Страница 112 из 376
Среди тюленей выделялись три или четыре морских слона. Они были серо-голубого цвета, длиной в двадцать пять-тридцать футов. Эти огромные земноводные животные, лениво раскинувшись на толстом слое гигантских водорослей — ламинарий, поднимали хобот и смешно поводили длинными, грубыми, закрученными усами, напоминавшими пробочник или подвитые усы какого-нибудь щеголя.
Роберту доставляло большое удовольствие наблюдать за этим интересным миром животных.
— Каково! — вдруг воскликнул удивленный мальчуган. — Тюлени эти едят гальку!
В самом деле, некоторые из этих животных с жадностью глотали валявшиеся на берегу камешки.
— Еще бы! Это несомненно, — ответил Паганель — тюлени едят береговую гальку, с этим не поспоришь.
— Странная пища, да и трудно ее переварить, — заметил Роберт.
— Эти животные не питаются камнями, а глотают их, мой мальчик, для того, чтобы нагрузить себя балластом. Это их способ увеличивать свой вес: благодаря этому они легче опускаются на дно. Вернувшись на берег, они без дальних церемоний выбросят из себя этот балласт. Ты сейчас увидишь, как тюлени, наглотавшиеся камешков, нырнут в воду.
Действительно, вскоре с полдюжины тюленей, видимо, достаточно нагрузив себя балластом, тяжеловесно поползли по берегу и исчезли в водной стихии. Но Гленарван не мог терять драгоценное время на ожидание их возвращения, чтобы понаблюдать за тем, как они станут разгружаться. И, к большому сожалению Паганеля, маленький отряд снова зашагал вперед.
В десять часов остановились на привал для завтрака под большими базальтовыми скалами, возвышавшимися у самого моря. Здесь на мели нашли множество устриц. Они были мелкие и малоприятные на вкус. Но, по совету Паганеля, Олбинет зажарил их на раскаленных угольях, и в таком виде они имели большой успех — за завтраком была съедена не одна дюжина их.
Позавтракав и отдохнув, наши путешественники снова двинулись вдоль берега бухты. На вершинах зубчатых скал ютилось множество морских птиц. Здесь были и фрегаты, и глупыши, и чайки, и огромные альбатросы, неподвижно сидевшие на остроконечных верхушках утесов.
К четырем часам дня было пройдено без особенного напряжения и усталости десять миль. Путешественницы выразили желание идти до самой ночи. Как раз к этому времени приходилось изменить направление пути. Надо было пройти у подножия гор, видневшихся на севере, и, обогнув их, углубиться в долину реки Вайпа.
Вдали простирались бесконечные луга, идти по которым, казалось, будет нетрудно. Но, приблизившись к этому морю зелени, наши путешественники были очень разочарованы: вместо луга они увидели поросль из кустарника с белыми цветами, среди которой виднелось бесчисленное множество высоких папоротников, очень распространенных в Новой Зеландии. Пришлось прокладывать себе дорогу между этими деревянистыми стеблями, что было не так-то легко. Все же к восьми часам вечера первые отроги горной цепи Хакарихатоа были обойдены, и путешественники остановились на привал.
После перехода в четырнадцать миль можно было подумать и об отдыхе. Так как не было ни колымаги, ни палатки, то пришлось улечься просто у подножия великолепных норфолкских сосен. К счастью, в одеялах недостатка не было, и из них устроили постели.
Гленарван принял все меры предосторожности на ночь. Мужчины, с оружием наготове, должны были по двое нести стражу до самого утра. Костров не разводили. Эта преграда из пламени хороша от хищных зверей, но ведь в Новой Зеландии не водится ни тигров, ни львов, ни медведей — ни одного кровожадного зверя.
В общем, ночь прошла благополучно, если не считать довольно-таки неприятных укусов песчаных мух — «нгаму» на туземном наречии — да еще того обстоятельства что какое-то отважное семейство крыс преисправно грызло всю ночь мешки со съестными припасами.
На следующее утро, 8 февраля, Паганель проснулся в более спокойном настроении и почти примиренным с Новой Зеландией. Маори, которых наш географ особенно опасался, не появлялись, и эти кровожадные людоеды не потревожили его покоя даже и во сне. Он с удовольствием поведал об этом Гленарвану.
— Знаете, мне кажется, что мы благополучно закончим эту маленькую прогулку, — обавил он. — Сегодня к ночи мы доберемся до слияния рек Вайпа и Вайкато, а там, на дороге в Окленд, нам уже почти нечего бояться встречи с туземцами.
— Сколько же предстоит еще пройти до слияния рек Вайпа и Вайкато? — спросил Гленарван.
— Пятнадцать миль — почти столько же, сколько мы сделали за вчерашний день.
— Но этот несносный кустарник сильно задержит нас, — заметил Гленарван.
— Нет, — отозвался географ, — мы теперь будем идти по берегу Вайпы, а тут уж мы не встретим никаких препятствий, и переход будет очень легкий.
— Так в дорогу! — ответил Гленарван, видя, что все к этому готовы.
В первые часы пути густой кустарник продолжал задерживать путников. Конечно, не только колымаге, но и лошади не пройти было бы там, где они пробирались. Поэтому жалеть об австралийской повозке не приходилось. Пока через эти заросли не проложат проезжие дороги, Новая Зеландия будет доступна одним пешеходам. Можно сказать, что бесчисленные разновидности здешних папоротников с не меньшим упорством, чем сами маори, защищают родную землю от иноземцев.
Поэтому, пересекая эту равнину, где горная цепь Хакарихатоа переходит в холмы, маленькому отряду пришлось преодолеть множество препятствий. Тем не менее путешественники еще до полудня добрались до реки Вайпа и отсюда уже без затруднений направились по ее крутому берегу к северу.
Идти пришлось по чудесной долине, пересеченной небольшими горными речками со свежей, чистой водой — они, весело журча, бежали среди кустарников. По словам ботаника Гукера, в Новой Зеландии имеется до двух тысяч видов растений, из которых пятьсот принадлежат исключительно ей. Цветы здесь редки и однообразны по краскам. Почти не встречается однолетних растений, но в изобилии растут папоротники, злаки и зонтичные. Там и сям, в некотором отдалении от берега, над темной зеленью виднелись высокие деревья: метросидеры с их ярко-красными цветами, норфолкские сосны, туи с вертикально-прижатыми ветвями и разновидность кипарисов — риму, не менее печальные, чем их европейские родичи. Стволы всех этих деревьев утопали в зеленом море папоротников.
Между ветвями больших деревьев и над кустами порхали и болтали какаду, зеленые, с красной полоской на шее какарики, таупо с великолепными черными бакенбардами и, наконец, попугаи, названные естествоиспытателями «южные несторы»: они величиной с утку, рыжие, с яркой подпушкой крыльев.
Майор и Роберт смогли, не отдаляясь от товарищей, подстрелить несколько прятавшихся в кустах болотных куликов и куропаток. Олбинет тут же на ходу ощипал их.
Что же касается Паганеля, то он, довольно равнодушный к питательным свойствам дичи, жаждал раздобыть себе какую-нибудь птицу, встречающуюся в одной лишь Новой Зеландии. Любознательность естествоиспытателя заглушала в нем аппетит путешественника. Географу вспомнились описания местной птицы туи. Туземцы зовут ее то «пересмешник» — за ее беспрестанное, словно насмешливое воркованье, то «кюре» — за ее оперение, совершенно черное, с белыми перьями на шее, напоминающее одежду монаха-католика.
— Туи так жиреет зимой, что из-за этого даже хворает, она больше уже не может летать, — рассказывал Паганель майору. — Чтобы избавиться от жира и стать более легкой, она рвет себе грудь клювом. Не кажется ли это вам необычным, Мак-Наббс?
— Настолько необычно, — ответил майор, — что я не верю ни единому слову вашего рассказа.
К большому сожалению нашего географа, ему не удалось достать ни одного экземпляра туи, чтобы показать недоверчивому майору ее истерзанную, окровавленную грудь.
Больше повезло Паганелю с другим, тоже причудливо-странным животным, которое, спасаясь от преследований человека, собаки и кошки, бежало в необитаемые районы и теперь мало-помалу исчезает из новозеландской фауны. Роберт, шаривший повсюду, как настоящая ищейка, наткнулся на гнездо, свитое из переплетенных корней, где сидели две курицы без крыльев и хвоста. У них было совершенно белое, напоминавшее волосы оперение, длинный, как у бекаса, клюв, а на ножках — по четыре пальчика. Казалось, эти странные животные представляли собой переходную ступень от яйценосных к млекопитающим животным.