Страница 10 из 19
Оба смеялись над очередным казусным случаем из его практики на скорой, когда неожиданно встретились глазами и… вдруг не осталось ничего вокруг. Только он и она. Смех замер, улыбки сползли с лица. Она плавилась под его взглядом. Казалось, они вечность смотрят друг другу в глаза. Оба неподвижно сидели за кухонным столом, обоих этот взгляд приковал к месту. Взгляд, сказавший им больше, чем все их разговоры.
Неожиданно она моргнула и взгляд оборвался, как будто между ними поставили заслонку после того как они показали друг другу слишком много сокровенного. Она смущенно опустила голову, медленно вытащила ногу из-под себя и отошла к буфету, повернувшись к нему спиной. Надо было срочно вспомнить, зачем она сюда отошла, но мысли путались и разбегались. Она никак не могла успокоить бешено бьющееся сердце.
Он смотрел на ее узкую спину, низко опущенную рыжую гриву, длинные белые ноги, и понимал, что именно он виноват в ее смущении. Надо ей что-то сказать, как-то объяснить, а для начала как-то позвать, чтобы она повернулась к нему. Назвать ее сейчас одним из имен из списка — более чем глупо. Он встал со стула и в два медленных неверных шага приблизился к ней. Дотронулся до ее плеча.
— Я…
— Поцелуй меня, — она резко развернулась и подняла на него свои бесподобные изумрудные глаза.
— Нет, — отшатнулся он.
Она закусила нижнюю губу от обиды и смущения, тем не менее гордо приподняв подбородок.
— Нет, ты не так пон… я не… черт! — он снова прикоснулся к ее плечу, словно пытаясь удержать ее или не ее, а скорее этот момент на месте. — Я не смогу остановиться, — честно сказал он.
— Я и не прошу…
— Я не могу…
— Я могу никогда ничего не вспомнить, — сказала она, как будто прочитав его мысли.
— Я…
— Поцелуй… — прошептала она, опустив глаза, уже потеряв всякую надежду, что он ответит на ее просьбу.
Именно это сломало его. Он взял ее за подбородок, поднял лицо к себе, вглядываясь в него, словно пытаясь найти там ответ. Она, неверно истолковав его заминку, выдернула подбородок и дернулась, чтобы уйти в комнату. Но он быстро прижал ее к буфету, не давая даже двинуться. Положил руку на ее щеку, повернул к себе и накрыл губы своими. Почувствовал, как под его губами они расслабляются, распускаются как бутон розы. Все! — крутилось в голове — Обратной дороги нет! А он ее и не хотел, чувствуя всем телом ее податливое тепло. Чувствуя каждый изгиб ее тела. Он как будто тонул в этом омуте. Боже, помоги им обоим!
А потом все мысли улетучились, когда она приоткрыла губы, и он почувствовал ее язычок. Вот тогда он окончательно потерял голову. Страсть вырвалась на волю, как долго сдерживаемая пружина. Он сминал ее губы своими, покусывал ее шею, полизывал белоснежные холмики в вороте рубашки.
Она отчаянно пыталась удержать равновесие, схватившись за его огромные плечи. Какой же он твердый! — это о плечах. Но когда он подсадил ее на край буфета, так, что ей пришлось обхватить его ногами, она даже глаза распахнула от того: какой же он твердый! Она стала стягивать с него темно-синий пуловер. Он на секунду оторвался от ее губ, быстро избавился от него и снова прижался к ней губами, как будто страдающий от жажды к глотку воды. Она запустила руки в его взъерошенные волосы. Они оказались мягче на ощупь, чем она думала. Она даже не поняла сначала, что это был за звук, когда ее рубашка затрещала, и на пол посыпались оторванные пуговицы. Она улыбнулась и куснула его за нижнюю губу. Тем временем его руки уже накрыли ее груди.
О боже! Если под его трусами на ней действительно ничего нет, он сейчас просто взорвется! Одна его рука поползла вниз, проверить свою догадку. Она выгнулась ему навстречу, когда он проводил рукой по ее животу, и в тот же момент ударилась головой о шкафчик буфета.
— О милая! — прошептал он, наклоняя ее голову к себе и целуя в затылок. Немного не в то место, но это уже было неважно, потому что в следующий миг он подхватил ее под ягодицы и, так и прижимая к себе, понес в комнату.
Не успела ее спина коснуться кровати, как в разные стороны полетели трусы, штаны, рубашка. Как же хорошо было прижиматься к его сильному теплому телу! Как хорошо было слушать его частое возбужденное дыхание! Ее дыхание, наверное, такое же частое.
Не успела она это подумать, как он накрыл ее сосок своим теплым ртом, поиграл языком, превращая тот в твердую горошину, и со стоном опустился на нее. Она забыла, как дышать! А когда он чуть повернулся, поудобнее устраиваясь между ее ног, и она почувствовала, как он медленно входит в нее, все вообще перестало иметь какое бы то ни было значение.
Он был щемяще нежен, так непередаваемо нежен, что у нее из глаз покатились слезы. Она не смогла бы сказать почему, даже если бы он спросил. Но он не спрашивал, сцеловывая ее слезинки губами, продолжая проникать все глубже и глубже. Знала бы она, чего ему стоило проникать в нее ТАК невыносимо медленно! Она была такой горячей и такой узкой внутри, что он просто не мог войти в нее резко до конца со всего маху, как хотелось. Только дойдя до упора, выйдя и снова войдя в нее, он смог немного увеличить темп, а потом еще. А потом еще, после того, как она выдохнула и обвила его бедра ногами, притягивая к себе ближе. А потом еще быстрее, когда почувствовал ее стон, именно почувствовал всей грудью, как стон вырвался из ее груди. А потом еще быстрее, когда она куснула мочку его уха, и тогда уже ничто не смогло его остановить. Он врезался в нее с остервенением человека, уставшего от одиночества, и наконец-то радующегося обретению кого-то в своей жизни. А она принимала каждый удар, изгибаясь ему навстречу так, как будто только от него сейчас зависела вся ее жизнь. Он застонал буквально через секунду после того, как услышал ее крик, они достигли оргазма почти одновременно и долго лежали в темноте, переводя дыхание.
А потом он засмеялся, все еще лежа на ней, в ней.
— Что? — спросила она шепотом, боясь развеять момент, когда ей за последние дни было так хорошо, спокойно и понятно.
— Хорошим же поцелуем я разбудил спящую красавицу!
Она рассмеялась в ответ и чуть слышно застонала, когда он, наконец, вышел из нее и освободил от своего веса. Сразу стало холодно и одиноко. Но он умудрился вытащить из-под их тел одеяло, накинул на нее и прижал к себе собственническим жестом. Она зажмурилась от удовольствия, устраиваясь поудобнее в его руках. Да, вот теперь все стало ясно и понятно.
Он с улыбкой возвращался домой, перешагивая через две-три ступеньки лестницы длинными ногами, стараясь побыстрее попасть на третий этаж, туда, где его ждало зеленоглазое чудо. Вспомнил, как проснулся сегодня утром и впервые за долгие годы не почувствовал себя хмурым медведем, каким обычно бывал спросонья. Что-то было не так! Что-то изменилось в его жизни. И он, не веривший в бога, готов был молиться, чтобы все так и оставалось, вот так, как сейчас. Чтобы подольше продлился вот этот период его жизни. Если это счастье, пусть останется с ним подольше. А чем нужно будет расплачиваться, подумаем позже. Да какая разница, чем расплачиваться, если она ждет его! Она… его… ждет!
Звонок мобильника вывел его из состояния идиотизма влюбленного школьника.
— Привет, Демидов! Как жизнь?
— Привет, Белов! Отлично! Как сам? — насторожено поздоровался тот.
— По тебе скучаю!
— Что-то ты действительно соскучился, раз звонишь раньше срока. То звонил раз в месяц, а тут — что случилось? Таймер раньше сработал? Опять звонишь заманивать меня в клинику?
— Ну с прошлого года надо было тебя проверить: как дела? Не передумал ли возвращаться?
— Сразу нет, — отрезал Демидовю
— Ну ты б хоть подумал для приличия.
— А чего мне думать?! У меня и здесь отличная работа…
— На скорой?
— А что, на скорой всегда люди нужны. А практика тут знаешь какая?!
— С твоими руками!!! Это все равно что гвоздь микроскопом забивать!
— Паш, я тебе уже год говорю одно и то же, а ты русский язык понимать никак не хочешь. Я не вернусь.