Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 99

Кого в этот круг могут делегировать евреи на равных? Спинозу? Так ведь и он был духовным детищем Джордано Бруно и Бэкона, а еврейская община Амстердама подвергла его «великому отлучению» и из себя исторгла! Маркса? Но никто не сказал о еврействе как общественном явлении более убийственных слов, чем Карл Маркс.

Итак, при положительной (и, безусловно, заслуженной) оценке еврейского вклада в мировую культуру Раушнинг не стеснялся чрезмерного захваливания. При оценке же Гитлера он использовал только черные, адского оттенка тона.

Учитывая это, Раушнинга нельзя отвергать как свидетеля, но бездумно доверяться ему тоже не стоит. А ведь он обычно считается чуть ли не основной ударной силой идейного обвинения Гитлера!

Все «биографы» Гитлера опираются на рассказы о его молодости двух бывших приятелей: Густля Кубичека и Райнхольда Ханиша.

Из того, что говорит Кубичек, виден застенчивый, но вполне нормальный человек, ощущающий себя, между прочим, нормальным и в сексуальном отношении.

Ханиш вызывает доверия значительно меньше... Он то и дело явно сочиняет. А «биографы» почти все как один обнаруживают полную аналитическую беспомощность (или наоборот — виртуозные способности к передергиванию), дружно повторяют друг друга, а — в конечном счете — все тех же Кубичека и Ханиша.

За рамки этих полумифических свидетелей никто даже не пытается выйти, но если посмотреть на позднейший путь Гитлера, на его резервы свободного времени в дальнейшем, то становится понятным, что именно в Вене Гитлер много занимался самообразованием, и именно это слово может быть ключевым к годам его юности.

Когда началась война, ему было 25 лет. В окопах «универ-ситеты»-то проходят, но очень уж своеобразные. Потом он почти сразу ушел в практическую политику, и опять было не до книг.

А знал Гитлер очень много, и именно в стиле классического талантливого самоучки, который отдает самообразованию все силы ума и сердца и все свободное время.

При этом разрозненные, не подробные, не «коммерческие» воспоминания, включая воспоминания фронтовых товарищей, не расходятся в общей психологической обрисовке личности: скромный, отзывчивый, уживчивый, смелый, обладающий развитым чувством товарищества и юмора.

Но это — оценки беглые, не «нормативные», какими считаются труды Раушнинга...

А вот еще один «базисный» мемуарист — громадный «Путци» — «Малыш» («putzig» — по-немецки еще и «забавный, смешной») Ханфштенгль, бывший рядом с Гитлером полтора десятка лет с начала 20-х годов до весны 37-го.

Пример Эрнста Франца Зедгвика Ханфштенгля настолько интересен и любопытен, что именно на нем стоит остановиться подробнее и всерьез... Ведь и в судьбе «Путци» — странность на странности. Но нет ли и в его странностях неких заокеанских кавычек?

«Путци», действительно, прекрасно знал Гитлера, однако считалось, что в его ближайшем окружении играл роль скорее развеселого светского баловня с разнообразными, вплоть до музыкального и шутовского, талантами. Он был на шесть лет старше Геринга, на семь — Гесса, на десять — Геббельса, на тринадцать — Гиммлера и Бормана, на семнадцать — Гейдриха и пусть лишь на два года, но старше и самого Гитлера.

Тем не менее, в этом кругу, где все, кроме фюрера, были людьми гораздо более молодыми, менее образованными и, между прочим, более низкими, чем «Путци» (почти двухметрового роста), Ханфштенгль так и не приобрел ни серьезной репутации, ни по-настоящему серьезного положения. А он был с Гитлером в такие времена, когда тот же Раушнинг — человек помоложе «Путци», в полгода достиг немалых высот (это даже вызвало ворчание «старой гвардии»)! Почему же не задалось у «Путци»? В чем дело?

Ведь Ханфштенгль был далеко не так прост, как казался... Родившись в Мюнхене в семье состоятельного антиквара и американки, натурализовавшейся в Германии, он в восемнадцать лет отправился на учебу почему-то в Гарвардский университет. Объясняли это тем, что ему-де предстояло управлять американской ветвью семейного бизнеса на 5-й авеню в Нью-Йорке.





Если учесть, что торговать Эрнст собирался не мылом или крахмальными воротничками, а картинами и антиквариатом, то выбор Америки в качестве места учебы выглядел более чем странно. Под боком Мюнхен с его старой Пинакотекой, Италия, Лувр, голландские галереи, Лондон, а молодой гигант едет учиться в страну, где Джоконду отлично знают лишь потому, что ее улыбка удачно способствует рекламе товаров... Впрочем, может как раз для заблаговременного освоения подобного «художественно-коммерческого» опыта наш верзила и выбрал образование в Новом Свете?

Если так, то на этом поприще он особо не преуспел.

Так или иначе, в 1909 году Гарвардский университет окончен. Но горячий, по его уверениям патриот, рвущийся «служить стране своих предков», на родину не спешит. И обладая пудовыми кулаками и железным здоровьем (доживет до 88 лет), всю Первую мировую войну проводит в Штатах. Гитлер в это время по собственной воле дышит спертым воздухом солдатского блиндажа, сотрясаемого близкими разрывами снарядов.

Мировая война закончилась, и в 1921 году с красивой женой и годовалым сыном «блудный сын» вдруг возвращается в ту самую Германию, куда не торопился в годы ее процветания перед войной, но перебрался тогда, когда она лежала в развалинах и нищенствовала.

Америка как раз отрыгивалась, поглощая сытнейший пирог баснословных военных доходов. Но может, семье будущего «Путци» от него не досталось даже крошки? Нет, судя по всему, что-то перепало! Во всяком случае деньги у него водились. Хотя и не совсем понятно, откуда они у него были — и немалые! Инфляция разорила отцовскую фирму, дела с разделом остатков состояния запутывались, но у Эрнста — открытый дом в Мюнхене, богатая усадьба в Уффинге и солидные суммы на руках.

Далее история будущего пресс-секретаря НСДАП закручивается так, что остается или удивляться, или ухмыляться... Всмотримся, уважаемый читатель, в нее повнимательнее, и может быть, мы тогда поймем, кем был Ханфштенгль на самом деле. Итак, счастливый отец семейства с головой уходит в исследование о баварском короле-меценате Людвиге II (дела чуть ли не полувековой давности). Казалось бы, проблемы современности остаются за стенами уютного особняка.

И вдруг (в жизни будущего мемуариста, автора книги «Гитлер: потерянные годы», таких странных «вдруг» и было уже, повторяю, в достатке, и еще больше будет!) голубоглазый брюнет Ханфштенгль увлекается голубоглазым (какое «совпадение»!) шатеном Гитлером. Да не просто там восторженно почитает, а вводит в мюнхенские салоны, дает тысячу долларов на покупку оборудования для партийной газеты «Фолькишер Беобахтер»... Это надо знать, что значила такая сумма в такой валюте в послеверсальской Германии 1922 года!

Король Людвиг был прочно отставлен в сторону — если, правда, наш «Путци» вообще когда-либо им занимался в действительности... Теперь он — шеф пресс-службы НСДАП. Для аристократа-шалопая занятие и компания плохо объяснимые. Однако «Путци» полностью погружается в нее. Виртуозное исполнение Листа, затем — (опять «совпадение»!) обожаемого Гитлером Вагнера, и...

И под бурную музыку великого автора «Валькирии» «Путци»идет по жизни с фюрером, и только с фюрером...

Новый 1933 год на красивой вилле Ханфштенглей... Гитлер записывает в их семейный альбом: «Первый день нового года. Этот год принадлежит нам. Подтверждаю это письменно»...

Но не прошло и трех с половиной лет, как любимец фюрера, вроде бы прошедший с ним горнило неудач и нелегкой борьбы, в период первых триумфов рейха вдруг спешно убегает за кордон...

Маршрут?

По очередному «совпадению» тот же, что и у Раушнинга — через Швейцарию в Лондон.

Фантазии у «Путци» хватало, и позже он поведал миру историю своего побега настолько же путаную, насколько и захватывающую... Главной причиной в изображении «Путци» якобы стало желание Геринга (с которым беглец был годами на «ты») выбросить его, не угодившего Геббельсу, с парашютом над территорией испанских республиканцев. А уж проклятые «красные» должны были его почему-то обязательно сразу ликвидировать... После чего удовлетворенный Геббельс немедленно разразился бы потоком слез по поводу «героической смерти» ветерана движения...