Страница 38 из 73
Юрий Романенко прекрасный космонавт и прекрасный товарищ, очень надежный. Достойный сын морского офицера. Я ему завидую, потому что у него не только мозги хорошие (моложе моих!). Мозги, честно говоря, и у меня были неплохие. Но у него и руки золотые! Я это ощутил в полете и потом еще не раз поражался.
Открываю «Технику молодежи», а там о том, как ребята делают экраноплан под его руководством. И песни сочиняет, и поет, и на гитаре играет. Говорят, что космос помогает проявиться творческим склонностям, талантам. Конечно, космос ничего не добавляет. Но он усиливает, что есть в человеке, и хорошее, и плохое.
Во мне творческого дара космос не открыл. В юности я любил Маяковского. И сочинял такие рекламные стишки, ему в подражание:
Квас я, кстати, очень люблю и, должен вам доложить, квасы в мою юность готовили превосходные. Правда, не было такого богатства сортов, как во времена Петра Первого. Тогда каких только квасов не было! Словом, наш родной бочковой квас вдохновил меня на стишок.
Но серьезным это увлечение не стало. Несколько моих идей превратились в сценарии для кино – к сожалению, не реализованные. Но у Романенко творческая жилка посильнее. Из своего следующего полета он привез двадцать песен. И это, на мой взгляд, очень хорошие песни, настоящие, глубокие стихи!
На Земле он песен не писал, а в космосе открылось дарование. Во время радиосвязи с женой Романенко пел: «Что тебе снится ночами там, от меня вдалеке? Звезды наш комплекс качают, словно кувшинку в реке». Нам эти песни, конечно, были близки. Сначала он пел их под гитару в нашем дружеском кругу. Но мы его уговорили выступить перед любителями авторской песни, на Грушинском фестивале. Там человек триста было, хлопали, и даже кто-то крикнул «браво». То есть он был признан. Кто-то спросил: а кто написал песни, которые вы поете? Он говорит: я. – Не может быть!..
Сегодня можно говорить о космической династии Романенко. Сын моего друга – Роман Юрьевич Романенко тоже совершил длительный полет. Это вторая такая династия в нашей стране – после Волковых.
И с главами обеих династий мне довелось работать на орбите.
Мухи и слоны
Всем знакома картина: в разгар лета на кухне вывешивается отвратительная на вид липкая лента, на которой помирают мухи. В один из первых дней полета я заметил в нашей станции мушку-дрозофилу – красивую, с золотыми крылышками. Я подплыл к Юре: «Ты знаешь, что у нас на борту есть безбилетники?».
Сначала мы просто посмеялись. Потом обследовали биоблок (у нас на станции была специальная разработка ленинградских ученых – термостат «Биотерм-2М»!). В нем развивались насекомые, приготовленные для генетического эксперимента на орбите. Предполагалось исследовать состояние наследственного аппарата плодовой мушки после длительного пребывания в условиях космического полета. Длительность эксперимента – 91 сутки.
Оказалось, что условия для них были настолько благоприятными, что их стало много, им стало тесно, и они по воздуховоду начали вылетать наружу. Чрезвычайное происшествие! Мы аккуратно заделали щели, как говорится, задраили все входы и выходы, но несколько мушек уже летали по станции. Размножаются они очень быстро.
Юра взял листок бумаги и с помощью нехитрой геометрической прогрессии убедил меня, что через неделю дрозофилы вытеснят нас со станции. Из ЦУПа категорически рекомендовали немедленно уничтожить мух: могли в полете замкнуть микроконтакты или залететь кому-то из нас в дыхательные пути. Я, как любитель живой природы, отвечал ЦУПу: «Давайте сделаем так, чтобы и волки были сыты, и мухи целы».
Юрий тоже не без интереса наблюдал за жизнью дрозофил. Они не досаждали нам, как это бывает на Земле. Мирно дремали на иллюминаторах. Но всегда перелетали на солнечную сторону. Мы почти подружились с ними, лично мне они нисколько не мешали. Приятно было смотреть на живое существо. В космосе мухи воспринимаются как птички. Нам они заменяли попугайчиков или канареек. Мы с ними жили не тужили несколько дней, а потом все-таки выполнили приказ.
Пришлось устроить довольно коварную охоту. Сначала мы истребляли их пылесосом. Потом дождались орбитальной ночи, включили одну-единственную лампу, заманили самых живучих мушек на свет и покончили с безбилетниками. Вскоре мы вышли на связь с Землей и для центрального телевидения рассказали про судьбу дрозофил. Тот сюжет многим запомнился. Это было действительно забавно: орбитальная станция – и мухи.
Ситуация комичная и в то же время – как будто из фантастического романа. А эксперимент с мухами, несмотря на нештатную ситуацию с безбилетными беглецами, прошел успешно. Через полтора месяца полета мы провели пересадку дрозофил в новый контейнер со свежей питательной средой. Эти мухи дали хорошее потомство в невесомости – 38 самцов и 30 самок, которые и были доставлены на Землю для дальнейших исследований. Шутки шутками, а работа работой.
С другим биологическим экспериментом возникла нештатная ситуация. Разобравшись, я понял, что конструкция работает неправильно. Там надо было сначала дать питательный раствор, чтобы какие-то бактерии выросли. А потом надо было дать другой раствор, чтобы, говоря красиво, зафиксировать их – то есть уничтожить на стадии развития, интересной для науки. А я понял, что в этой конструкции сначала дается убийственный раствор, который фиксирует, а потом уже мертвых их начинают кормить.
На Земле к моим замечаниям не прислушались. Авторы эксперимента, наверное, обиделись за мою въедливость. И я решил без их указаний усовершенствовать этот приборчик. Но для этого нужно было его разобрать. Деталек там много. При разборке их нужно куда-то класть – а куда? Разлетятся ведь! Пришлось зажимать их во рту. Это было неприятно. Но все прошло хорошо: я доставал их изо рта и завинчивал на место. Эксперимент прошел нормально.
Интересный научный результат мы получили, занимаясь фотографией. Чтобы удобнее было фотографировать, мы разработали систему гравитационной стабилизации станции без расхода топлива, без двигателей. Вот как поплавок стоит в воде. Вода – это его гравитационное поле. А мы заставили вертикально стоять и не кувыркаться станцию в гравитационном поле Земли. Сначала специалисты в нашем КБ этим динамическим режимом не заинтересовались. И не ввели в бортовой журнал. Космонавты передавали его из уст в уста.
Только в институте Келдыша, в отделе Охоцимского ученый В. Сарычев занялся этой проблемой, обсчитал, обосновал теоретически. Мы с ним написали доклад об этом режиме. А на конференцию в Лондон поехал один из тех ученых, кто первоначально идею не принял. Подействовал принцип: «наказать невиновных, наградить непричастных». Его выступление о нашей работе имело успех: «Наконец-то русские привезли интереснейшие материалы».
Фотографирование Земли из космоса – это творческая и трудная работа. Я долго и упорно гонялся за Фудзиямой: хотел сфотографировать знаменитую японскую гору. Для японцев она имеет сакральное значение. Много дней в любое время суток Фудзияма была закрыта облаками. Я знал, что существует альбом «Сто видов Фудзиямы». Хотел сфотографировать и подарить японцам сто первый вид – из Космоса. Наконец мне удалось сделать снимок. А повез его и подарил японцам главный конструктор.
Космическая стоматология
Итак, мой второй полет, на тот момент самый длительный в мире – 96 суток. Работаем на станции «Салют-7» вместе с Юрием Романенко. Со станцией состыковались, в открытом космосе поработали. Дел на станции невпроворот. Словом, все развивается успешно. И вдруг я замечаю, что Юра несколько раз в день принимает обезболивающие препараты. Причем в руководстве к таблеткам было написано: принимать не более двух штук в день, а мой напарник значительно превышает этот лимит! Признаться, я занервничал: в чем дело?