Ближние горизонты

Дымные тени, собравшие камень в стену, бросились за нами, оставив после себя застывших истуканов. Их вой и свист мчались следом, загоняя нас на такой же вой и свист, идущие прямо на нас.

Рано или поздно эти две мчащиеся друг на друга волны должны были смять нас, раздавить, уничтожить, разорвать на части.

В самый критический момент волк вновь воткнул прямые лапы в землю, развернулся и, нисколько не сбавляя скорости, а, наоборот, удвоив ее, полетел прямо на брошенную мертвую стену. На секунду я обернулся, чтобы посмотреть на столкновение двух каменных волн.

Дымные тени еще не понимали, что вот-вот должно было произойти. Они еще победоносно свистели, не упуская меня из своего поля зрения. Все их внимание было сосредоточено на мне. Я был почти в их руках, а наблюдать за моими попытками вырваться из смертельной ловушки доставляло им массу удовольствия. Преследование увлекло их настолько, что они перестали замечать все вокруг.

С тем же кровожадным свистом две волны врезались друг в друга. Каменный грохот раздался за моей спиной. Он погасил, задавив своими обломками, голодный, самодовольный свист. Каменные мельницы перемалывали друг друга. Железные цепи рвались, придавленные обломками. Они спутывались между собой и рассыпались в разные стороны разбитыми звеньями. Дымные тени метались между камнями, потеряв всякий порядок в своих действиях. Они не находили себе пристанища. Слишком уж много их собралось в одном месте одновременно. Они стаями кидались в одни и те же редкие уцелевшие каменные столбы и виселицы. Они дрались между собой за немногочисленные места в камне. Из ржавых глаз, появлявшихся в момент оживления в камне, исчез холод — теперь в них было страдание. Открытые рты истуканов судорожно смыкались, будто так им можно было уберечься от нескончаемых попыток вытеснить из их нутра дымную тень другими, неприкаянными тенями, облепившими каменный столб. Хаос и смятение за моей спиной скрылись за густым дымом.

Волк нес меня прямо на непреодолимую мертвую стену. Я не понимал, что он собирался предпринять.

Тем временем небольшое количество теней оправилось от столкновения и бросилось за мной в погоню. Они больше не свистели. Они лишь злобно хрипели, а по всей округе стоял скрежет их каменных суставов.

Волк мчался вперед, изредка оглядываясь по сторонам. Мертвая стена была совсем близко — всего несколько прыжков. Скорость была высока. Волк не сбавлял темпа и не собирался тормозить. Я не знал, что будет дальше.

Каменные истуканы оживали, с каждым дымным прыжком нагоняя нас. Они прижимали нас к стене. Наседая с боков, они зажимали нас в тиски. Ни вправо, ни влево, ни назад, ни в небо — никуда нет пути. Только вперед — на стену, и дальше сквозь нее. А разве это возможно? Безвыходность ситуации была очевидна мне. Все говорило о том, что мы попали в ловушку.

И в этот момент случилось почти невозможное. Волк, бежавший до этого и без того быстро, удвоил свою скорость и, приблизившись к стене на расстояние одного прыжка, мощно оттолкнулся от земли всеми четырьмя лапами и бросился грудью на камень. Я едва успел вжаться в спину волка, по возможности спрятавшись под щитом.

Как я ни ожидал столкновения, оно все равно стало для меня полной неожиданностью. Удар волка о камень не был похож на удар живого тела о твердую поверхность. Он сопровождался странным, не похожим ни на что шумом. Треск, с которым волк пробил каменные нагромождения, можно было сравнить разве что с треском электрического разряда. Так бывает, когда молния, падая с неба, ломает многотонные валуны, лежащие на земле.

Каменное крошево сыпалось сверху, тяжело ударяя о прикрывающий меня щит. Я почти лежал на волчьей спине. Глаза мои были направлены вниз так, что мне хорошо были видны летящие по воздуху поджатые задние лапы волка. Еще немного, и мы прорвемся.

Неожиданно из образовавшегося от удара облака щебня возникла загнутая, словно коса, каменная рука. Секущим движением она махнула нам вслед, и я увидел, как волчьи лапы отделились от тела и, пролетев по инерции еще какое-то время, упали вниз. Не успели они коснуться земли, как возникшая из ничего железная цепь обвилась вокруг них и, дернув, унесла обратно к себе, за стену клубящегося щебня. Я услышал, как жутко взвыл волк.

Потом было падение. Ударившись о землю, я покатился по наклонной плоскости горы вниз. Мир бесконечное число раз перевернулся в моих глазах. Удары о камни чередовались с ударами о землю в те моменты, когда мое избитое тело подлетало на кочках и небольших возвышенностях, а затем с треском и глухим костяным стуком падало вниз, продолжая свое неуправляемое движение под гору.

У меня больше не было сил сопротивляться. Гонка среди каменных истуканов полностью опустошила меня. Усталости я не чувствовал. Я не устал — у меня просто не осталось сил, которые прежде питали зверя.

Мир перестал крутиться у меня в голове. Взлетев в очередной раз, я надолго повис в воздухе, а затем, словно сорвавшись в пропасть, стал падать. Падение мое длилось бесконечно долго. Я летел спиной вниз. Я протягивал руки в синее небо в попытке ухватиться за него. В небе было тепло и ничего больше — опоры я в нем так и не нашел.

В падении у меня было много времени. Только теперь я по-настоящему смог разглядеть солнце Ближних Горизонтов. Оно было меньше обычного. Свет, идущий от него, был больше белым, в нем не было дающей жизни желтизны. Еще я увидел, что солнечный диск окаймляла тонкая, словно шелковая нить, черная линия, след никогда не кончающегося траура — отсвета обратной стороны луны.

Успев рассмотреть все это, я рухнул вниз, с сиплым выдохом ударившись о землю. Сверкающие искры, легкие как пух, брызнули во все стороны, разлетаясь от воздушной волны, поднятой моим упавшим телом. Тяжесть удара о землю была особенно ощутима на фоне их невесомого полета.

Я лежал в блаженном забытьи. Я не чувствовал боли. Больно было волку, он потерял свои задние лапы. Больно было принявшему на себя бессчетное количество ударов кабану. Больно было потерявшей когти и клыки золотой кошке. В отличие от меня они помнили, что такое боль. Пока мне нечего было дать им. Сил во мне больше не осталось. Я чувствовал, что чем меньше я двигаюсь, тем легче переносить страдания зверю, и потому я не шевелился.

Мне по большому счету было неинтересно, сумел ли я вырваться из царства дымных теней. Даже если это было не так, это уже ничего не решало. Я не мог пока оказать никакого сопротивления. Я был беззащитен и слаб.

Словно в утешение своей немощи, я больше не чувствовал запаха пыли и жженного солнцем камня вперемешку с привкусом сухой ржавчины. Быть может, мне только казалось, но я чувствовал под собой влажную траву. Трава была жесткой, а в воздухе стоял тяжелый и душный, лишенный всяких запахов, выдыхаемый зеленью пар.

Я не видел неба, его закрыл от меня теплый туман испарений, в котором плавали сверкающие искры. Движения искр не были осмысленными. Было похоже на то, что они лежали здесь на земле бесконечно долго, до тех пор, пока я не свалился с неба и не внес сумятицу в их неспешное существование, начисто лишенное времени.

Я приходил в себя после удара. Ясность взгляда на вещи, вернувшаяся ко мне, все расставила на свои места. Искры потускнели, превратившись в бледные огни, окруженные ореолом прозрачно-синего света. Я действительно лежал на зеленой траве. Сквозь туман испарений я видел еще более измельчавший солнечный диск. Каменных истуканов поблизости не было. Воя и свиста я тоже не слышал. Вокруг меня стояла глухая влажная тишина. Я отдыхал. Туман накрыл меня своим плотным одеялом, спрятав на какое-то время от враждебного мира. Я не спал, но в то же время состояние мое можно было назвать сном. Сном непривычным — без видений. Я сам теперь был лишь видением и потому не мог привидеться сам себе. Силы никак не возвращались ко мне. Я был все так же слаб.

Я слегка приподнял голову, чтобы осмотреть свое тело. Черный панцирь на моей груди был проломлен в нескольких местах, обнажив глубокие, с рваными краями, раны. Я не мог как следует рассмотреть, что было внутри этих ран. Я лишь видел неясное свечение, поднимающееся над ними, по переливам которого я понимал, что там, внутри, Нечто, наполняющее меня, находится в постоянном движении, совершая цикл, то затухая, то разгораясь с новой силой. Я не чувствовал этого движения, равно как и не чувствовал боли от нанесенных мне ран. У меня не было прежних инстинктов. Мне не хотелось немедля протянуть руки и прикрыть раскрытые раны ладонями. Я не знал, что мне теперь делать.