Страница 18 из 21
Рауль со своими американскими друзьями.
Рауль и сам сознавал, что в его жизни наступил новый этап. Перед Рождеством он написал Маркусу-младшему, прося его “прислать парочку адресов”, с тем чтобы он смог расширить круг своих американских знакомств. Додде это сделал, но только семь недель спустя, поскольку “был завален работой разного рода”. Рекомендательные письма были написаны двум его нью-йоркским друзьям, Роберту Ловетту и Джеймсу Варбургу, представителям финансовых кругов, имеющим тесные контакты с Enskilda Banken. Письма идентичны, формальны и совершенно лишены личных чувств: “Если бы Вы были так любезны и предоставили ему информацию любого рода и все, что могло бы помочь ему достичь цели его визита в Вашу страну, я был бы чрезвычайно признателен. Заранее благодарю Вас за какую бы то ни было любезность, оказываемую ему”.
Одним из вопросов, обсуждавшихся Маркусом-старшим и Густавом во время их встречи в Каннах, стали “перспективы Рауля на будущее”. Вместе с сыновьями Якобом и Додде Маркус-старший уже несколько раз “обсуждал необходимость укрепления исполнительных сил” в руководстве банком и в как-то “предложил… подумать о том, чтобы со временем приобщить к банку Рауля”. “При этом я подчеркнул, что, хотя он и учится в США на архитектора, кровь предпринимателя, текущая в его жилах, еще возьмет свое, и я полагал, что будет и уместно, и правильно, если ему дадут шанс в банке”. На это сыновья отвечали, что Рауль “конечно же, талантлив”, но они опасаются, что он “слишком болтлив”.
Решения о будущем Рауля и работе в банке принято не было. Во время бесед в Каннах Маркус сослался на скептицизм своих сыновей и дал Густаву понять, что Раулю “было бы полезно до некоторой степени обуздывать свою красноречивость”, которую он унаследовал от бабушки и прабабушки по отцовской линии. Согласно Маркусу, они были “известны неиссякаемой болтливостью” – чертой, характеризовавшей, впрочем, и отца Рауля. Так как Маркус был “заинтересован в Рауле”, он намекнул Густаву, что было бы уместно при случае “сделать ему предупреждение”. Поскольку Густав “решительно оспаривал, что Р. слишком красноречив”, Маркус не увидел причины “педалировать этот вопрос”, после чего разговор перешел на другие темы. (Что касается “красноречивости” Рауля, то ни один из братьев не был в курсе дела, поскольку они редко общались с ним; диагноз относительно болтливости Анни Валленберг они, однако, поставили правильно: эта черта была в ней так заметна, что, согласно единодушным свидетельствам, делала общение с нею затруднительным).
“Дрыгающиеся ноги и обнаженные груди”
В течение сессии, длившейся пять недель и предшествовавшей следующему семестру, Рауль работал над “очень интересной проблемой”, касавшейся housing, то есть дешевого жилья для рабочих. В остальном, сообщает он бабушке Анни, со времени рождественских праздников он сделал не так уж много, только изучал шведскую архитектуру для выпускной работы.
Были планы, что Рауль закончит учебу в Энн-Арборе уже к концу лета 1934 года и после этого поедет в Южную Америку, чтобы приобрести знания о так называемых торговых фронтах. Идею подал, естественно, Густав Валленберг, желавший, чтобы Рауль поработал в небольшой “торговой фирме” на каком-нибудь из новых мировых рынков. Он считал, что “мальчик уже получил исчерпывающее теоретическое образование, но остается завоевать знание о жизни и практических вещах”, ведь и архитектор должен знать, “как делаются дела”.
Летом 1934 года Рауль стал учить испанский, “чтобы оказаться чуть лучше вооруженным для возможной поездки в Южную Америку”, хотя и сомневался в целесообразности такого проекта до выпускных экзаменов. “Чем больше я думаю о поездке в Южную Америку, тем больше мне кажется, что лучше бы отложить ее до окончания университета, чтобы, завершив образование, использовать все преимущества от пребывания там”, – писал он Густаву Валленбергу в письме, в котором впервые всерьез поставил под сомнение мудрость дедушкиных планов:
Нет никакого смысла поехать простым туристом, бросить беглый взгляд на окрестности и после этого отправляться домой. Мне бы следовало ехать туда с мыслью приобрести более детальное знание о тамошних особенностях и по возможности одновременно начать зарабатывать на жизнь. Мне следовало бы также ехать не сразу, а пока задержаться здесь, чтобы разузнать о некоторых американских явлениях. Я составил себе следующий список того, что я должен изучить, потому что здесь все это устроено лучше, чем где бы то ни было еще.
Air-conditioning, рестораны, киоски с хот-догами, аптеки, отели, кухонное оборудование, маленькие кинотеатры с еженедельным показом кинохроники, химчистки и прачечные и техника рекламы и газетного дела.
Немного разбираясь в таких вещах, я бы скорее нашел себе место и в новых землях, и в Швеции, чем при наличии одних лишь школьных знаний. Поэтому я предлагаю, и на сей раз настойчиво, поскольку я это уже обдумал, чтобы моя поездка в Южную Америку состоялась не ранее начала 1935 года и чтобы мне до этого можно было один раз приехать в Швецию. Тогда после окончания университета я смогу воспользоваться предоставляемыми шансами, не думая о том, что сначала надо съездить домой. Кроме того, я думаю, что любовь моей мамы должна быть вознаграждена моим вниманием к ней. Она никогда не жалуется в письмах, что меня так долго нет, но от навещавших меня родственников я знаю, что она очень тоскует по своему первенцу.
Сам я тоже хочу, пока не превратился в совсем уж иностранца, повидать родителей и своего любимого дедушку.
Желание Рауля было исполнено во многом еще и потому, что некоторые курсы, которые Рауль думал прослушать, читались только в осеннем семестре следующего года. Дедушка Густав принял “модификацию” своего плана, тем более что они ведь “согласны в том, что изучение коммерции в новых землях принесет пользу”.
Поскольку южноамериканское путешествие откладывалось, летом появилось время для поездки домой, чего так горячо жаждал Рауль и особенно его мать. “Для твоей матери это наверняка будет большой радостью, так что можешь предпринять соответствующие шаги для организации приезда домой”, – объявил Густав Валленберг.
Дед хотел, чтобы Рауль приехал в Швецию летом, а не в “самый сезон”, в период накала светской жизни. Он смертельно боялся, что мировоззрение Рауля как человека, повидавшего мир, пока еще “недостаточно твердо и четко выражено, чтобы служить защитой от ветрености и удовольствий, царящих дома”, – писал он Раулю 11 мая. Независимо от содержания это письмо – блестящий образец сочной риторики, присущей языку Густава Валленберга:
Разумеется, делать общие выводы будет неправильно, но, когда видишь, как два наших принца и представитель младшего поколения в нашем собственном роду до такой степени утратили контроль над собой, что, не думая о последствиях, берут и связывают себя с лицами, принадлежащими к совершенно иной породе, – это говорит о необходимости быть осторожными. Тем самым они интеллектуально разрушают способность своей расы и своего класса противостоять яростным нападениям снизу на достижения культуры, стоившие многовекового труда. Такое может случиться в результате мгновенного заблуждения, под влиянием безудержных природных инстинктов. Перед этой опасностью юноша оказывается беззащитным, если только он заранее не вооружился, если не приобрел настолько обширного знания жизни, что не потеряет контроля над собой. Когда ты попадешь в подобную ситуацию, мне было бы скорее по душе, если б ты проявил цинизм, чем наивную доверчивость. Увлекаемый шармом юной девушки, ты никогда не должен забывать, что женская красота есть не что иное, как более или менее удачное расположение жира под кожей. Внутренняя красота обусловлена расой, характером и талантом. Эти качества не выставляются напоказ, в отличие от тех, что привлекают глаз и возбуждают чувства. В наше время борьба за существование настолько тяжела, что молодой человек, желающий обрести независимость, не может ограничивать своей мобильности, вступая в чересчур ранний брак. Шанс, полученный тобой в виде интернационального образования, не должен быть потерян. Его необходимо использовать, чтобы приобрести независимость прежде, чем ты свяжешь себя такими обязательствами. Я наблюдал и наблюдаю, что недостаток мобильности у наших первопроходцев во многих случаях происходит из того, что их жены желают видеть их дома, чтобы муж был чем-то вроде церемониймейстера, обслуживающего их тягу к светской жизни, которая в основном сводится к демонстрированию туалетов и возбуждающих чувства форм. Так что, когда приедешь домой, с чем бы ты ни столкнулся на балах, не забывай изучать и пожилых дам и размышлять о том, как они будут выглядеть через 20 лет. Наши семьи могут служить образцом, которым мы гордимся. Ни одна из них не создавалась с помощью дрыгающихся ног и обнаженных грудей, и все презирают накрашенные губы и нарумяненные щеки.