Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 54

Марта сахарную вату обожала. На Мэдисон–Сквер–гарден или на Большой окружной ярмарке — словом, где бы то ни было, — Марта первым делом направлялась туда, где торговали сахарной ватой.

— «Большую порцию, дорогая?» — пробормотал он себе под нос с полной иллюзией того, что стоит сейчас обернуться — и он увидит, как она весело кивает.

— Большую, пожалуйста, — сказал он продавцу.

Пожилой продавец явно и сам принимал участие в карнавале — на нем был черный фрак и белая крахмальная манишка. Он с великим достоинством и важностью обращался с огромными комьями сладкой розовой паутины. Свернув фунтик из бумаги, он с торжественной важностью поднес заказчику эту уменьшенную модель рога изобилия. Джонни протянул ему полдоллара. Продавец с поклоном принял монету, разжал пальцы — и монета исчезла. Что, и всё? А сдача?..

— А что… вата у вас по пятьдесят центов? — неуверенно и застенчиво спросил Джонни.

— Что вы, сэр, — старый фокусник извлек монету из лацкана Джонни и, поклонившись, вручил её владельцу. — Это за счёт заведения — я вижу, вы участник. И в конце концов, что значат деньги?..

— Э–ээ… ну то есть спасибо, конечно, но, э–ээ, я, видите ли, не то чтобы участник, знаете, — я…

Старик пожал плечами.

— Если Вам[6] угодно сохранять инкогнито — кто я такой, чтобы оспаривать Ваши решения? Но Ваши деньги тут недействительны.

— Э–ээ… если вы так считаете.

— Вы сами увидите.

Тут Джонни почувствовал, как что? то потерлось о его ногу. Это был пёс той же породы… то есть той же беспородности, что и Биндльстиф. Пёс взирал на него снизу вверх и с обожанием вилял хвостом — даже не хвостом, а всем, что было позади ушей.

— Эй, привет, старина! — Он потрепал пса по спине, и его глаза затуманились: собака и на ощупь была точь–в–точь как Биндльстиф. — Ты что, парень, потерялся? Вот и я тоже. Может, нам стоит держаться вместе, а? Кстати, ты не голоден?

Пёс лизнул ему руку. Джонни повернулся к продавцу сахарной ваты.

— Где тут можно купить сосисок?

— Прямо позади вас, сэр. На той стороне улицы.

Джонни поблагодарил, свистнул псу и поспешил через улицу.

— Полдюжины хотдогов, пожалуйста.

— Сию секунду! Просто с горчицей, или с полным гарниром — лук, салат и прочее?

— О, простите. Я хотел их сырыми — это для собаки.

— Ясно. Получите!

Продавец протянул ему шесть «венских» сосисок, завёрнутых в бумагу.

— Сколько с меня?

— С наилучшими пожеланиями — за счёт заведения.

— Простите?..

— Знаете, говорят — «у всякого пса есть свой счастливый день». Так вот, сегодня такой день у него.

— О. Что ж, спасибо.

Он услышал, что праздничный шум вокруг усилился — и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как проходят первые платформы Жрецов Паллады, прямо из Канзас–Сити. Его новый приятель тоже увидел процессию и залаял.

— Тихо, старик, тихо!





Он принялся разворачивать пакет с сосисками; тут кто? то на другой стороне улицы свистнул — пёс метнулся на звук, проскочив между колесниц, и был таков. Джонни рванулся было следом, но ему сказали, что придется подождать, пока пройдет процессия. Между колесницами он пару раз заметил пса — тот весело прыгал вокруг какой? то женщины. Из? за сверкания огней на платформах и, конечно, ввиду отсутствия очков он не мог разглядеть ее, но было ясно, что пёс ее знает — он приветствовал её с тем искренним и безграничным энтузиазмом, какой доступен лишь собакам.

Он поднял пакет с сосисками и помахал им женщине; та помахала в ответ, но грохот оркестра и шум толпы не дали им возможности обменяться словами. Тогда он решил полюбоваться пока шествием, а когда оно кончится — найти дворнягу и ее хозяйку. Сразу, как пройдет последняя платформа…

Насколько он мог судить, это был лучший парад Жрецов Паллады изо всех, что ему приходилось видеть. Кстати: этот парад не проводили уже довольно много лет. Наверно, возродили его специально к этой ярмарке.

Да, это вполне в духе Канзас–Сити, большого маленького города. Самый его любимый город. Вряд ли есть другие, сравнимые с ним… разве что Сиэтл. И, конечно, Новый Орлеан.

И Дулут. Чудесный город. Ах да, еще Мемфис… А хорошо бы быть владельцем автобуса: из Мемфиса — в Сент–Дио, из Нэтчеза — в Мобайл…

Мобайл — вот замечательное место!..

Парад прошел, за ним спешила галдящая толпа ребятишек. Джонни поспешил через улицу. Женщины не было — ни её, ни её пса. Он еще раз внимательно огляделся. Нет, собаки не видно. И женщины с собакой тоже.

Он побрел, куда глядели глаза, готовые к новым чудесам Ярмарки. Но думал он о собаке. Пёс действительно был точь–в–точь как Биндльстиф… и он хотел бы познакомиться с его хозяйкой: женщина, которой нравится такой пёс, сама должна быть отличным человеком и вполне в его духе. Он купил бы ей мороженого, — а может, и уговорил бы дойти с ним до Главной улицы. Марта бы это одобрила. Марта бы, конечно, знала, что ничего дурного у него на уме нет.

И потом, кто примет всерьёз немолодого толстого коротышку?

Но вокруг было столько чудесного, что для таких мыслей места не осталось. Он вдруг оказался в самой гуще Зимнего Карнавала из Сент–Пола, сказочным образом перенесённого в лето. Пятьдесят дет он проходил в январе — но вот же он, здесь, на макушке лета, бок о бок с Пендельтонской ярмаркой, Праздником Изюма из Фресно, Колониальной Неделей из Аннаполиса. Джонни успел, правда, только к концу Зимнего карнавала, — но все? таки успел как раз вовремя, чтобы увидеть свой самый любимый номер, труппу фигуристов «Олд Смуфиз», которые ради такого случая, видимо, оставили заслуженный отдых, и так же гладко, как в былые времена, скользили под звуки «Свети, сияй, полная луна…».

Его глаза снова затуманились, и очки тут были ни при чем.

Выбираясь из этой толпы, он наткнулся на плакат:

«ДЕНЬ СЭДИ ХОКИНСА — ХОЛОСТЯКИ, НА СТАРТ!».

Хорошо бы принять участие, подумал он: вдруг женщина с псом окажется среди «старых дев»?.. Но вообще? то он уже слегка устал; а тут кстати подвернулся ещё один праздник, с катанием на пони и каруселями.

В следующий миг он уже был на карусели и с чувством благодарности вскарабкался в люльку в виде лебедя, из тех, куда обычно садятся взрослые, покуда дети мчатся на карусельных лошадках. Там уже сидел и читал книгу молодой человек.

— Извините, — обратился к нему Джонни. — Я не помешаю?

— Вовсе нет, — ответил молодой человек, откладывая книгу. — Больше того, может быть, вы — именно тот человек, которого я ищу.

— Так вы кого? то ищете?

— Да. Видите ли, я частный детектив. Всегда мечтал стать сыщиком — и вот теперь, наконец, стал.

— Скажите? ка!

— Да. Понимаете, каждый ведь захочет когда? нибудь прокатиться на карусели, так что надо только ждать здесь. Ну, конечно, я, бывает, околачиваюсь на бульваре Голливуд, на Вайне, Таймс–сквер или Канал–стрит[7], — но тут я могу вдобавок посидеть и почитать.

— Как же вам удается одновременно читать и высматривать кого? то?

— Просто я хорошо знаю эту книгу, — он показал обложку, это была «Охота на Снарка», — поэтому глаза у меня не заняты.

Джонни уже успел понравиться этот молодой детектив.

— И как, есть тут поблизости буджумы?

— Нет, — не то мы бы уже «тихо, беззвучно исчезли»[8]. Хотя, с другой стороны, исчезни мы — кто бы это заметил, включая нас?.. Этот парадокс надо обдумать. Между прочим, сами? то вы не детектив ли тоже, случайно?

— Нет, э–ээ — я торгую слонами. Вразъезд.

— Отличная профессия. Но, боюсь, тут по вашей части ничего нет. У нас здесь есть жирафы, — он теперь почти кричал, чтобы каллиопа[9] карусели не заглушала его, и осматривал карусельных зверей, на которых кружились гуляющие, — верблюды есть, пара зебр, целый табун лошадок… а вот слонов ни одного. Смотрите, не пропустите Большой Парад; вот там уж будут вам слоны, сколько захотите!