Страница 83 из 99
7 июля в Вильно генерал-лейтенант Бакланов отдал казачьим частям следующий приказ:
«Станичники и односумы!
Я выехал из родного края 19 июня и привез вам от него поклон. Дон завещает вам бороться одному против десятерых и охулки на руки не класть! Дон дышит пламенною любовью и преданностью к царю нашему; он ждет с нетерпением воли монарха двинуться на внешнего врага, замышляющего нарушить спокойствие святой Руси. На вашу долю пал жребий быть впереди — против врага внутреннего. Вы потомки славных и могучих предков наших Азовского сидения. Молодечество ваше против мятежников радует Царя, и донская семья ликует за вас.
Братья, соберемся с силами, окрепнем духом и превозмогём все трудности и лишения, и покажем, что достойны называть себя потомками Тихого Дона. Настанет время — я буду посреди вас в беседе боевой, введу вас в бой с заветным кличем Ермака: „С нами Бог!“, силою коего булат наш остр — и не устрашимся. Уверен в вас, что вы такие же чудо-богатыри, как были водимые мною в бой деды, отцы и старшие братья ваши!»
Генерал Н. Н. Муравьев, подавлявший восстание, назначил Бакланова начальником Августовского отдела. Под команду ему были даны: лейб-гвардии Казачий и лейб-гвардии Драгунский полки и 22 роты гвардейской пехоты от полков Преображенского, Семеновского и Измайловского… сложной и трудной обстановке малой войны с повстанческими бандами Бакланов применил свой громадный опыт Кавказской войны. И тут, и там обстановка была сходная. Вопреки приказа Н. Н. Муравьева, жестоко каравшего крестьян, принужденных повстанцами сдавать им продовольствие, Бакланов разрешил крестьянам давать повстанцам все, что те у них требуют, но обязал их сейчас же сообщать о появлении шаек, и о том, куда они направились. Этим Бакланов привлек к себе польских крестьян, видевших в нем не насильника, но защитника от шаек, и был всегда осведомлен о движении повстанцев. А там — хорошо поставленная разведка, искусное расположение резервов сделали то, что Августовский отдел был быстро очищен от повстанческих шаек, и в нем наступила правильная и мирная жизнь.
До 1867 года Бакланов оставался в Польше, командуя Донскими казачьими полками в Виленском военном округе. В 1867 году, за упразднением должности особого командующего казачьими полками в округе, Бакланов был отчислен по Войску Донскому. Он поселился в Петербурге, где до самой смерти занимался чтением военной истории и изучением всего того нового, что делалось в военном деле, и живо интересуясь судьбами Тихого Дона.
Зимою 1872 года Бакланов тяжело заболел, и 18 января 1873 года не стало казака-богатыря. Проживающие в Петербурге Донцы, кавказские военные историки Абаза и Потто, с кем дружил в последние годы своей жизни Бакланов, похоронили тело Бакланова на кладбище Новодевичьего монастыря, собрали между собою по подписке деньги и поставили на могиле памятник. На гранитной дикой скале, окруженной ядрами и цепями, наброшена сделанная из чугуна бурка, на ней лежит баклановская мохнатая папаха, и из-под нее просунута пика с черным баклановским значком. Спит вечным сном под этой скалой грозный «Боклю», покоритель Малой и Большой Чечни. Под знаком сделан венок с надписью: «Войска Донского Яков Петрович Бакланов. Родился 1809 г., умер 1873 года». На каменной квадратной подстановке под скалою выбиты названия тех мест, где более всего отличался Бакланов.
Имя генерала Бакланова было присвоено 17 Донскому казачьему полку, ему же был дан вместо обычного полкового синекрасного значка черный «гробовой» значок Бакланова с надписью белыми буквами: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». Полк носил низкие лохматые «баклановские» папахи с черепом и костями из белого металла, а за спиною, по-кавказски черные башлыки.
Станица Гугнинская была переименована в Баклановскую; широкий проспект, идущий мимо кадетского корпуса в Новочеркасске, был назван Баклановским. Зимою 1911–1912 годов прах Бакланова и памятник над ним были перевезены в Новочеркасск. Памятник поставлен на Соборной площади против памятника Ермаку.
Полуграмотный мальчик-урядник в заурядном казачьем полку — это начало. Всем известный, украшенный орденами и звездами генерал-лейтенант — конец… Кто не знавал в Петербурге начала семидесятых годов высокого генерала в «николаевской» шинели и лохматой папахе, бодро шагающего по улицам? Бакланов!..
Лихо пела в те дни, возвращаясь с ученья, гвардейская пехота, познавшая Бакланова в дни усмирения Польского мятежа:
Грозно ударит в барабаны, пробьет одно колено марша, и опять:
Его любили на Дону, его полюбили и в Русской армии.
За храбрость? За уменье стрелять, рубить, колоть пикой, за лихую, не знающую препятствий езду?
Таких было много. Этими качествами в ту пору обладал почти каждый казак. Их было многие тысячи. Бакланов был один.
Он не только сам научился военному делу, но он и других сумел научить. Он вошел в душу казака и познал душу горца. Он понял дух «малой войны». Он покорял горцев, а потом и поляков не только силою оружия, но и силою своего несокрушимого духа, красотою подвига и милостивым, братским отношением к побежденному. Он никогда не «бил лежачего», но помогал встать. В этом он воспитывал и казаков. Он был жесток в бою, но каждый казак знал, что еще более жесток он к себе, и каждый знал, как его любит и щадит Бакланов. Он не плакал над убитыми — знал, по Платовски знал, что об убитых и раненых будет «домашний счет», но он всегда старался, чтобы победа была достигнута с малыми потерями. Под Карсом, когда у соседей были огромные потери и тысячи убитых — без успеха — Бакланов потерял всего 500 человек, взял сильное укрепление, 3 орудия и 14 турецких знамен.
Историк казачьих войск Абаза и военный историк кавказских войн Потто ходили к Якову Петровичу слушать о кавказской войне, читать его воспоминания и поучаться у него. Молодые академики генерального штаба учились у него военному делу. А где же, у кого он сам-то учился? У станичной бабки Кудимовны; у пономаря, у дьячка. Он не стыдился своего прошлого в Гугнинской станице. Он скромно умалчивал о том, что все, что он знал, он добыл сам внимательным чтением и изучением всех мелочей военного дела.
Всегда и везде, на всех постах он был казаком, настоящим Донцом, равным героям Тихого Дона.
История Дона не забыла его. Не забудут его и потомки — донские казаки. О нем с гордостью поминают линейцы. Его будут знать и помнить потому, что он, в скупую героями вторую половину XIX века, вписал в Донскую историю ее лучшие страницы.
Глава LI
Царствование Императора Александра II (19 февраля 1855 года — 1 марта 1881 года) было для России временем великих преобразований; освобождение крестьян от гнета рабства и помещичьего произвола; установление мягкого и справедливого суда; устроение всей жизни государства на новых началах, подобных устройству западноевропейских государств — все это в какие-нибудь двадцать лет изменило, перестроило и перетрясло Россию. Конец же царствования завершился удачною и полною громких побед войною с Турцией и освобождением славянских народов от турецкого ига. В историю это царствование вошло под именем «времени великих реформ» (преобразований), а сам Император Александр II с полною справедливостью был наименован — Царем Освободителем.