Булат

Купец нырнул под поваленный ствол, перекатился, вскочил, протиснулся сквозь рощицу тянущихся из одного корневища деревьев. Скатился по склону неглубокого овражка, с ужасом слушая, как трещит, погибая под ногами слона, та самая рощица. Вскарабкавшись на склон, стремглав проскочил через еще одну рощицу. Прижался спиной к стволу дерева толщиной в восемь обхватов, прислушался. Вроде, отстали. Не отважились пускать слона в такой густой лес с оврагами? Или просто решили не связываться? С чего бы? Для слона лес – место привычное, да и товарищ их пострадал сильно, если зверь его и вовсе насмерть не затоптал. Почему отстали-то? А, вот оно что!

Сквозь густые кусты он разглядел двигающихся плотной цепью загонщиков. В основном, хорасанцы в блестящих на солнце медных панцирях. Скорее не для защиты, а чтобы издалека отличаться от местных. В руках короткие копья, которыми они то и дело ударяли себя по нагрудникам чуть ли не с колокольным звоном.

Вкупе со слонами, с которых отлично видно беглецов в густой растительности, – загон по всем правилам. Потому воины на слоне рассудили, что и он общей участи не избежит, попадет в загон, а уж там они его найдут и поквитаются. А даже если и не поквитаются, ничего хорошего загнанным в такой охоте все равно не светит.

Только вот куда их всех гонят? Впрочем, скоро будет ясно, подумалось ему. За цепь так просто не выбраться, разве только распадок какой поискать, овражек или ямку, чтоб укрыться незаметно. А когда мимо пройдут, бежать в другую сторону что есть духу.

Он снова нырнул в лес, стараясь убраться подальше от пеших хорасанцев и от сотрясающих землю слонов, высматривая подходящее убежище. Но на глаза ничего подходящего не попадалось. Несколько поваленных деревьев, под которыми не затаиться и кролику. Какие-то норы, по сравнению с коими тот овражек – просто ущелье. Все не то. А шум за спиной не утихал, приближался. Кольцо преследователей сжималось.

Впереди опять замаячили старики и старухи. От усталости они уже едва ползли, еле переставляя ноги. Присоединиться к ним, затеряться, авось не заметят. А старики кому нужны. С ними возни больше, чем от них пользы. Да нет, чай не Русь, где напрасное душегубство грехом считается. Здесь порядки другие, переколют всех, как тетеревов, и вся недолга. Да и не смахивает он на индуса, а тем более на старика, хоть и осунулся сильно.

За спиной опять грохнул выстрел. Заревел слон. Афанасий испуганным зайцем прыснул туда, куда убежали более молодые жители деревни. Они-то уж наверное знали окрестности получше. Хотя и хорасанцы не просто так облаву устроили, сначала посмотрели, куда гнать. Вот попал, думал он, а ноги сами несли его подальше от преследователей. И боль в боку стала тише. С испугу, что ль?

Впереди наметился какой-то просвет. Что-то блеснуло серо-голубым. Вода? Река? Точно. Неширокая и злая, она с шумом перекатывала буруны грязно-илистых вод через острые камни. А вот и жители деревни. Столпились на небольшой безлесной полянке недалеко от полуторосаженного обрыва. Загон. Теперь сильные мужчины, коих там едва ли дюжина наберется, могут либо принять бой и лечь под копьями, либо прыгать в воду и стараться выплыть. Женщины и дети остаются в руках хорасанцев всяко, им в такой реке не выжить. Ну, а старики – он прислушался к долетающим из леса крикам – уже и не жильцы.

Афанасий выбежал из леса. Надо же, а индусы-то подраться решили, подивился он, глядя, как выстраиваются мужчины перед женщинами подобием клина и извлекают из складок одежд кинжалы с волнообразными лезвиями. И пацанята с ними. Эх, поубивают ведь не за понюх, грустно подумал купец. Хотя, ежели б, скажем, татары напали, и он бы за своих перед чужими встал, а не сбежал бы позорно. На то они и свои. Хорошо, хоть тут бог миловал, не послал испытания, думал он, проверяя, крепко ли затянуты пропитанные жиром мешочки с порошком.

Уверившись, что не протекут, Афанасий перекрестился и стал спускаться в мутную, вобравшую в себя грязь окрестных полей воду, хватаясь за низко нависающие ветви и вымытые из земли скользкие корни. Спустился, сразу утопнув по колено. Постоял мгновение, привыкая к дикому напору мутной воды. Следующий шаг. Воды сразу стало по пояс. Вверив себя богу, отпустил ветку.

Его подхватило, понесло, закручивая в водоворотах. Острый камень ударил под ребра. Еще один зацепил колено, оставив на нем болезненную царапину. Набежавшая сзади волна накрыла с головой. В легкие хлынула вода. Плюясь и отфыркиваясь, он вынырнул на поверхность, заработал руками. Перевалил еще через одну стремнину, вздрогнул, услышав сквозь рев реки крики. Храни господь ваши души, хоть и не христианские.

Рядом с его плечом раздался сочный шлепок. Взметнулся фонтан брызг, с небольшим опозданием долетело эхо выстрела. Заметили, гады, мелькнуло в голове. Теперь уж за все посчитаются.

Вывернув голову, купец мельком взглянул на медленно удаляющийся берег, где суетились хорасанцы. Одни попарно вязали пленных, другие сталкивали в воду трупы. Третьи, стоя у самой воды, целились в него из самопалов. Клубы порохового дыма окутали их фигуры. Одна из пуль срикошетила от ближайшего камня, брызнув в лицо осколками. Остальные легли дальше, за границами видимости. Громыхнул долетевший залп.

Афанасий сильнее заработал руками и ногами. Опять попал в стремнину. Река жадно вцепилась в него, потянула на дно. Купец забился пойманной в сеть рыбой, но вырваться не смог. Его притопило, провезло лицом по корягам на дне. Вышвырнуло на миг на воздух, дав сделать полувдох и с силой опустило на невидимые в глубине камни, выбивая обратно только что набранный воздух. Затрясло тряпичной куклой, швырнуло в сгусток колючих ветвей. Не помня себя, ухватился Афанасий за эти ветви, замотал головой, отбрасывая со лба и глаз слипшиеся волосы.

– Боже милосердный, благодарю тебя за спасение, что послал ты мне в столь трудный час, – пробормотал он, оглядывая суковатое, вывернутое с корнем деревце, за ветви которого он уцепился. Однако на бога надейся, а сам не плошай, мелькнуло в голове, когда стволик налетел на камень, захрустел, воткнул в грудь купцу тонкие веточки. А ежели вот так? Он развернул неподатливое плавсредство большой веткой вниз, навроде киля. Путаница корней на том конце чуть изменила курс, обходя очередное нагромождение камней. Лишь треснули в кильватере обламываемые ветки. А вот так? Афанасий крутанул стволик в другую сторону, тот вильнул, закрутился, чуть не опрокинув «капитана».

Крутоват разворот вышел, подумал он, выплевывая воду, после которой скрипели на зубах песчинки, а вот если не усердствовать, то в самый раз. Он снова повел стволик, уверенно лавируя меж камней. Теперь еще вот мешочки наверх поднять, а то не промокать-то вроде не промокают, но лишний раз испытывать судьбу не стоит. Вот теперь еще локоть сюда, вот в развилочку эту, и вот эту ветку отрубить – он взмахнул кинжалом – чтоб в глаза не тыкалась. А что, хорошо, удобно даже. И вода на диво теплая, почти не чувствуется.

Да эдак он черт-те куда уплывет от персов этих. Даже до моря-окияна добраться сможет, ведь любая река туда впадает. Только бы зверюг тех хвостатых, что у стен дворца Ханумана его чуть на зуб не спробовали, не повстречать. Они в воде князья великие, от них на таком бревнышке не уплыть. Ну да пока не видно, можно и…

О том, что можно, он подумать не успел. Дерево неожиданно остановилось и начало принимать свое природное положение – корнями вниз, ветвями наверх. Одна из особо толстых веток подцепила купца за рубаху, потянула за собой, затаскивая в крону. Прежде чем он успел понять, что за чудо такое приключилось, дерево поднялось вертикально и ухнуло вниз в затяжным падении.

Водопад!!!

Вымытое за долгие годы падающей водой озеро у подножия водопада целиком приняло дерево с висящим на нем Афанасием. Пронизанная столбами солнечного света вода затормозила падение, и в дно корни стукнулись уже на излете. Только поэтому острые ветви не проткнули купца насквозь, однако досталось ему немало. Ребра хрустнули, отдавая в многострадальный бок. Вся грудь покрылась неглубокими рваными ранками. Хрипя и отплевываясь, он всплыл вместе с деревом, покрутился и так и сяк, отцепляя рубаху от пробивших ее сучков. Опираясь на ствол, поднял голову над водой.