Страница 2 из 9
– Матушка, как ваша вчерашняя поездка? Как поживают принц и принцесса Гессен-Гомбургские? – сделала робкую попытку начать разговор Екатерина, со страхом вслушиваясь, насколько нервно княгиня отпивает чай: постукивание чашки о блюдце было неровным и говорило о нарастающем и едва сдерживаемом гневе матушки.
– Поживают нор-маль-но!.. Меня расстроили и огорчили вы, Фике! Я не ожидала, что моя дочь окажется настолько легкомысленной и безответственной особой! Я полагала, что у вас есть хоть толика мозгов, чтобы не совершать предосудительные проступки, не-по-пра-ви-мые! Вы понимаете значение этого слова? Как вы могли забыть, Фике, что недопустимо появляться в столь поздний час в покоях Его Императорского Высочества?! Что скажет императрица Елизавета?! Какие оправдания мне придумывать?! – Княгиня швырнула пустую чашку на постель, сбросила с колен поднос и свесила на пол ноги, обтянутые длинной ночной рубашкой. Двумя пальцами княгиня приподняла голову дочери за подбородок и немного нагнулась к ней, пристально вглядываясь в побледневшее лицо. – Как такое могло прийти вам в голову?! Кто надоумил вас? Немедленно говорите! Смотрите мне в глаза, Фике!
Екатерину начала бить дрожь, как только княгиня непроизвольно стала повышать голос. Последнюю фразу она уже кричала ей в лицо, цепко обхватив холодными пальцами острый подбородок дочери.
– Я же сказала вам: смотреть мне в глаза!.. Ну же! Кто вас подговорил пойти в покои Его Императорского Высочества?! Говорите!
– Никто, мадам! Я там не была!
– Вы лжете! – взвизгнула княгиня и, не сдержавшись, залепила Екатерине пощечину.
Слезы градом посыпались из глаз, Екатерина прижала похолодевшую ладонь к горящей щеке. Испуганно моргая, она вытянула вторую руку, как бы защищаясь от возможных последующих ударов.
– За что, матушка?! Я не совершала ничего дурного! Мы с женщинами всего лишь прогулялись у нас под окнами!
– Ничего дурного?! Как вы смели поставить под удар свою репутацию, негодная, дрянная девчонка?! – Княгиня нагнулась и прошептала побелевшими губами: – Столько сил потратить на подготовку этого брака, с наследником великой, богатейшей державы, и все пустить коту под хвост! Вы растоптали и наплевали на мои старания, мои силы и нервы. Вы забыли про мое унижение, в конце концов!.. Я столько сделала для вас, Фике, а вы, неблагодарная, одним махом разрушили все! Вы подумали обо мне, своей матери?! Как вы могли забыть о чести семьи?! О том позоре, который теперь будет шлейфом тянуться за вами, где бы вы ни появились?! Да вас не пустят ни в один порядочный дом, вас ждет жалкое существование в монастыре!
– Я не совершила ничего предосудительного, клянусь вам! Я даже не понимаю, за что вы меня ругаете… – всхлипывая, пролепетала Екатерина, ладошкой утирая быстро капающие слезы.
– Ваш визит к Петру Федоровичу без меня и в мое отсутствие в непозволительное время!
– Но никакого визита не было! Мы с моими женщинами просто гуляли по аллее под окнами. Нас сопровождали двое лакеев и камердинер!
– Не лгите! Это низко и недостойно вас! – еще одна звонкая пощечина украсила румянцем другую щеку.
– Я говорю правду! – залилась слезами Екатерина.
Княгиня встала, подобрала подол рубашки и подошла к секретеру. Несколько минут она перебирала бумаги, совершенно не обращая внимания на дочь.
– Вы слишком безответственно относитесь к своей репутации, Фике. Запомните наконец-то: здесь каждый, именно каждый, постарается вас оклеветать, оболгать, сделать все, чтобы вас очернить в глазах императрицы Елизаветы и Петра Федоровича. И так будет всегда, – княгиня обернулась, – вы должны быть предельно осторожны, сколько же мне вас наставлять?!
– Я не обманываю вас, матушка, это все несносная обманщица Шенк! Она постоянно клевещет на меня! – не выдержала Екатерина, аккуратно промокнув платочком мокрые глаза. Она на миг замешкалась, задумавшись: стоит ли этим изящным предметом утереть и нос… ведь это испортит дорогую вещь, а вышивка весьма подходит к ее утреннему платью, это может снова рассердить матушку. Столь простого выбора княжна сделать не смогла. Екатерина растерялась и прослушала какой-то вопрос маменьки, и таки разбудила новую волну гнева, что не преминул вылиться.
Княгиня разозлилась, не услышав вовремя ответ дочери, она подошла к той, решив поинтересоваться, чем так занято ее неразумное великовозрастное дитя. Созерцание Фике носового платка ее возмутило в большей степени, чем молчание, и княгиня, вцепившись в длинные волосы дочери, развернула ее к себе, залепив очередную пощечину.
– Не смейте рыдать! Вы – будущая императрица! Подумать только: через пару месяцев вы будете обвенчаны с великим князем! Если, конечно, не испортите все своим недолгим куриным умишком! Не вздумайте опять предаться детским выходкам! Вытрите сопли, Фике! Да выкиньте вы этот платок!
Екатерина послушно выполнила указания матушки: бросила платочек на пол не глядя. Княгиня немного успокоилась и, присев на кровать, потратила целый час, вдалбливая прописные истины в пустую, по ее мнению, голову дочери.
– Ступайте переодеваться, приведите лицо в порядок. Скоро обедать у Его Императорского Высочества. Я надеюсь, вы запомнили мои слова?!
– Да, матушка! – Екатерина поднялась с пола, сделала реверанс, поцеловала руку у матери и вышла к себе.
Яркие отметины изящной руки княгини, алеющие на щеках, да красные припухшие веки сказали окружающим, что девушке досталось от матери за невинную вечернюю прогулку. Времени на переодевание к обеду и примочки для век почти не осталось, и прислуга засуетилась.
«Господи, помилуй, как же я устала от этих доносчиков! Я же ничего не делаю плохого! Почему матушка так строга? Почему она верит всяким сплетням, а не мне?! Ведь я ее дочь, мы же должны любить друг друга, жалеть, поддерживать. Но я только и слышу упреки и жалобы о моей нелюбви и неуважении к ней! Но я же ценю ее, почитаю. Слушаюсь. Так отчего же она так сурова со мною?» – Екатерине было необычайно себя жаль, слезы, что накатывались на глаза, она не смела показать перед прислуживающими женщинами, отчего непроизвольно опускала голову и часто-часто моргала. Только юность и веселый нрав не позволили Екатерине долго печалиться.
Наконец-то туалет был закончен, и Екатерина сорвалась с места, побежала в комнату матери. Не дай бог, та уже готова и ждет ее, пусть даже и несколько секунд! Так и оказалось. Княгиня раздраженно прохаживалась по комнате, на небольшом свободном «пятачке» между кроватью и столом, изредка цепляя юбками кресла с изогнутыми ножками и редкими проплешинами на обивке.
– Неприлично опаздывать и заставлять себя ждать, Фике! Столько времени сегодня говорила с вами и опять зря! – прошептала княгиня, оскорбленно поджала тонкие губы и прошла вперед к лестнице, заставив дочь посторониться и пропустить ее.
Екатерина грустно вздохнула, стряхнула с подола невидимую пылинку, подняла вверх подбородок и последовала за матерью, шепотом считая ступеньки, находя удовольствие в этом занимательном занятии. К тому же число ступенек все время получалось разным, возможно, Екатерина часто сбивалась со счета, отвлекаясь на происходящее рядом. Вот и сейчас вкусно запахло жареной курицей со специями от блюда, накрытого серебряным колпаком, которое продефилировало в руках официанта, что бодро спешил подать его к столу великого князя.
«Ой-ля-ля! Мы опаздываем – курицу уже понесли!» – и Екатерина прибавила шаг.
В первой комнате покоев, где располагался жених Екатерины – Петр Федорович, толпились придворные и сновали официанты. Екатерина иногда задавалась вопросом: «Как им удается сохранять такую слепящую белизну перчаток?» Но девушка и на этот раз не стала задумываться. Ее отвлекли, нужно было отвечать всем собравшимся на приветствия.
Назойливые взгляды буквально буравили маленькую княжну, подмечая припухлость и красноту век, неровный румянец на бледных щеках. Она смутилась. Но тут же отмела нерешительность – для придворных не было секретом, что княгиня Ангальт-Цербстская частенько потчует дочь затрещинами и пощечинами.