Ангелы Опустошения

51

Лучше всего спускаться с горы как бы бегом, свободно размахивая руками и не тормозя при падении, ноги сами поддержат тебя – но О у меня не было ног поскольку не было башмаков, я шел «босяком» (как говорится) и отнюдь не топал большими певучими шагами вниз по тропе колотя себе вперед тра-ля-ля я едва мог с ужимками переставлять их такими тонкими были подошвы а камни такими внезапными что некоторые оставляли резкие синяки – Утречко Джона Баньяна, единственное что мне оставалось чтоб отвлечься – Я пытался петь, думать, грезить наяву, делать то что делал у печки опустошения – Но Карма твоя тропа расстелена для тебя – Иначе бы не вышло сбежать в то утро израненных изодранных ног и горящих от боли бедер (и неизбежных жгучих мозолей как иголок) и задышливого пота, налета насекомых, чем мог сбежать я и чем могли сбежать вы будучи вечно поблизости дабы пройти сквозь пустоту формы (включая сюда пустоту формы вашей хнычущей личности)  – Я должен был это сделать, не отдыхать, единственная моя забота удержать лодку или даже потерять лодку, О какой сон мог бы у меня быть на этой тропе в ту ночь, полная луна, но полная луна светила и на долину – к тому же там слышалась музыка по-над водой, плыл сигаретный дымок, играло радио – Здесь же всё, жаждущие ручейки сентября не шире моей ладошки, выдавая воду водой, где я плескался и пил и мутил эту воду чтоб идти дальше – Господи – Как сладка жизнь? Так же сладка

– на ржавой усталой тропе – усеянной комьями из-под копыт мулов минувшим июнем когда их заставили из-под палки скакать по плохо прорубленной тропке в обход упавшей коряги слишком здоровой такой что не перебраться и Господи Боже мой мне пришлось втаскивать наверх кобылу среди перепуганных мулов а Энди ругался «Я не могу сам все делать дьявол тебя задери, тащи сюда эту клячу!» и словно в старом сне о других жизнях когда я возился с лошадьми я поднялся, влача ее за собой, а Энди схватил поводья и потащил ее за шею, бедняжечку, пока Марти тыкал ей в зад палкой, глубоко – провести испуганного мула – и мула тоже тыкал – и дождь со снегом – теперь все отметины того неистовства высохли в сентябрьской пыли а я сижу там и отдуваюсь – Вокруг полно съедобных травок – Можно просто затаиться в этих горах, варить травы, притащить с собой жира, варить травы на крошечных индейских костерках и жить вечно – «Счастлив с камнем под головой пусть небо и земля себе переменяются!» – пел старый Китайский Поэт Ханьшань – Без всяких карт, рюкзаков, пожароискателей, батарей, самолетов, предупреждений по радио, одни комары зудят в гармонии, да струйка ручейка – Но нет, Господь снял это кино у себя в уме и я часть его (часть его известная под именем меня) и не мне понимать этот мир и значит брести посреди него проповедуя Алмазную Непоколебимость которая гласит: «Ты здесь и ты не здесь, и то и другое, по одной и той же причине»,  – «просто Вечная Сила пожирает все» – Поэтому я встаю собираюсь с силами и бросаюсь вперед с рюкзаком, оттянув лямки, и морщусь от болей в лодыжках и накручиваю дорожку все быстрей и быстрей своей нарастающей иноходью и вскоре уже совсем бегу, согнувшись, как китаянка с вязанкой хвороста на плечах, дзынь-дзынь продираясь и пропихивая негнущиеся колени сквозь камни кустарник повороты, иногда сверзаюсь с тропинки и с ревом снова вылезаю на нее, не понять как, ни разу не сбиваюсь с пути, путь был создан для того, чтобы по нему следовать – У подножья холма я встречу тощего мальчугана только начинающего свое восхождение, сам же я толст и с большущей котомкой, собираюсь напиваться в городах с мясниками, и настала Весна в Пустоте – Иногда падаю, тазом, поскальзываясь, рюкзак мой спинной буфер, рву дальше вниз крепко стукаясь, какими словами описать оп-ляльное с присвистом пумканье вниз по плямкающеи тропинке трампампути?  – фьють, пот,  – Каждый раз ударяя свой ушибленный футболом большой палец я вскрикиваю «Почти!» но он никогда не получает прямо так, чтобы я охромел – Палец, неоднократно битый в Колледже Коламбия в потасовках под прожекторами в гарлемских сумерках, какой-то урел из Сэндаски наступил на него своими шипами и больше того содрал всю шкуру у меня с икры – Палец так и не вылечили – и низ и верх у него размозжены и болят, и когда подворачивается камень вся моя лодыжка встает на защиту – и все же вращать лодыжкой это павловский fait accompli,[29] Айрапетянц не мог мне показать ничего лучше нежели не верить что натрудил эту нужную лодыжку или даже растянул ее – это танец, танец с камня на камень, от боли к боли, морщась вниз с горы, в этом вся поэзия – И мир что ожидает меня!

52

Сиэтлы в тумане, кафешантаны, сигары и вина и газеты в зальчике, туманы, паромы, яичница с беконом и гренком утром – милые города внизу.

Внизу примерно где начинается густолесье, большие Желтые Сосны и красновато-коричневые вседеревья, воздух мило бьет мне в лицо, зеленым Северо-Западом, голубой сосновой хвоей, свежий, лодка прокашивает борозду в ближайшем озере, она меня обгонит, но ты свингуй себе, Маркус Мэги – Ты и раньше падал и Джойс придумал слово длиной в две строки чтоб описать это – брабаракотавакоманаштопатаратавакоманак!

Зажжем три свечи трем душам когда доберемся.

Тропа, последние полмили, еще хуже, чем наверху, камни, большие, маленькие, перекрученные овраги тебе под ноги – Я уже начинаю всхлипывать от жалости к себе, матерясь разумеется – «Это никогда не кончится!» самая моя главная жалоба, совсем как я думал в дверях: «Как вообще может что-то кончиться? Но это лишь тропа Сансары-Мира-Страдания, подверженная времени и пространству, следовательно она обязана кончиться, но Боже мой она никогда не кончится!» и вот я уже больше наконец не бегу и не шлепаю ногами – Впервые я падаю изможденный вовсе не собираясь падать.

А лодка уже почти приплыла.

«Не дойду».

Я сижу долго, угрюмолицый и конченый – Не успею – Но лодка продолжает приближаться, это как цивилизация табельных часов, надо добраться до работы вовремя, как на железной дороге, хоть и не можешь успеть но успеваешь – Она была взорвана в горнилах железной вулканической мощью, мой Посейдон и его герои, Дзенскими Святыми с мечами разумности. Мастером Франкобогом – Я рывком ставлю себя на ноги и пытаюсь дальше – Каждый шаг не дается, не срабатывает, то что мои бедра выдерживают для меня загадка – шлёп —

В конце концов я загружаю свои шаги наперед, как будто ставлю что-то неимоверно тяжелое на платформу вытянутыми вперед руками, такое напряжение невозможно поддерживать – если б не босые ноги (теперь избитые в лохмотьях содранной кожи волдырях и крови) я мог бы трюхать себе и пробиваться вниз по склону, как валящийся пьянчуга почти совсем свалившийся никогда не сваливающийся совсем а если даже и так будет ли болеть как мои ноги сейчас?  – не-а – надо толкать себя дальше вперед поднимая и опуская каждую коленку ногоколючками по лезвиям ножниц Блейковского Вероломства с червями и завываньями везде – пыль – я падаю на колени.

Отдохну вот так немного и пойду дальше.

«Э черт Eh maudit[30]» плачу я последние 100 ярдов – вот лодка остановилась и Фред резко свистит, не ухает, не индейское Хооо! на что я отвечаю свистом, заложив пальцы в рот – Он усаживается почитать книжку про ковбоев пока я заканчиваю спускаться – Теперь уже я не хочу чтоб он слышал как я плачу, но он слышит он не может не слышать моих медленных больных шагов – плёп, плёп – постукивают камешки отскакивая от круглого утеса, дикие цветочки меня больше не интересуют —

«Не дойду» вот моя единственная мысль пока я тащусь дальше, и эта мысль точно фосфоресцирующее красное зарево в негативе отпечатывается на кинопленке моего мозга «Надо дойти» —

29

Свершившийся факт (фр.).

30

Проклятье (фр.).

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.