Плененная королева

– Разве мало того, что я лишаюсь любимой жены? Ты хочешь еще лишить меня и моих детей. Я говорю тебе, Алиенора, ни один двор христианского мира не позволил бы тебе стать их опекуном. И к тому же расставание с ними убьет меня. – В глазах Людовика появились слезы, но не только мысль о дочерях была тому виною.

– Значит, ты хочешь лишить их матери? – не уступала Алиенора.

– У них вскоре появится мачеха. Ты ведь сама сказала, что я должен жениться. И все будут ждать от меня именно этого. Франции нужен наследник.

– Я понимаю это, но они ведь и мои дети! – воскликнула Алиенора. – Не лишай их матери, умоляю тебя!

– Алиенора, дело тут вовсе не в близком кровном родстве, – печально ответил Людовик. – Ты хочешь получить свободу. Я давно знаю это. Так кто здесь лишает дочерей матери?

– Господь свидетель, я не хотела этого! – зарыдала она, упав на колени. – Конечно, ты любишь наших девочек.

Теперь рыдали уже оба.

– Алиенора, ты, как всегда, не подумала о последствиях, – сказал Людовик, противясь желанию опуститься на колени и утешить ее. – Ты действуешь импульсивно, причиняя людям немало горя. Я любил тебя. Да простит меня Господь, я и сейчас люблю тебя. Но в этом деле не уступлю… Нет, не так. Не могу уступить. Французские принцессы должны воспитываться во Франции. Этого ждет народ. К тому же, отправившись в Крестовый поход, ты почти на два года оставила Марию. Насколько я помню, ты сама тогда упросила меня взять тебя с собой.

– Я тосковала без нее, ты должен мне верить. Но я не могла оставить тебя, Людовик. Мои вассалы не стали бы подчиняться тебе. И потом, я все равно редко видела Марию. Я была не нужна ей. И второй дочери я не нужна. Это мне требуется время, чтобы привыкнуть к ним, стать для них настоящей матерью.

– Увы, я не могу пойти на это, – покачал головой Людовик. – Вернись с небес на землю и постарайся понять меня. – Последовала короткая пауза. – Но… ты всегда можешь передумать.

– Ты знаешь, что не могу, – ответила Алиенора. Ее трясло.

Перспективы свободы, возвращения в Аквитанию и жизни с Генрихом Анжуйским, не говоря уже о прочих преимуществах брака с ним, были слишком дороги для Алиеноры – отказаться от них она не могла, но теперь к ней пришло сокрушительное понимание того, какую высокую цену придется заплатить за все это. В отчаянии она вызвала перед мысленным взором львиный облик Генриха, стараясь стереть вызывающие слезы образы двух маленьких светловолосых девочек.

– Какая трагедия! – снова покачал головой Людовик. – А ведь, сочетаясь браком, мы питали такие высокие надежды.

– Мы старались как могли, – утешающе проговорила Алиенора, изо всех сил желая не спугнуть возникший перед ней лик Генриха. – Но превыше всего закон Господа.

– Я поговорю с моими епископами, – устало произнес Людовик. – А потом мы должны будем заняться практической стороной дела.

– Ты имеешь в виду возврат мне Аквитании? – резко спросила Алиенора.

– Да. Будет осуществлен отзыв королевских чиновников и мирный вывод французских гарнизонов. Мы поедем туда вместе, чтобы все прошло спокойно. Тебя будут сопровождать твои вассалы.

– Все построенные тобой оборонительные сооружения нужно сровнять с землей, – продолжала гнуть свое Алиенора. – Моим людям они ненавистны.

– Это будет сделано, – согласился Людовик.

Алиенора поднялась и подошла к узкому окну, едва ли шире бойницы, из которого была видна Сена и теснящиеся одна к другой крыши Парижа. На черном небе сверкали звезды – те самые звезды, под которыми жил, дышал, ждал ее Генрих Анжуйский… Она внезапно задержала дыхание, обретя уверенность, что приняла правильное решение. Надо справиться со своей печалью, потому что иного пути нет. За дочерьми хороший присмотр, и они едва ли заметят отсутствие матери. Она должна любить их на расстоянии, как любила всегда… только теперь это расстояние станет больше. Будущее Алиеноры предопределили звезды, и его не избежать. Нужно только немного потерпеть, пока она не вернется в Аквитанию и не восстановит свои права на владение наследством. Алиенора возвращалась домой – в приветливые, плодородные земли юга, где текут могучие реки, зеленеют холмы, растет виноград и подсолнечник, где люди говорят на ее родном языке – провансальском, который будет звучать, словно музыка, после неуклюжего, чужого диалекта, на котором говорят северяне. Ах, как хочется поскорее оказаться среди своих, какими бы задирами и драчунами они ни были. Титул герцогини Аквитанской для Алиеноры был важнее титула королевы Франции. И даже титула королевы всего мира, если уж на то пошло.

Глава 4

Божанси, 1152 год

В сводчатом зале смолк шепоток, когда церковные иерархи расселись на каменных скамьях, богатые одеяния пурпурными и черными складками легли вокруг них.

Алиенора, восседавшая на троне, скосила глаза на Людовика, который смотрел перед собой, его красивое лицо приобрело выражение целеустремленной решимости. Она знала: ни движением бровей, ни кривизной губ не выдаст он своих истинных чувств. Его гордость не допустит этого.

Десять дней прошло со времени первого собрания архиепископов. В первый день на собрании присутствовали король и королева. Они изложили суть дела, представили генеалогические таблицы, из которых было ясно, что они находятся в недопустимом для брака родстве. Для подтверждения этого Людовик призвал свидетелей, достопочтенный архиепископ Гуго Санский, примас[10] Франции, который председательствовал на этом Церковном суде, учинил им всем, включая Людовика и Алиенору, пристрастный допрос, чтобы установить, что мотивы расторжения брака чисты и не имеют никакой подоплеки. Мотивы короля определенно чисты, решил архиепископ. Что касается королевы, то… кто может знать? Как и большинство церковников, он не любил и не одобрял ее. Алиенора своевольна, капризна и упряма, Франция вздохнет с облегчением, избавившись от нее. Архиепископ Гуго испытал огромное облегчение, когда сегодня утром прибыло решение Папы, о котором аббат Бернар ходатайствовал несколько недель назад, и архиепископу удалось собрать суд. Теперь он поднялся на ноги и развернул полученный свиток.

– Властью, предоставленной мне его святейшеством Папой Евгением, – проговорил он чуть приглушенным голосом, – я объявляю, что заявление о кровном родстве, предъявленное нашим властителем королем Людовиком и дамой Алиенорой, герцогиней Аквитанской, должно быть подтверждено, а брак между ними должен считаться расторгнутым и недействительным.

По рядам архиепископов пронесся согласный шепот. Аббат Бернар, явившийся сюда, чтобы продемонстрировать свою поддержку расторжению брака, одобрительно наблюдал за происходящим. Сердце Алиеноры радостно забилось от переполнявшего ее чувства. Она свободна! Наконец-то после всех этих долгих лет оковы, связывавшие ее, упали. Теперь она хозяйка самой себе. Алиенора пыталась сохранить безразличное выражение лица, ведь демонстрировать охватившее ее ликование было бы неприлично. Аквитания снова принадлежала ей. Генрих Сын Императрицы тоже будет принадлежать ей. Она стала свободна.

Бернар Клервоский увидел мелькнувшую на лице Алиеноры торжествующую улыбку и нахмурился. Одному Богу известно, что совершит эта распутница теперь, когда узы брака больше не связывают ее. Он возблагодарил Господа за то, что Людовик избавился от королевы, но в то же время и вздрогнул, подумав: а ведь теперь она свободна и сможет посеять хаос в остальном христианском мире.

Архиепископ Самсон Реймсский, которого Людовик назначил представлять Алиенору в собрании и защищать ее интересы, теперь встал. Он кивнул, откашлялся и провозгласил:

– Мой господин король заверил меня, что земли дамы Алиеноры будут возвращены ей в том виде, в каком она владела ими до супружества. Поскольку этот союз был заключен правомерно, то появившиеся в результате него дети, принцесса Мария и принцесса Алиса, признаются законнорожденными, а опека над ними возлагается на короля Людовика.

10

Примас – высший церковный иерарх.