Страница 25 из 40
— Золото? Отдельные камни? Так я вас понимаю? — деловито спросил полковник.
— Да, именно.
— Речь идет не об одном кольце или браслете? — Полковник пытливо вглядывался в меня.
— И не о двух, — улыбнулся я.
После долгой паузы полковник спросил:
— Какая валюта?
— Самая надежная — рейхсмарки.
Полковник повел головой:
— А других предложений на этот счет не последует?
Я сделал вид, что не понимаю, о чем он говорит, но гестаповец тут же пояснил:
— Меня бы устроили английские фунты.
— Валюта врагов? — почти возмутился я.
Полковник поморщился:
— Коммерция, я слышал, находится вне политики.
Теперь долго молчал я. Обдумывал. Потом спросил:
— Размер сделки?
— Крупный, — мгновенно последовал ответ.
— А все же?
— Ну… одного золота, например, килограмма три.
— А камни?
— Один — уникум, десяток — средней величины и мелочь.
Мы оба долго молчали. Я изображал напряженное обдумывание предложенной мне сделки.
— Вы, полковник, надеюсь, понимаете, — сказал я, — что у себя в Дельменхорсте я английские фунты не печатаю и что в поездку беру с собой валюту той страны, в которой я живу. — Он понимающе кивнул головой. — И затем, прямо признаюсь вам, масштабы сделки меня несколько пугают. Я коммерсант меньших масштабов.
Я заметил, как сразу увяло лицо полковника.
— Но у моего коллеги в Ганновере есть сбережения в валюте, которая вас интересует. Разрешите мне связаться с ним по телефону.
— Связывайтесь, но, конечно, без объяснения, с кем сделка.
— Но при полной гарантии с вашей стороны, — подхватил я. — что мой ганноверский коллега останется в полной безопасности в связи с характером валюты.
— Полная гарантия, — полковник, улыбаясь, махнул рукой.
— Тогда я прошу дать мне два дня на улаживание этого вопроса.
— Но не больше. Я буду ждать вас здесь же, в это же время. — Полковник встал, поклонился мне и хозяину магазина и ушел.
Хозяин магазина побежал его провожать.
— Это верное дело, — вернувшись, сказал хозяин.
— Гестапо есть гестапо, — подмигнул я ему. — Вы-то, конечно, не рискуете ничем, а кто поручится, что этот полковник не упрячет потом в Моабит и меня и моего ганноверского коллегу?
— Не допускаю, — горячо возразил хозяин. — Он уже давно вьется возле меня, и небольшие дела я с ним уже провел. Поверьте моему чутью, он человек, у которого есть товар и который хочет сделать надежный гешефт, больше ни о чем он не думает.
— Наши с вами две головы — хорошо, а третья — еще лучше. Я сегодня же свяжусь с Ганновером. Если все будет в порядке, я приду к вам завтра же. Вы сможете предупредить полковника?
— Конечно, я имею его телефон.
— Пожелаем же друг другу удачи. — Я пожал руку хозяина магазина и, сопровождаемый им, вышел на улицу…
С товарищем Петером я встретился в совершенно новом месте — в фешенебельной квартире в самом центре города. Он поблагодарил меня за ликвидацию провокатора и сказал:
— А ваш товарищ находится в гестапо. Это подтверждено. Его допрашивают. Мы имеем приказ из Москвы сделать все возможное для его спасения, и мы делаем все, что можем. Попался он совершенно случайно — оказался в зоне облавы. Так что гестаповцы о нем ничего не знают.
Тогда я рассказал товарищу Петеру о моей встрече с полковником и спросил его мнения, нельзя ли попробовать использовать гестаповца для спасения Ивана Ивановича.
Петер попросил описать внешность полковника. Я сделал это с максимальной обстоятельностью.
— Кто же это может быть? — сморщив лоб, задумчиво сказал товарищ Петер. — В собственно вильнюсском гестапо четыре полковника, но ни к одному из них эти приметы не подходят. Может случиться, что ваш полковник не имеет никакого отношения к местным гестаповцам. Нет, я категорически против этой крайне рискованной затеи.
Я рассказал товарищу Петеру то, что слышал от Ивана Ивановича. Что крупные работники гестапо очертя голову бросаются в коммерцию, чтобы награбленное превратить в деньги. Иван Иванович рассказывал, что в Берлине, например, одного гестаповца удалось так приручить, что он продавал не только ценности, но и секретнейшие документы.
— Я категорически против. Бросаться с такой аферой на первого, случайно подвернувшегося гестаповца недопустимо. Если хотите, я запрошу Москву. На это уйдет минимум два дня. Но вы еще сегодня, как предусмотрено планом, уйдете на хутор и, если вы настаиваете на своем, пробудете там до тех пор, пока не придет ответ из Москвы. Если ответ будет положительный, вернетесь в город.
Я согласился с товарищем Петером. В конце концов, он и для меня являлся здесь начальником.
Итак, за пятнадцать минут до наступления комендантского часа я должен прийти в условленное место, откуда меня выведут за пределы города. В моем распоряжении оставалось около часа.
Я вернулся в гостиницу. После всего пережитого на меня буквально обрушилась страшная усталость. Я прилег.
Вдруг без стука открывается дверь, и в комнату входит мой полковник:
— Извините, господин Мотмиллер, что-то стало скучно, и я решил зайти к вам. И до черта надоели соотечественники в военной форме. — Полковник осмотрел комнату: — Прижимистый вы народ, дельцы, экономите даже на жилье.
— Марку экономит пфенниг…
— А реноме фирмы?
— А оно не что иное, как марки, лежащие на счету в Рейхсбанке.
— Это тоже верно… — засмеялся полковник. — Между прочим, я узнал, что в вашем отеле есть чешское пиво.
— С удовольствием, но не могу. Сейчас мне должны как раз звонить из Ганновера. Дело прежде всего. Если хотите попозже, часа через полтора.
— Почему? — Полковник смотрел на меня пристально и чуть усмехаясь. — А мы соединим приятное с полезным. Я закажу сейчас в номер парочку бутылок.
— Да, но… У нас, дельцов, есть свои секреты.
— Как вам не стыдно, Мотмиллер! Полковник гестапо дал вам полную гарантию тайны сделки, а вы бормочете о секретах… — Он позвонил в ресторан и приказал принести пиво.
Я все понимал — он решил меня проверить и теперь уже ни за что не откажется от возможности послушать, как я буду оговаривать нашу сделку с коллегой: проверить солидность предприятия, в которое он ввязался. Вообще нужно сознаться, что я в те минуты растерялся.
Принесли пиво. Мы сели к столу.
— Во сколько у вас разговор с Ганновером? — спросил полковник.
Я посмотрел на часы, лихорадочно обдумывая ответ.
— В течение ближайших тридцати — сорока минут. Так мы договорились два часа назад.
— Вы заказали разговор?
— Нет, коллега будет звонить из Ганновера сам.
— Думаете я не знаю, о чем будет разговор? О той валюте. Ой, не делайте такие страшные глаза. Неужели вы думаете, что мы не знаем, в каком ходу сейчас у вашего брата эта валюта? Мы даже знаем, как вы ее называете с далеко идущим намеком. Вы называете ее валютой любого варианта.
— Первый раз слышу, — пробормотал я.
— Врете, — отрезал полковник. — Может, вы спросите, а для чего она мне? Хотите, объясню? Мой отец до войны был пайщиком средней английской фирмы. Война не бесконечна, и какая-то Англия после нее останется. А вести дела с этими островитянами выгодно и надежно, вот и все. Видите, как я откровенен с вами, а вы… — Полковник укоризненно покачал головой.
После двух бутылок пива полковник стал менее разговорчив и все чаще посматривал на меня без всякого дружелюбия.
Когда все пиво было выпито, полковник показал на телефон:
— Ну, где же ваш Ганновер?
— Может случиться, что коллега и не позвонит. Помешали дела.
Полковник круто повернулся ко мне:
— Кто должен звонить?
— Я же сказал, коллега.
— Точно — кто?
Этот вопрос был задан уже так, что на него не отвечать было нельзя.
— Оскар Шранке. Ювелирная фирма. Так или иначе, он позвонит обязательно. Не сегодня, так завтра. Ведь я же просил у вас на улаживание дела два дня. Наконец, он мог просто не получить провод.