Вивекананда

Разумеется, эти представления (а многие из них были заимствованы индийскими мыслителями XX в. от Ауробиндо Гхоша до Ганди) принципиально несостоятельны. Социалистическое общество не может возникнуть без коренного преобразования классовой структуры и имущественных отношений. Такое преобразование невозможно без борьбы. Не над этой борьбой, а в сфере ее оказывается и такое духовное порождение старого мира, как религия. «Беспристрастного», стоящего вне борющихся сторон «арбитра» в этой борьбе вообще не существует…

Все это так. И тем не менее заслуги Вивекананды как человека, который одним из первых высказался за некапиталистическое развитие Индии, неоспоримы. Величайшую роль в истории индийской социальной мысли нового времени сыграли его идеи необходимости радикально-демократических преобразований (включая ликвидацию кастовых перегородок, неравенства мужчин и женщин, неравенства в сфере национальных отношений и т. д.) народа как силы, призванной провести в жизнь эти преобразования и, наконец, слияния в одном потоке национально-освободительной борьбы и борьбы против эксплуатации и угнетения.

В заключение отметим еще одно существенное обстоятельство[32]: Вивекананда видит связь движений за социализм и освобождений колоний с движением за мир. Ведь источник войны для него — корыстные интересы тех самых правящих «вайшьев», против которых направлены оба первых движения. Характерно, что он считает одной из основ величия Индии в прошлом ее приверженность идее мира (см. 8, 3, 106) и предвидит, что ей суждено сыграть важную роль в установлении мира на планете.

Сквозь дымку романтических иллюзий и утопических пожеланий Вивекананде все-таки удалось достаточно отчетливо — а порой и просто поразительно точно — различить контуры будущего.

Заключение

Семь десятилетий отделяют нас от последних дней Вивекананды. Совсем немного по масштабам обычного исторического времени, но не так уж мало по масштабам XX в. Быть может, никогда ранее «испытание временем» не было столь быстрым и решительным: многие учения оказались устаревшими, едва успев родиться, многие имена после стремительного взлета к апогею славы столь же стремительно стали терять эту славу. Имя Вивекананды не принадлежит к их числу. Мы уже видели, впрочем, насколько безразличной была для него личная слава сама по себе, то, что его действительно волновало, — это судьба его мыслей и дел, его замыслов и начинаний. Каковой же оказалась эта судьба?

Обычно, говоря о ней, останавливаются прежде всего на истории созданной Вивеканандой «Миссии Рамакришны». История эта лучше всего изложена в фундаментальной работе Свами Гамбхирананды (54). И надо сказать, она впечатляет: к середине нашего века «Миссия» превратилась в обширную организацию, имеющую свыше ста филиалов в Индии и за ее пределами, располагающую десятью издательскими центрами и выпускающую несколько десятков периодических изданий, контролирующую и направляющую работу десятков поликлиник и госпиталей, колледжей и школ…

Однако к деятельности «Миссии» отнюдь не сводится судьба всех начинаний Вивекананды. Его замыслы были значительно шире того, что могло быть реализовано в рамках этой организации: ведь, скажем, кампании по борьбе с голодом, болезнями, неграмотностью были важны для него не только сами по себе, не просто как комплекс филантропических мероприятий, но как средство подъема национального самосознания, осознания нацией своего единства и своей силы. В этом смысле подлинным наследником Вивекананды оказалась не столько «Миссия», сколько национально-освободительное движение, идеология которого формировалась в значительной мере под влиянием его неоведанты.

Надо сказать, что в начале нашего века это хорошо понимали не только его друзья, но и враги. Еще при жизни Вивекананды эти враги публично упрекают его в том, что он выступает в религиозных спорах с позиций кшатрия, а не брахмана, чрезмерно сближает религию с политикой, поступает порой скорее так, как это приличествует политическому, а не религиозному деятелю и т. д. (см. 97, 913). По стопам индийских ортодоксов шли английские полицейские: накануне первой мировой войны в помещениях «Миссии Рамакришны» производятся обыски, изымаются ее архивы, «исследуется» рукописное наследство Вивекананды. И хотя «Миссию» обличить в «подрывной деятельности» не удается, специальная комиссия, созданная колониальными властями, делает вывод о злокозненных националистических устремлениях ее создателя (см. 54, 214).

«Интерес» полиции к наследию Вивекананды был далеко не случаен: с его именем ей приходилось в те годы сталкиваться чуть ли не на каждом шагу. На встречах видных деятелей подпольных организаций регулярно участвуют (в начале века) его ученица — сестра Ниведита и его брат Бхупендранатх Датта; в Бенгале из рук в руки передаются письма Вивекананды, посвященные проблемам, которые стоят перед освободительным движением; при аресте революционеров у них среди прочей «крамольной» литературы изымаются и работы Вивекананды; наконец, возникают кружки патриотически настроенной молодежи, в которых обсуждаются средства и пути борьбы за свободу Индии и в то же время изучается — именно под этим углом зрения — вивеканандовская неоведанта. Впрочем, связи, которые, несомненно, прослеживаются между Вивеканандой и крупнейшими деятелями освободительного движения в Индии начала XX в., не столько организационного, сколько идеологического порядка. Содержащаяся в его трудах резкая критика либерального «попрошайничества», призыв к опоре на собственные силы и к отстаиванию самобытности во всех областях национальной жизни, признание оправданности — при известных условиях — насильственных средств борьбы, — все это не могло не импонировать радикальному крылу в индийском национально-освободительном движении. Созвучны ему были и демократические, эгалитаристские и антиквиетистские установки неоведанты. Не случайно существует глубокая внутренняя связь не только между социальнополитическими, но и между собственно философскими взглядами Вивекананды и одного из самых крупных теоретиков «экстремизма» — Ауробиндо Гхоша. Одним из первых эту связь выявил не кто иной, как Ромен Роллан, который считал Ауробиндо подлинным «интеллектуальным наследником» Вивекананды, «голосом Вивекананды, зазвучавшим вновь из костра» (32, 121).

Впрочем, нити идейного родства связывают Вивекананду не только с Гхошем, но и с Ганди. Ганди был несомненно созвучен призыв Вивекананды опираться на массы, а не на верхушку общества в борьбе за освобождение, его идея использования религии в политической жизни, его мысли о связи подлинного ненасилия с силой, а не со слабостью, с бесстрашием, а не с трусостью (см. 32, 112). Идейная близость обоих мыслителей проявляется порой в характерных деталях. Любопытно, что профессор Калькуттского университета С. К. Чаттерджи (89, 229) усматривает прямую связь между знаменитыми словами Вивекананды «Даридра Нараяна» («Нищие-боги») и излюбленным выражением Ганди «Хариджан» («Божественный человек») — так назывался журнал, в котором сотрудничал Ганди, одно из основанных им обществ и т. д. И у Вивекананды, и у Ганди эти слова применялись к членам низших каст, права и достоинства которых ими всячески отстаивались. Сам Ганди неоднократно подчеркивал, что идеи Вивекананды сыграли немаловажную роль как в его духовном развитии в целом, так и в формировании его политических убеждений (см. 32, 113).

В свете этих фактов представляются совершенно несостоятельными попытки, предпринимаемые порой и в наши дни, оторвать Вивекананду от традиций передовой, связанной с национально-освободительным движением философской и социальной мысли, представить его в качестве чисто религиозного — и притом ортодоксально-религиозного — деятеля. Абсолютизируя консервативные стороны наследия Вивекананды, такие признанные «вожди» индийской реакции, как М. С. Голвалкар (лидер шовинистической организации «Раштрия сваям севак сангх») и Ч. Раджгопалачари (бывший руководитель реакционной партии «Сватантра», выступавшей против некапиталистического пути развития Индии) стремятся выдать Вивекананду за своего единомышленника, сторонника традиционного индуизма, традиционной кастовой системы, традиционных суеверий и религиозного шовинизма (см. 39, 31). Они умело используют в своих целях некоторые (в сущности наиболее слабые) стороны его философии. Так, его аргументы в пользу «согласия» веданты и современной науки приводятся ими в качестве доводов в борьбе со сторонниками «безбожного коммунизма», аналогичным образом используются его мысли об особой роли религии в индийской культуре, всячески раздуваются и абсолютизируются наметившиеся у него азиацентристские тенденции. Но при этом остаются в стороне, намеренно игнорируются такие — исторически самые важные — аспекты индийского наследия Вивекананды, как его борьба с феодально-кастовыми установлениями, с религиозной ортодоксией, с идеологией империализма и колониализма. И уж совсем замалчивается тот кардинальный факт, что Вивекананда связывал надежды на лучшее будущее своей страны не с «морально мертвыми» представителями господствующих классов, а с борьбой трудящихся масс и выступал в качестве сторонника социализма.

32

На него обращает внимание Н. П. Аникеев в статье о Вивекананде, посвященной столетию со дня его рождения (16, 107).