Страница 23 из 98
— Выбритая у них на голове полоса означает, что они попались в руки женщин, — пояснила мне Юта. — Тех, что обитают в дремучих северных лесах, вон там, — указала она на сплошную зеленую пелену леса, протянувшегося на северном берегу. — Никто не знает, насколько эти леса простираются в западном направлении, известно лишь, что на севере они доходят аж до Торвальдсленда. Их населяют лесные жители, но гораздо больше там банд всяких преступников — как мужчин, так и женщин.
— Женщин? — удивилась я.
— Некоторые называют их лесными женщинами, — кивнула Юта. — Другие зовут их женщинами-пантерами, потому что они носят шкуры убитых ими лесных пантер и бусы из их клыков.
Я не могла скрыть своего удивления.
— Они живут в лесах без мужчин, а свою плоть удовлетворяют теми, кого им удается поймать и обратить в своих рабов. Какое-то время они забавляются своими пленниками, затем, когда те им наскучат, продают их на невольничьих рынках. А чтобы сильнее унизить этих мужчин, женщины-пантеры выбривают у них на голове широкую полосу, свидетельствующую о том, что выставленный на продажу раб попался в руки женщин.
— Но кто эти женщины? Как они оказались в лесах?
— Некоторые прежде были невольницами, другие — свободными женщинами. Кто-то бежал от ненавистного замужества, устраиваемого их родителями, кто-то не смог смириться с принятым в их городе обращением с женщинами. Есть города, где даже свободная женщина не может выйти из дома, не спросив на то разрешения охранников или членов своей семьи. А в иных городах рабыни чувствуют себя более свободными и счастливыми, чем так называемые свободные женщины.
Я снова посмотрела на реку. По берегам тянулись ясно различимые в рассеивающемся тумане хижины и деревянные строения. Вода на спинах тянущих баржу тарларионов тускло блестела в неярком солнечном свете.
— Не будь такой грустной, Эли-нор, — сказала Юта. — Когда на тебя наденут ошейник и у тебя появится свой хозяин, ты почувствуешь себя более счастливой.
Я с неприязнью посмотрела на эту маленькую дурочку.
— У меня никогда не будет ни ошейника, ни хозяина, — ответила я.
— Нет, ты хочешь получить и ошейник, и хозяина, — рассмеялась Юта. — Просто ты либо этого еще не осознаешь, либо не хочешь в этом признаться!
Бедная глупая Юта. Она не знает, что я буду свободной. Что я вернусь на Землю. Я снова буду богатой и могущественной! У меня самой будут слуги! У меня будет свой дом и новый, еще более мощный спортивный автомобиль!
Я усмехнулась.
— А сама-то ты была когда-нибудь счастлива со своим хозяином? — язвительно осведомилась я.
— Да! Конечно! — с горячностью воскликнула Юта; глаза у нее засверкали от радости.
Я снова почувствовала к ней неприязнь.
— И что же между вами произошло? — поинтересовалась я.
Юта потупила взгляд.
— Я попыталась навязать ему свою волю, — ответила она. — Вот он меня и продал.
Я отвернулась.
Туман почти рассеялся, и яркие лучи утреннего солнца рассыпались по поверхности воды.
— В каждой женщине, — продолжала Юта, — уживаются одновременно свободная спутница мужчины и рабыня. Свободная спутница ищет своего спутника, равноправного партнера, а рабыня стремится иметь рядом человека более сильного, способного ее защитить — хозяина!
— Это полный абсурд, — возразила я.
— Разве ты не женщина? — удивилась Юта.
— Конечно, женщина, — ответила я.
— Значит, живущая в тебе рабыня вне зависимости от твоего желания стремится обрести над собой повелителя, хозяина. Это происходит помимо твоей воли, подсознательно, поэтому ты можешь об этом даже не догадываться.
— Ты просто дура! — не выдержала я. — Самая обычная дура!
— Ты — женщина, — спокойно возразила Юта. — Подумай, какой мужчина мог бы стать твоим хозяином?
— Нет такого мужчины, который мог бы стать моим хозяином! Таких мужчин не существует!
— Но в твоих снах, вспомни, какой мужчина прикасается к тебе, уводит тебя с собой в свои владения, принуждает тебя выполнять его желания?
Теперь мне вспомнилось, как, выскочив из своей квартиры, из пентхауза, по пути к подземному гаражу я встретила мужчину, обычного прохожего, который провожал меня, убегающую, испуганную, с клеймом на теле, взглядом хозяина, и как в тот момент я впервые в жизни почувствовала себя женщиной — беспомощной и ранимой. То же чувство родилось у меня и в бунгало, когда я рассматривала клеймо у себя на ноге и надетый на меня ошейник. Тогда я тоже на мгновение ощутила себя беспомощной пленницей, человеком несвободным — собственностью других людей. Вспомнилось и проскользнувшее у меня в этот миг перед глазами мимолетное видение того, как я, обнаженная, лежу в объятиях какого-то дикаря. У меня тогда даже мороз пробежал по коже. Я никогда не испытывала ничего подобного. Мне вспомнилось, как я впервые почувствовала любопытство и интерес к прикосновению мужчины — может, это и был человек, способный стать моим хозяином? Я до сих пор не могла избавиться от этого странного чувства и посетившего меня мимолетного видения. Они возвращались ко мне снова и снова, особенно по ночам, когда я долго не могла уснуть на жестком полу невольничьего фургона. Однажды среди ночи я почувствовала себя такой несчастной, такой одинокой, что даже расплакалась. Дважды я слышала, как плачут по ночам другие девушки. Но со мной это было только один раз, Юта! Только один! Больше такого не повторится!
— У меня не было подобных снов, — встряхнула я головой, отгоняя непрошеные мысли.
— Вот как? — удивилась Юта.
— Эли-нор не женщина, а холодная, ни на что не годная рыба! — презрительно фыркнула Лана.
У меня от обиды слезы навернулись на глаза.
— Нет, — миролюбиво возразила Юта. — Женщина в Эли-нор еще просто спит.
Лана окинула меня изучающим взглядом.
— Значит, Эли-нор хочет обрести своего хозяина? — спросила она.
— Нет! — закричала я, едва сдерживая подступающие к горлу рыдания — Нет! Нет! Нет!
Все девушки, за исключением Юты, засмеялись, захлопали в ладоши и принялись, подтрунивая надо мной, нараспев повторять:
— Эли-нор хочет хозяина! Эли-нор хочет хозяина!
— Нет! — кричала я, отворачиваясь и прижимаясь лицом к металлическим прутьям невольничьей клети. Юта обняла меня за плечи.
— Ну, хватит, — принялась она укорять не на шутку разошедшихся девушек. — Зачем вы заставляете Эли-нор плакать?
Как я их сейчас всех ненавидела! Всех, даже Юту! Они были самыми настоящими рабынями! Рабынями!
— Смотрите! — вдруг закричала Инга, указывая рукой вверх.
С запада, со стороны Лауриса, над кромкой убегающих вдаль бескрайних лесов летел отряд тарнсменов. Их было человек сорок. Они восседали на спинах тарнов — способных летать под седлом громадных хищных гори-анских птиц. Люди казались крошечными по сравнению с несущими их ширококрылыми чудовищами. В руках тарнсмены держали длинные копья, а с правой стороны широких кожаных седел виднелись притороченные круглые щиты. Лица наездников были скрыты низкими шлемами.
Девушки испуганно завизжали и плотнее прижались к металлическим прутьям клеток.
Тарнсмены были далеко от нас, но даже на таком расстоянии они внушали мне ужас и заставляли сердце колотиться в груди. Интересно, думалось мне, каким должен быть человек, способный подчинить себе такого громадного крылатого монстра?
Я почувствовала, как у меня мороз пробежал по коже, и невольно отступила подальше в глубь клетки.
На палубу вышел Тарго и, закрывая глаза ладонью от ярких лучей утреннего солнца, посмотрел вверх.
— Это Хаакон со Скинджера, — сказал он стоящему рядом одноглазому охраннику.
Одноглазый утвердительно кивнул.
Тарго выглядел удовлетворенным.
Сделав в небе широкий круг где-то за Лаурисом, наездники повели своих громадных птиц вниз, на посадку.
— Владения Хаакона примыкают к границам Лауриса. Они начинаются всего в нескольких пасангах севернее города, — заметил Тарго и вместе с одноглазым охранником снова направился к корме баржи, где на рулях сидели двое матросов.