Страница 16 из 34
Василий Николаевич уселся на кровати. Еще только семь часов, а эти ломовики под окнами уже успели где-то напиться и кричат, бранятся, запрягая лошадей.
Очень болит голова. Вялость сковывает тело. Поспать бы! Но теперь уже не удастся.
Вода в тазу за ночь нагрелась, и умывание не освежило. Да, июльская жара в Самаре дело нешуточное.
В дверь постучали. Сильно, требовательно. Так стучат только полицейские и почтальоны. Сонливость как рукой сняло. Открывать или… А что — или?
Соколов осторожно подошел к окну. Прячась за выступ рамы, посмотрел во двор. Извозчики уехали, во дворе пусто. Полицейских не видно. Значит, открывать…
Почтальон ворчит. Ему тоже жарко.
Расписавшись, Мирон запер дверь. И кому это в голову взбрело посылать заказные письма прямо к нему на квартиру? Есть специальные адреса, есть почтамт, наконец. Вскрыл конверт. Из него вывалились две зеленые бумажки. Накладные на получение груза в самарском порту.
Что за дьявольщина! Груз — гудрон в ящиках…
Соколов заглянул в конверт, но там больше ничего не было. Накладная на предъявителя…
Какая-то ошибка, почта, наверное, перепутала. Да нет, на конверте его адрес, его фамилия. Откуда этот гудрон? И штамп отправителя не разобрать, очень блеклый.
Соколов достал лупу: «Баку».
Так, значит, гудрон от бакинских товарищей. Интересно, что он с ним должен делать, куда везти эти ящики?
Утро начиналось с загадок. Теперь он целый день будет думать об этом проклятом гудроне, а после обеда все равно нужно сходить в порт, узнать, не прибыл ли.
Жандармский унтер Гуськов совершенно сомлел в дежурной комнате.
В окно была видна спина городового. Белая рубаха на нем взмокла и прилипла к телу, даже на фуражке расплылось темное пятно от пота.
Порт не шевелился, грузчики едва таскали мешки и через каждые полчаса плюхались в воду.
Ломовые извозчики распрягли лошадей, а сами забрались под телеги, прямо на булыгу грузового двора.
Черный, как прокопченный котелок, портовый буксир с трудом подтягивал к причалу здоровенную баржу. Буксир дышал тяжело, словно и ему было невмоготу от этой адской жарищи.
Портовые рабочие, сняв рубахи и закатав штаны, тащили деревянный переносный кран.
«Наверное, снова бочки с нефтью прибыли, раз краном разгружать собрались», — лениво подумал Гуськов. Ему надо было выйти на причал, осмотреть баржу, но не было сил подняться.
Баржу наконец пришвартовали. Приладили и кран. Выбравшиеся из воды грузчики о чем-то заспорили с крановщиками. Двое грузчиков влезли на баржу я выкатили здоровенную железную бочку, обвязали ее веревкой, подцепили за крюк. Заскрипел ворот, бочка дернулась, отделилась от настила баржи, как-то нелепо перевернулась в воздухе и шлепнулась в воду.
Гуськов окончательно пришел в себя. Хотя его и не касалось это происшествие, но все же непорядок.
Гуськов, кряхтя, направился к причалу. Рабочие перетаскивали кран на новое место.
Соколов обогнул пакгауз и, скрываясь в его тени, стал спускаться к воде прямо по берегу, минуя лестницу, залитую солнцем. Трава выжжена, земля высохла, потрескалась. «Опять неурожай», — подумал Василий Николаевич, но тут же споткнулся и, едва удерживая равновесие, вылетел на дощатый помост. С разбегу он чуть было не свалил Гуськова.
Унтер охнул, когда его боднул головой в грудь какой-то здоровенный дядя, и, недолго думая, схватил Соколова за шиворот.
— Очумел, что ли?
Соколов рванулся. Инстинктивно. Ведь его держал не кто-нибудь, а жандарм! Но тут же пришел в себя.
— Пардон! Экая жарища… Я не очень больно вас?
Жандарм отпустил воротник рубашки, вытер усы и, не удостоив Соколова ответом, сделал несколько шагов. Потом резко обернулся.
— Непорядок-с! Вы по какому праву на грузовой пристани?
Час от часу не легче! И надо же ему было споткнуться! Показать накладные? А может быть, они только и дожидаются их предъявителя? Наверняка. Ведь жандарму на грузовой пристани делать-то нечего, здесь должен дежурить городовой.
— Да вот нога подвела… Шел себе спокойно, и вдруг она, подлая, и подвернулась… Ну, я и скатился вниз… Да вы не сердитесь, ведь без умысла. Сейчас поднимусь…
Жандарм заложил руки за спину, расставил ноги, всей своей позой давая понять, что не сдвинется с места, пока этого господина здесь и духу не будет.
Пришлось карабкаться наверх. Сегодня уже нельзя появляться на пристани. А завтра надо хорошенько осмотреться, прежде чем приходить сюда.
— Бере-гись!
Голос оборвался. Что-то грохнулось на настил причала.
Соколов оглянулся. Жандарм бежал к группе людей, обступивших большой деревянный ящик. При ударе о настил доски местами оторвались, и из ящика медленно, как бы нехотя, густым черным тестом выползал гудрон…
«Батюшки, гудрон в ящиках!.. Уж не на эту ли партию гудрона мои накладные?»
Соколов быстро перебрался к стене пакгауза и, прячась за ее выступом, стал наблюдать.
Грузчики снова ругались с крановщиком и рабочими. Ящик, слава богу, никого не придавил, но теперь нужно было опять двигать кран. На солнцепеке гудрон стал быстро растекаться, угрожая отрезать дорогу к крану. В суматохе, пока кран двигали, никто не заметил, как сквозь разбитые ребра большого ящика проглянул еще один, маленький, черный, добротно сколоченный.
Соколов уже больше не сомневался. Это действительно та партия гудрона, на которую накладные лежали у него в кармане. Он разгадал загадку, заданную ему бакинскими отправителями. В том маленьком ящичке — литература. Конечно, придумано здорово. Но вот бывают и такие оказии. Не налети он на жандарма, влетел бы прямо в тюрьму.
Пожалуй, пора и уходить.
Между тем маленький ящичек заметили рабочие, грузчики, они даже попробовали извлечь его из большого. Но растекающийся гудрон не подпускал близко. Достаточно поставить ногу, и она прилипала к обжигающей черной массе.
Жандармский унтер бегал вокруг ящика, как шелудивый пес вокруг кости. Кто-то успел крикнуть: «Контрабанда!» Прибежал городовой с досками. Их перекинули через лужу гудрона. Разбили до конца большой ящик. Но маленький так приклеился к остаткам гудрона и нижним доскам, что при первой же попытке его поднять, городовой только оторвал доску. Жандарм схватился за голову — в ящике лежали стопки каких-то не то книг, не то брошюр.
Соколов выбрался на набережную и торопливо зашагал в город.
Гудронный транспорт провалился. Накладные нужно сжечь и немедля поменять квартиру. Вернее, уже сегодня он не может вернуться к себе домой.
Как часто стали повторяться похожие ситуации! Так было в Смоленске, в Каменец-Подольске, теперь в Самаре.
Надо предупредить товарищей, чтобы они сейчас же «очистили» его комнату и передали по цепочке о провале. Вот ведь к чему приводит пренебрежение азбукой конспирации! Будь накладные посланы не по его адресу, а, скажем, на почтамт, он ничем не рисковал бы. Хотя, наверное, случилось бы худшее. Пока он ходил на почту, получал накладные, злополучный ящик разбили бы без него. Жандармам оставалось бы только дожидаться хозяина груза.
Богомолов добрался-таки до Астрахани, о которой мечтал в сырой, угрюмой уссурийской тайге.
Жить просто так, без риска, без приключений, он уже не мог, но бродяжничать больше не тянуло, охота надоела. Богомолов стал присматриваться к общественной жизни города.
Сначала ему показалось, что в этом отношении Астрахань просто заштатный городок. Ни тебе забастовок, ни шествий, ни покушений. А если верить слухам, в Центральной России, Прибалтике, Украине то и дело или губернатора прикончат, или какого-либо зверствующего жандарма. Правда, все это дело рук социалистов-революционеров, а Богомолов относился к ним скептически. Террором ничего не добьешься, да и правительство не запугаешь. Уж на что грозными были народовольцы, убившие Александра II, а все кончилось тем, что на престол взобрался Александр III…