Страница 2 из 14
Я хочу написать книгу и навести порядок в моих мозговых извилинах, по которым бродит множество воспоминаний. С помощью ангелов-писарей, научивших меня думать и говорить, я хочу извлечь из этого нагромождения мыслей то, что может исчезнуть навсегда, как солнце за тучами. Будет неправильно, если все, что когда-то волновало мою душу, станет недоступным после моего ухода в вечность, в то время как кто-нибудь из моих любопытных потомков будет пытаться установить со мной связь, чтобы раскрыть важную тайну своего происхождения.
Я хочу избежать любых недоразумений. А также избежать судьбы телефонного абонента, которому тщетно пытаются дозвониться родственники и друзья, не зная, что его больше нет в мире живых, и после бессчетного количества звонков слышат в трубке лишь женский голос, равнодушно повторяющий: «Вызываемый абонент временно недоступен».
Земля и слезы
В 1961 году Юрий Гагарин полетел в космос, а я отправился в школу. Полет первого человека в космическое пространство готовился заранее, за Гагариным стояла целая команда экспертов. Подготовка моего похода в школу легла на плечи моей матери, поскольку отец уехал по делам в Белград. Моя мать Сенка зажгла плиту, нагрела воды и посадила меня в таз. Пока она терла мне спину кухонным куском мыла, я услышал, как она плачет.
— Почему ты плачешь, Сенка? Это же мне идти завтра в школу, а не тебе.
— Я не плачу, сынок, — ответила она, вытирая слезы, — но я расстроена. С завтрашнего дня начинается новая жизнь.
Я не понимал, почему мать плачет, но по поводу новой жизни ситуация прояснилась на следующее утро.
Я шел к школе, не сводя глаз с каменных ступенек[3], которые, казалось, плавали в воде. Это напоминало интермеццо сараевского телевидения в постановке Жана Берана на музыку Комадины. Я больше ощущал себя аквалангистом, чем ребенком, идущим в первый раз в школу. Я знал, что выгляжу смешно. Слишком длинные рукава моей блузы из черного сатина не давали мне покоя. Я безуспешно пытался подвернуть их, но скользкая ткань упорно возвращала их в исходное положение. Несмотря на то что здание школы располагалось всего в трехстах метрах от нашей полуторакомнатной квартиры, путь занял целую вечность. Я подумал, что Гагарин, наверное, долетел до космоса быстрее, чем я добрался до начальной школы «Хасан Кикич».
Мы ждали во дворе начала нашего первого урока, когда какой-то большеголовый парень с рыжими волосами предупредил новых учеников об опасности нападения местных хулиганов. Он прославился тем, что остался на третий год в девятом классе. Его дальнейшее продвижение застопорило слово «разница». Когда учитель задал ему вопрос «Какая разница между курицей и коровой?», он ответил: «Я знаю, что такое курица и что такое корова, но не знаю, что такое, разница».
Стремление этого тупицы защитить учеников мне понравилось, но я никак не мог понять, почему мы должны были отдавать ему за это наш полдник.
Рыжий протянул руку, ожидая, что я положу в нее деньги, предназначенные для покупки рогалика.
— Эй ты, здоровенная башка! Ты что, идиот?
— Кто — я? — спросил я, действительно чувствуя себя идиотом.
— Видели его башку? Понадобятся все летние каникулы, чтобы ее обойти!
Все ученики засмеялись. Тогда я толкнул рыжего в кучу извести, которую рабочие приготовили для ремонта фасада школы, и бросился внутрь здания. Дрожа от страха, что в любую минуту рядом может возникнуть его большая голова, я не знал, куда податься, когда услышал голос девочки, и мой ужас тут же превратился в легкое опасение. И все стало напоминать волшебную сказку.
— Мой папа — полковник военной контрразведки Югославии.
От своего отца я знал, что такое разведка, мне также было известно значение слова «военный», но я не понимал смысла «контрразведки». Я был идиотом, как тот маленький тиран, жертвой которого мог стать с минуты на минуту.
— Мой отец присматривал за собакой Тито[4], до того как его перевели в Сараево.
— А сколько у Тито собак?
— Не знаю, папа никогда не рассказывает о своей работе. Сегодня он будет ждать меня возле школы. Я видела, что случилось, ты в опасности. Если хочешь, можешь пойти домой вместе с нами.
Меня наполнило новое чувство, похожее на то, что я ощутил утром, когда мать включила свет, чтобы разбудить меня. Мне еще хотелось спать, но я сумел превратить свой сонный взгляд в улыбающийся. Я очень быстро понял, насколько важно уметь правильно просыпаться. Я имею в виду, что лучше все же просыпаться, чем не просыпаться вовсе. И эта Снежана была похожа на мое утреннее пробуждение. Ощущение, которое вызывало во мне ее присутствие, было гораздо сильнее, чем страх снова увидеть рыжего.
Когда я стоял в очереди за рогаликами, ученики сзади меня выражали свое недовольство. Они шипели от нетерпения, но я слышал лишь, как бьется мое сердце. Я видел перед собой два темных глаза и длинные светлые волосы. У Снежаны были такие же золотистые волосы, как у ее матери-словенки, которая быстро передвигалась по извилистым улочкам квартала Горица. Именно она являлась объектом вдохновения для старших ребят в их любовных теориях.
— Женщины, которые быстро ходят, в постели лучше, чем медлительные!
— Полная чушь: женщины, неторопливые в жизни, в постели гораздо шустрее!
— Как будто скорость — это главное! Качество, техника — вот что важно, братишка! — отрезал третий выразитель мнения лоботрясов Горицы.
Споры раскалялись донельзя, и часто оппонентам по вопросам секса с трудом удавалось избежать драки. Я понял, что правоту той или иной теории доказать практически невозможно. Мне было невдомек, почему кто-то должен быть шустрым в постели и неторопливым на улице или наоборот. В воображении возникал тигр, медленно подкрадывающийся к своей жертве, чтобы сначала оглушить ее лапой, а потом сожрать. Но в данном случае речь шла не о еде. Казалось, я принял сторону тех, кто предпочитает медленную походку вне постели. Но это было не так.
Слово «секс» звучало как название бисквита «кекс», его было легко запомнить, но смысл от меня ускользал. Ребята пускали слюни, глядя на мать Снежаны, и свистели ей вслед, но боялись ее мужа. Когда этот черногорский офицер двухметрового роста возвращался с работы, хулиганы растворялись в пространстве, спрятавшись в подъездах домов. Казалось, он сошел прямо с экрана, из телевизионных новостей, где проводил смотр полка, ожидая с минуты на минуту прибытия в аэропорт товарища Тито. Когда я смотрел, как он прокладывает себе путь среди простыней, висящих на веревках между нашим домом и акацией в глубине двора, мне казалось, что стоит ему чихнуть — и все листья разом упадут с деревьев и преждевременно наступит осень. Настолько папа Снежаны был сильным.
Постепенно мои походы из дома в школу стали более быстрыми, чем полет Гагарина в космос. Я стрелой взлетал по склону вверх и от нетерпения отбивал чечетку, ожидая звука колокола, предвещающего появление Снежаны. Мое представление о времени носило неустойчивый характер: дорогу к школе можно было сравнить со скоростью Гагарина, но возвращение домой больше походило на замедленную съемку. Отец Снежаны держал меня за руку. Его брови напоминали жестяные навесы на фасадах бедных домов квартала Горица. Чтобы скрыть свою робость, я отмеривал наш путь по улицам, считая свои шаги. Таким способом мне удавалось не встречаться взглядом с отцом Снежаны. Когда я поднимал голову, мне казалось, что он разговаривает со мной с крыши небоскреба JAT[5] на улице Васе Мискина, настолько он был высоким.
— Никто не имеет права обижать тебя, малыш! — говорил он мне, а я молча улыбался, мечтая о том, чтобы дорога домой заняла больше времени, чем полет Гагарина.
3
В Сараеве, в Старом городе, по краям улиц с крутым склоном установлены каменные лестницы, чтобы было удобнее подниматься.
4
Броз Тито, Иосип (1892–1980) — лидер Югославии с конца Второй мировой войны до своей смерти, маршал (1943), президент страны с 1953 г. — Примеч. пер.
5
Jugoslovenski Aero Transport