Ближние горизонты

С того самого момента я уже больше не улыбался. Последняя легкость восприятий навсегда покинула меня. Ничто больше не пряталось за моей улыбкой — остался только страшный человек.

В поступке брата была сила. В моем же порыве не было ничего, кроме слабости. Мне не стоило так вести себя. И теперь мне было стыдно. Слабость моя была подобна наготе, и я надеялся, что никто, кроме брата, не видел моего позора.

Сейчас, перебирая свои воспоминания, я никак не мог понять, откуда внутри такого сильного человека мог появиться ледяной страх. Чего боялся мой брат?

В полдень следующего дня настал час третьего и последнего испытания. На этот раз сами боги выбирали лучшего из нас двоих.

Арена, на которой нам предстояло сойтись, была со всех сторон окружена каменными трибунами. Они поднимались очень высоко. Так высоко, что выше них было только яркое свежее и чистое небо весны.

В полной тишине с разных сторон мы с братом вышли к арене. Трибуны были полны, но никто из зрителей, увидев нас, не произнес ни звука. Подняв ножи храмовников над головой и почтительно держа их обеими руками — левой за глубоко посаженую рукоять, правой за заостренный край лезвия, — мы стали обходить арену по кругу, приветствуя собравшихся на наш бой.

О! Эти зрители заслужили почет и уважение. Наши предшественники. Они смотрели на нас пустыми глазницами посеревших от времени черепов. Тысячи черепов героев заполняли трибуны арены. Они имели право смотреть на нас. В пустоте их взглядов была истина. Они оберегали нас и знали все о смысле жизни. Обходя арену по кругу, мы четырежды обернулись вокруг своей оси, чтобы каждый мог видеть наши лица. Затем мы с почтением положили ножи к подножию трибун.

Четырнадцать Стражей стояли по периметру арены. Я все ждал, когда же увижу их лица, но их головы были по-прежнему укрыты непрозрачной черной тканью. Дыхание Стражей не мешало нам. На этот раз я почти не слышал его.

Я так никогда и не видел их глаз. На что смотрели Стражи? Неизвестно. А ведь они были призваны следить за правильностью всего происходящего.

Стражи, черные и таинственные. Жертвы жестокой болезни. Болезни, которая всегда начиналась и протекала одинаково. У того, кто убил не одну сотню людей, рано или поздно в душе возникает болезненная маята. Невосполнимая утрата душевного покоя, которая постепенно перерастает в непреодолимое желание заполнить образовавшуюся пустоту покоем смертельным, когда тело отторгает все живое и тянется только к смерти.

В свое время я сумел избежать этой болезни. Луна уберегла меня. Но многие из тех, кого я знал, почуяв тоску и поняв бессмысленность всего, что их окружает, выбирали путь наименьшего сопротивления и уходили к Стражам, чтобы стать одними из них. Больше я их никогда не видел. Стражи были закрыты от мира. Смыслом их становилось лишь услужение, потому как все в их жизни было подчинено полному отрицанию свободы воли.

Шаги Стража — слепое услужение. Путь Стража — покой убийцы, который сам заразился смертью.

После внешнего вида черных Стражей взгляд мой всегда искал темноты. Невольно я засмотрелся на нишу, которая располагалась под трибунами с восточной стороны арены. Солнечный свет не попадал под ее своды. Грубый необработанный камень обрамлял нишу. С залитой солнцем арены она казалась дверью, ведущей прямо в черноту ночи, подсвеченную далекими огоньками масляных лампад. Во мраке каменной ниши я увидел силуэт Ключника. Он стоял, повернувшись к арене спиной. Схватка не должна была интересовать его. Ключник не имел права испытывать симпатии к бойцам и уж тем более желать победы одному из них. Когда все закончится, победитель должен просто уйти за Ключником в темноту ниши.

Положив свои ножи к подножию трибун, мы вошли в круг арены. Нам предстоял честный бой, а честный бой — это бой без оружия. Тело человека — как инструмент. Тело само — как оружие. Оружие, которое на себе испытывает все тяготы противостояния. Оружие, которое отзывается болью в обоих случаях, как нанося, так и пропуская удары.

По древним правилам боя нам не разрешалось использовать для ударов кисти рук. Удары можно было наносить только локтями. То же самое касалось и ступней ног. Бить противника следовало, используя только колени. Бой становился зрелищным, терял суетливость и очищался от лишних движений. При этом плотность и сила ударов многократно возрастали. Это был чистый бой на очень близкой дистанции.

Мы двигались по кругу, не спуская друг с друга глаз. Арена меняла нас. Я смотрел на брата и не узнавал его. Этого человека я видел впервые. Уверен, что и брат испытывал те же чувства. И одновременно с этим я все еще не видел перед собой врага. Мне было трудно заставить себя нанести удар первым. Можно сказать, что я добровольно отдал это право брату. И он не заставил себя долго ждать. Я был готов защищаться, и все же его удар оказался для меня полной неожиданностью. Неуловимым образом он нырнул мне под левую руку, нанес сокрушительный удар локтем в челюсть и оказался у меня за спиной.

Как только был нанесен первый удар, Стражи ладонями стали отбивать ритм нашей схватки.

Я сумел устоять на ногах, хотя и потерял брата из виду. В следующее мгновение я пропустил удар коленом в левый бок. Болезненный спазм заставил сжаться все мои внутренности. Мне стало нечем дышать. Разворачиваясь, я вслепую отмахнулся локтем, стараясь достать своего соперника и выиграть время. Я промахнулся, но теперь мы стояли лицом к лицу.

Ритм с трибун постепенно убыстрялся.

Восстанавливая дыхание, я парировал удары своего противника. Он был полон сил и потому не останавливался ни на мгновение. Он жил в бою. Он черпал энергию в точных ударах, которые достигали цели. Он отдыхал, отбивая мои попытки достать его. Бой доставлял ему довольствие, а потому не мог быть для него серьезным испытанием. Он ровно шел к победе через мою боль, так до конца и не понимая, что сквозь очертания врага я все еще вижу в нем свое отражение. Во мне же он видел лишь жалкое препятствие, стоящее на пути, ведущем его к поставленной цели.

Золотые искры сыпались из смыкающихся ладоней. Ритм боя, который задавали Стражи, подстегивал и вел нас к развязке. Он отскакивал звонкими эхом от каменных трибун, и в общем гуле и наслоении звуков мне казалось, что черепа героев оживают. Они шевелились на своих местах, а в их пустых глазницах разгорался зеленый огонь.

Воля моего врага к победе была несокрушимой. Его нисколько не тревожили мои точные удары. Он не замечал их. Он смеялся надо мной. Он издевался над моей силой. Он приходил в восторг от своей выносливости и не переставал демонстрировать свои умения.

В какой-то момент я понял, что он играет со мной. Он мог закончить схватку в любое время, но ему доставляло удовольствие ощущение собственной мощи.

Мир в моих глазах уже давно не стоял на месте. Как жертвенное животное, я поводил головой из стороны в сторону, не зная, на кого мне наброситься. Я был слеп. Сотрясаемый каскадами коротких и точных ударов, утопая в бешеном ритме трибун, я уже ничего не понимал. Единственное, что я видел четко, были лица тысячи героев, заполнившие пустые трибуны вокруг арены. Они поддерживали меня. Они говорили мне мудрые слова, которые я чувствовал, но не мог запомнить ни одного, потому что их мудрость не имела ничего общего с мудростью живых.

Я проиграл. Брат добил меня сокрушительным ударом в затылок, от которого кровавое мутное солнце лопнуло у меня в голове. Тело мое, застыв на секунду, рухнуло на арену, а я остался стоять наедине с собственной тенью. Только холодное солнце видело, что дух мой продолжал оставаться на ногах. В этот момент мое отражение разбилось навсегда.

Тяжелые воспоминания. Тело мое содрогнулось, еще раз пережив в памяти тот жестокий удар. Где я?

Я был в лесу. И теперь все изменилось. Брат испугался и никогда уже не сумеет найти верную дорогу. И нет участи печальнее для того, кто выбрал путь Защитника. Сейчас он был подобен перу, которое кружит в невидимых глазу волнах теплого и холодного воздуха, то поднимаясь вверх, то стремительно скатываясь в бездну, не имея никакой возможности что-либо изменить. Мне не было его жалко, я просто не мог понять. Ключник, несомненно, прав — «сила — не истина». В бою, как и в жизни, все неустойчиво. Понятия находятся в постоянном движении, лишь на мгновения приобретая стабильную форму. В такие моменты нам кажется, что мы что-то поняли, а значит, стали мудрее. Но потом опять все приходит в движение, и от наших убеждений не остается камня на камне. Именно поэтому победитель в схватке не всегда на самом деле является таковым. Равно как и проигравший неожиданно для всех может оказаться победителем.