чувственных вещей вообще, и, в-третьих, на фактическом устранении понятий, в которых Беркли отказывается видеть своеобразный и отличающийся от перцепций и представлений результат абстрагирования. Локк стоит на позиции репрезентативной теории абстрагирования постольку, поскольку для его теории характерен сенсуалистический номинализм. Но концептуализм Локка, а также признание роли таких абстрактных понятий, как «материальная субстанция», «реальная сущность», отличают его теорию от берклианской. Впрочем, сам Беркли в трактате «О движении» (1723) отчасти отходит от своей репрезентативной теории абстрагирования, в какой-то мере предвосхищая неопозитивистскую концепцию абстракций как логических конвенций.