Страница 5 из 9
Судьба Ирины Анатольевны оказалась довольно трагичной. В 1991 году, когда поездки за границу все еще становились событием, она приехала в Лондон. Проезжая вместе с близкими мимо Вестминстерского аббатства, Луначарская сказала: «Теперь я понимаю, что фраза: “Увидеть Лондон и умереть” имеет смысл». В это мгновение в их автомобиль врезалась другая машина, и Ирина Луначарская погибла.
Рядом – скромный памятник одной из последних легенд Художественного театра – Софии ПИЛЯВСКОЙ (1911–2000).
Вдова первого президента России Наина Иосифовна Ельцина рассказывала мне, как однажды случайно встретила Пилявскую в одном из залов музея изобразительных искусств имени Пушкина. Наина Иосифовна подошла к ней и призналась, что никогда так близко не видела знаменитую актрису. София Станиславовна в ответ сказала, что тоже никогда так близко не видела жену президента. И спросила, не будет ли интересна для Наины Ельциной только что увидевшая свет книга ее мемуаров «Грустная жизнь». А услышав положительный ответ, обещала прислать ее.
Наина Иосифовна призналась, что начала читать воспоминания Пилявской и смогла оторваться от книги только под утро. Потом книгу с автографом Софии Станиславовны кто-то взял почитать, и она исчезла из домашней библиотеки.
Софья Станиславовна всю жизнь – с 1928 по 2000 год – прослужила в МХАТе им. Чехова. Хотя сама никогда не разделяла театры на «ефремовский» и «доронинский». Наверное, потому, что для нее Художественный театр мог быть, да и был, только один. Тот, который создали ее великие учителя – Константин Сергеевич Станиславский и Владимир Иванович Немирович-Данченко.
Первая встреча с Константином Сергеевичем состоялась, когда будущей актрисе было всего 9 лет. Пилявская вместе с матерью и старшим братом (отец, женившись на другой женщине, жил и работал в Кремле) делили квартиру с артистами Большого театра Александром Богдановичем и Марией Гуковой.
И вот однажды маленькую Соню удивило странное оживление, творившееся в их коммуналке. «Сегодня к нам придет очень важный дядя, – объяснила ей причину суматохи дочь Богдановича Таня. – Он самый главный в Художественном театре. Такой же, как Шаляпин в Большом».
На самом деле родители Тани переживали из-за того, что им нечем было угостить важного гостя. «И вот звонок, – много лет спустя напишет Софья Станиславовна в своих мемуарах. – Александр Владимирович (Богданович. – Прим. И.О.) открывает входную дверь, жена рядом, и из-за их спин возникает фигура гиганта в шубе, шапка в левой руке, и где-то очень высоко надо мной – серебряная голова и сияющее улыбкой прекрасное лицо. С гостя снимают шубу… и уводят в столовую. Мы выползаем из нашего укрытия (из большого шкафа, где Зося – так звали Пилявскую друзья – вместе с Таней любили прятаться от взрослых. – Прим. И.О.) и начинаем детально изучать шубу, шапку и огромные фетровые боты с отворотами. И тут я ставлю свою ногу в тряпочной самодельной туфле поперек этого бота… Так я впервые “соприкоснулась” с великим Станиславским».
Как оказалось, Константин Сергеевич приходил приглашать соседку Пилявских преподавать в своей оперной студии. Та согласилась, благодаря чему Зося вместе с подругой получила возможность бывать в знаменитом особняке Станиславского в Леонтьевском переулке, где Ка. Эс. – так между собой называли великого режиссера актеры и студенты – проводил репетиции.
Через несколько лет, в 1937 году, Станиславский сыграет решающую роль в судьбе молодой артистки Пилявской. Попросту говоря, он спасет ей жизнь. Но все это произойдет позже.
А пока Зося решает посвятить себя театру. По окончании школы (учеба в которой, надо заметить, далась ей с большим трудом) она отправляется на прослушивание к Зинаиде Сергеевне Соколовой, родной сестре К. С. И слышит от нее страшные слова: «Милая барышня. Должна вас огорчить. На русской сцене вам вряд ли удастся быть».
Виной всему был сильный польский акцент, с которым говорила Пилявская. Ее, кстати, и крестили в Польше, дав, как и положено в католических семьях, три имени – София-Аделаида-Антуанетта. По-русски девочка общалась только с друзьями, дома же – только по-польски. Ее мать до конца своих дней думала на этом языке и каждый раз, узнав о неприятностях дочери, восклицала: «Децко мое, Матка Боска!» Поэтому саму девушку акцент совершенно не смущал. Объявив сестре Станиславского, что читать будет басню Крылова «Ворона и Лисица», она вышла на середину комнаты и начала: «Ворроне где-то Бок посуау…»
«Приговор» актрисы, разумеется, расстроил Соню. Но надо было знать ее характер, чтобы предположить, что она откажется от мечты о сцене. Решимость и своеволие начали проявляться у нее с самого детства. В три года, когда мать, накрутив волосы дочери на папильотки, вышла из комнаты, Зося взяла со стола ножницы и срезала ненавистные бумажки вместе с волосами. А в тринадцать, узнав о решении матери перевести ее из обычной гимназии в польскую, девочка «впала в спячку» и разыгрывала летаргический сон, пока та не оставила свою идею…
Вволю наплакавшись после неудачного экзамена, Соня обратилась за помощью к князю Волконскому, известному логопеду. И уже через год, вновь представ перед Зинаидой Сергеевной, была зачислена в Студию Художественного театра. Театра, который стал ее судьбой.
Здесь она познакомилась со своим будущим мужем, актером Николаем Дорохиным. Будучи только-только представленным Соне, Дорохин останавливал каждого, кто проходил мимо, и, указывая на нее, говорил: «Знакомься, моя жена».
Вскоре они действительно поженились. Какое-то время о браке знала лишь мать Зоси. От отца замужество дочери скрывали.
Он так и не успел познакомиться с зятем. Узнав о том, что Соня вышла замуж, Станислав Станиславович в один из выходных с женой и дочерью пришел в гости в новую отдельную квартиру, которую молодожены только-только получили. К сожалению, Дорохин в ту субботу находился на съемках, и знакомство перенесли на понедельник.
Однако в понедельник отец не позвонил. Приехав на следующий день в его квартиру – после Кремля Станислав Станиславович с новой семьей жил в четырехкомнатной квартире в Доме на набережной, – Пилявская увидела лишь опечатанную дверь кабинета. «Десять лет без права переписки» – таков был официальный ответ властей, истинный смысл которого стал понятен лишь в наши дни.
О судьбе отца Софья Станиславовна узнала только полвека спустя: несколько дней его с другими арестантами в закрытом товарном вагоне возили вокруг Москвы, создавая видимость отправки на Север. А потом, доставив на Лубянку и не добившись нужных показаний, расстреляли.
В театре Пилявской приказали написать заявление об уходе по собственному желанию. «Это все, что мы можем для вас сделать», – сказал ей директор. Однако Станиславский отказался завизировать заявление актрисы, тем самым оградив ее от неизбежных репрессий. В честь очередного юбилея МХАТа она даже получила звание заслуженной артистки, что было почти невозможным для «дочери врага народа».
«И это после того, как я фактически предала Станиславского, – рассказывала в конце жизни Пилявская корреспонденту “Театральной жизни”. – Это, поверьте, печальная история. Больного Константина Сергеевича фактически изолировали его приближенные. К нему не допускали даже “стариков”. А он, феноменальный выдумщик, убедил себя, что его покинули лучшие друзья и ученики. “Меня предали, – говорил он мне. – Но вы? Почему вы не используете мой опыт? Я же могу помочь вам. Почему вы не приходите ко мне учиться? Дайте мне слово, что вы придете ко мне”. Я дала слово и, конечно, не сдержала обещания». Актриса до конца дней переживала из-за своего, как ей казалось, предательства.
Пилявская считалась одной из самых красивых актрис нашего театра и кино. Говорили, что в нее был влюблен Сергей Лапин, всесильный руководитель Гостелерадио. Как мне рассказывал актер и режиссер Михаил Козаков, когда у его фильма «Покровские ворота» возникли проблемы с выходом на экраны, то именно София Станиславовна сумела разрешить все проблемы, позвонив Лапину.