Страница 112 из 121
— Я слышал тогда два выстрела.
— Нам было необходимо защитить вас.
— Не понимаю.
— А я вам объясню.
— А почему вы называете себя старообрядцами?
— Присядьте, пожалуйста. Вот сюда. — Они прошли в маленький уютный кабинет, обставленный удобными мягкими креслами. — Вы знаете, кто такие были старообрядцы? Это были русские верующие, которые отказались принять резкие изменения в церковных обрядах. Это было триста лет назад. Они восставали, их преследовали. В конце концов они ушли в леса. Многие сожгли себя заживо. Но вы, наверное, все это знаете.
— И некоторые из них живы и по сей день. Но, возможно, я упустил ход вашей мысли… Вы старообрядцы. Но ведь вы не верите в сталинизм, я правильно понял?
— О, совершенно верно. Мы стремимся сделать все, чтобы сталинизм больше никогда не возвратился.
— Кто это — «мы»?
— Мы просто старая гвардия. Никакой особой организации, никакой продуманности. Просто весьма разветвленная сеть умирающих стариков, у которых все еще есть влиятельные друзья. Мы смотрим, слушаем. Мы предупреждаем и советуем, но никогда не вмешиваемся сами. Даже если бы мы захотели это сделать, у нас нет никаких полномочий.
Старообрядцы… Это слово встречалось Чарли в записях его отца.
— Вы опять говорите «мы». Да кто же, черт побери, эти «мы»?
— Патриоты, Стоун. Те, кто действительно любит Советскую власть. Она несовершенна, но неизмеримо лучше монархии. Вы, американцы, забыли, что русские сильно отличаются от вас. Нам не нужна демократия, мы не знаем, что с ней делать.
— Да уж, — насмешливо ответил Стоун, — вы действительно яркий представитель старой гвардии… сталинской гвардии. Ведь это вы и ваша когорта несет ответственность за существование самой длительной в истории человечества тирании, не правда ли?
— Самой длительной, это верно, — согласился Чавадзе. — А вы знаете, что однажды на партийном съезде Хрущев задал всем такой же вопрос? Он был виновен не менее нас. И откуда-то из глубины зала послышался голос, который спросил его, почему же он не спрашивал об этом раньше, когда Сталин был еще у власти. На это Хрущев спросил: «Кто это сказал?» Никто не отозвался. Тогда он произнес: «Теперь вы понимаете почему».
— Когда-то вы тайно отменили распоряжение о трибунале над несколькими героями, отказавшимися принять участие в катыньской резне.
Чавадзе, помолчав секунду, произнес:
— А, вам это известно. Я-то думал, что это дело навсегда затеряно в советских архивах. Да, однажды я сделал это. Понимаете, то, что там произошло, это страшное зверство, произвело на меня огромное впечатление, резко изменило мое видение мира, отношение к моей родной стране. И я знал, что больше всего в России можно добиться тайно, без афиширования. Это и есть самая большая смелость. Таким образом можно добиться гораздо большего.
— Почему вы согласились встретиться со мной? — резко спросил Стоун. — Насколько вам известно, что сейчас происходит в вашей стране?
— Вы имеете в виду вмешательство вашего ЦРУ в дела нашей страны? Но тут все предельно просто.
— А «К-3»? Вы знаете о «К-3»?
— Конечно. Наш достопочтимый председатель КГБ. Мы внимательно за всем этим наблюдали.
— Что?! Наблюдали?! Он ведь был первопричиной всего, не так ли? Разве не американцы управляли всем этим?
— Наоборот, мистер Стоун. Совершенно наоборот. Это мы контролировали американцев.
— Что?!
— В этом-то и заключается гениальность операции. Нам необходимо было сохранить в тайне то, что произошло с Лениным. Поэтому мы сыграли на надеждах и страхах американского правительства. К Павличенко обратился сотрудник разведки, и он согласился на сотрудничество. Я не знаю почему, но нам это было на руку. Мы получили возможность манипулировать вашей разведкой, узнавать их секреты. Вам хотелось верить, что у вас есть «крот», и мы дали вам эту веру. Ваша страна переживала тогда самый пик правления сенатора Маккарти, и чем больше вы раздирали друг друга, чем озлобленнее ели друг друга, тем больше мы радовались. Ведь мы тогда были очень слабы. В стране после смерти Сталина царил страшный беспорядок, поэтому мы были очень рады возможности использовать таких людей, как Эдгар Гувер, Маккарти, Уинтроп Леман. Для того, чтобы защитить самого себя, Леману пришлось убедить Гувера, что он имеет власть над очень важным агентом, работающим в самом центре сталинской России. Это было страшным обманом. Я очень сожалею, что ваш отец стал случайной жертвой в этой войне. Но он мог свести к нулю всю нашу тщательную работу. Если бы Маккарти знал, — Чавадзе издал короткий смешок, — что спасает от краха советское правительство…
Слова отдались зловещим эхом. «Я очень сожалею, что ваш отец стал случайной жертвой в этой войне». И это после того, что Чарли узнал от Уинтропа Лемана, который тоже был такой же случайной жертвой…
Стоун ошарашенно кивнул. Сейчас все казалось таким далеким… Москва… дом отца в Кэмбридже…
Чавадзе продолжил:
— А ведь в этом большая доля иронии, верно? — спросил он.
— Что? — переспросил Чарли, занятый своими мыслями.
— Ваш отец попал в молох самого начала холодной войны, а вы… вы захвачены самым ее концом.
— В таком случае, вам, конечно, известно, что Павличенко вот-вот захватит власть в стране? — медленно спросил Чарли.
Чавадзе отрицательно покачал головой.
— Что дает вам основания думать так?
Стоун подробно рассказал ему все, что знал, вплоть до результатов медицинского обследования Павличенко.
— Если Павличенко решил воспользоваться планом Берии, то он планирует резко заболеть через несколько часов. Если еще не сделал этого. Завтра… То есть уже сегодня он будет отсутствовать на церемонии. И во время этого произойдет что-то действительно страшное, какая-то катастрофа.
Старый грузин выглядел так, будто его ударили по лицу.
— Да… — произнес он, — подготовка была… Убийства, взрывы… Тогда это все казалось загадкой. Были какие-то новые назначения, которые, казалось, не имели смысла; Павличенко сменил людей в консульствах и посольствах. Наши люди из-за рубежа неоднократно докладывали о появлении сети эмигрантов-убийц, явно не из КГБ.
— Осталось очень мало времени, — жестко сказал Стоун.
Чавадзе кивнул. Чарли заметил, что в глазах старика застыл ужас.
— А ведь смерть всех этих людей действительно была связана с Павличенко. Бывшая секретарша Ленина в Америке… Тот человек, который присутствовал тогда на обеде со Сталиным… Все убиты… И…
— И что? — спросил Стоун, уже по лицу старика поняв, что он сейчас скажет. Внутри у него все похолодело.
— И ваш отец.
— Кто его убил?
— Это я могу вам сказать. Один из наших людей, служащий в доме Павличенко поваром, записал его телефонный разговор с дачи во Внукове. Это был приказ Павличенко.
Повисла тягостная тишина, затем Чавадзе продолжил:
— Павличенко был ближайшим и самым верным помощником Берии.
— Да, — проговорил Чарли. — И, как Берия, его учитель, он решил организовать путч. Но, в отличие от Берии, Андреи Павличенко оказался очень осторожным и проницательным.
Следующие слова Чавадзе произнес мучительно медленно, как будто ему было больно. Он сказал:
— Я даже представить себе не могу, что вам удалось узнать метод, с помощью которого Павличенко планирует захватить власть.
— Ну, точно мне ничего неизвестно.
— О Боже…
— Что такое?
— Дело в том, что я был членом Политбюро тогда, когда после казни Берии в Политбюро разбиралось, как именно он собирался осуществить захват власти.
— Ну и как же? Ведь, вернее всего, Павличенко воспользуется теми же методами, — хрипло прошептал Стоун.
— Берия тогда воспользовался помощью Лемана и купил большую партию мощных бомб. Благодаря Леману об этом никто не узнал. Вам известно, что в Мавзолее Ленина, внутри, есть пустой зал, который когда-то использовался как арсенал? На этом настоял Сталин, когда проектировался Мавзолей.
— Не может быть…