Все, что смог

Но Чеченец горел желанием засадить Матвея за решетку во что бы то ни стало. И под конец он выдал совсем уж странную фразу:

— Пригласите, пожалуйста, майора Квасина или лейтенанта Клевера. Я хочу сделать важное заявление.

Естественно, никто не собирался осчастливить калеку визитом столь важных особ. Поэтому его просьбу длительное время успешно игнорировали. Наконец, Чеченец решился и позвонил Клеверу сам.

— Я узнал его. Убийцу Добролюбова.

Всего три маленьких заветных слова, зазвучавших в ушах Гришки Клевера блаженной музыкой из песни о чудесным образом раскрытом «глухаре». И он прилетел, что крылатый Пегас, притащив за собой Квасина — порадоваться за компанию. Может, похвалу заслужить. Но, выслушав подробности дела, Клевер заметно приуныл.

Струны в душе оборвались, и песенка зазвучала фальшивыми нотами из репертуара князя Милославского:

Что тут неясного? Клевер отлично помнил, как Чеченец чуть ли не кидался, как бешеный, требуя арестовать Матвея за убийство проститутки Кораблевой. Не добившись ровным счетом ничего, он, видимо, решил идти другим путем.

Хотя, конечно, сам на себя он никак не мог напасть. Да и многие свидетели подтвердили, что Матвей гнался за калекой, повалил на землю и пинал ногами. А это уже хулиганство с нанесением телесных повреждений. Потом стрелял в него из пистолета с резиновыми пулями — на его, Андрюшина, счастье, иначе убил бы. А вот это уже посерьезнее. Но в интересах Чеченца, да и его предусмотрительного друга, было, чтобы пистолет поменьше фигурировал в деле. Разрешения-то на него у Чеченца отсутствовало.

Понятное дело, убийство проститутки Матвею не пришьешь. Его отпечатки были найдены в квартире убитой, равно как и сотни других, большинство из которых принадлежало ветру в поле — случайным клиентам. Но доказательств его причастности, или хотя бы поползновений в сторону Матвеевой вины не было. Все, кто мог что-либо знать, предпочитали гробовое молчание. Поэтому на дело об убийстве Натальи Кораблевой уже положил глаз обычный в подобного рода случаях штамп: «приостановлено за отсутствием улик».

Но обвинять Матвея в убийстве Добролюбова — это было сверх меры допустимого абсурда. Как единственный свидетель, Юрий Андрюшин обладал определенным преимуществом: никто не мог опровергнуть его слова. Но и подтвердить никто не мог.

Матвей, например, отказывался. Еще и плевался при этом, обещал, что со свету всех сживет. Зря он так. Тронутых умом наркоманов в тюрьме не очень-то жаловали.

Но Андрюшин настаивал на своих показаниях. Согласился написать заявление и поставил свою подпись. Теперь, хочешь-не хочешь, придется проверять алиби Матвея в ночь убийства. Если оно окажется твердым, это алиби, Андрюшину придется худо.

Но Чеченец реагировал на эти доводы весьма спокойно. И продолжал упрямо твердить:

— Это он. Я точно говорю.

Не то, чтобы Клеверу было жалко Матвея. Совершенно наоборот. Просто он был против «Санта-Барбары» с треугольником мести на своем участке. На другом — пожалуйста. Он даже был готов стоять за кулисами и аплодировать.

— Ты ведь был знаком с Матвеем раньше. Что ж ты сразу не опознал его?

Чеченец недолго колебался с ответом. Он смотрел в глаза Клеверу совершенно спокойно, целиком и полностью уверенный в собственной правоте.

— Тогда мне показалось, что это был Матвей. Но я сомневался, поэтому не говорил ничего. Чтоб не запутать следствие. А сегодня Матвей мне на ухо шепнул, что надо было меня еще тогда, вместе с Добролюбовым шлепнуть. Вот так я и понял, что я не ошибся. Добролюбова убил Матвей.

— Все твои показания шиты белыми нитками, — устало сказал Клевер, — Моли Бога, чтоб тебе удалось списать банальную клевету на неполноценное зрение.

— У меня хорошее зрение, — возразил Чеченец, — И я твердо уверен, что видел именно его.

Лейтенант Клевер только покачал головой, показывая, что не одобряет поведение Андрюшина. Затем он вышел, оставив того наедине с собственными мыслями. Нечего сказать, хорош шельмец. Мало головной боли с этим казино, так еще и Матвея этого проверяй.

Однако в процессе расследования неожиданно выяснилась масса любопытных деталей. У Матвея не было алиби: ни на тот вечер, ни на какой-нибудь другой. Он нередко шатался по городу под кайфом и засыпал где-нибудь на лавочке. Никто из его знакомых — тоже большей частью наркоманов, клиентов Матвея, — не смог толком объяснить, что за жизнь ведет Матвей. Да, хвастался недавно, что забил проститутку до смерти металлической пряжкой. Даже показывал пряжку эту — всю в крови.

Это было уже весьма интересно. Дело об убийстве Наташи Кораблевой, похоже, переставало быть «глухарем».

На закуску выяснилось, что Матвей был нередким гостем в том самом зале игровых автоматов. И в тот самый вечер, когда был убит Добролюбов, он тоже там был. Это Гришка Клевер увидел лично на пленке. Правда, ушел он раньше Добролюбова. Но это еще ничего не доказывало. Матвей вполне мог дождаться своей жертвы, подстеречь и убить.

Но воистину «ударным» фактом было то, что среди личных вещей Матвея, в которых его привезли в отдел, Клевера заинтересовал дорогой мобильный телефон «Nokia», который он не иначе как украл. Более того, телефон подобной марки числился среди пропавших вещей Добролюбова. Позднее, родители убитого опознали также цепочку и наручные часы, которые Матвей самым наглым образом носил на руке.

Вот против этих фактов действительно не попрешь.

И хотя Матвей почти что со слезами на глазах открещивался от убийства Добролюбова, на него уже прочно прицепили этот ярлык.

Матвей даже сознался в убийстве Кораблевой, хотя особым подвигом это нельзя было назвать. Разве что желанием смягчить приговор, написав чистосердечное признание. Во время обыска в его квартире был обнаружен ремень с тяжелой металлической пряжкой, идеально подходившей для орудия избиение Кораблевой. Экспертиза обнаружила на пряжке плохо смытые остатки крови, той же группы, что у Наташи.

При повторном опросе соседей, одна из соседок не выдержала и призналась, что видела Матвея, выходящего из квартиры, где жила Наташа, выпачканного кровью. А не говорила ничего следствию, потому что Матвей пригрозил ей расправой. Теперь посадили его — чего тут бояться. А так — совесть чиста будет. И с соседями будет о чем поговорить, посмаковать детали следствия и последующего за ним суда.

Железная логика, ничего не скажешь.

Жаль только, убили кучу времени, рыская в колючем терновнике и гоняясь за призраками, попутно наживая на собственную лысеющую башку хлопот. В то время как настоящий убийца был как на ладони. И промедление это, копание в ненужной грязи. Стоило жизни еще одному человеку. Скатившемуся на самое дно, но все-таки человеку.

На могиле Наташи Кораблевой уже поставили деревянный крест, но никто, кроме подружки Кати и Чеченца-Андрюшина туда не ходил.

Антону Добролюбову родители заказали памятник из настоящего мрамора.

Дело его официально считалось закрытым.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Узелки

Глава 1

Самолет, именуемый «жизнь», вдруг поднялся высоко-высоко и сделал крутой вираж. А это значило, что все уже не будет так, как прежде и на многое следует взглянуть с совершенно иной стороны. Например, на то, что он теперь безработный.

Мельник без сожаления помахал всем ручкой. Всем, кроме Златарева. Но тот уволился сам.

Тубольцев понимал, что это мгновение в его жизни — всего лишь передышка. Следует сосредоточиться и искать работу. Но мысли его постоянно были о другом.

Убийство Добролюбова было раскрыто, а значит у него больше не было повода заявиться домой к Насте и разыгрывать из себя героя-защитника. А вдруг все эти ее взгляды, смущенные улыбки, робкое касание ладони о ладонь были всего лишь элементарным проявлением дружелюбия. Не без кокетства, конечно же. На то она и баба.