Страница 7 из 15
Жанетт взглянула на пачку, рассмеялась:
– Ментоловые?
Оба надели куртки и вышли на улицу. Дождь начал утихать, над горизонтом виднелась полоса светлого неба. Хуртиг зажег сигарету, передал ее Жанетт и зажег еще одну, себе. Глубоко затянулся, кашлянул и выдул дым из ноздрей.
– Останешься жить в доме? Потянешь? – спросил он.
– Не знаю. Но должна попытаться ради Юхана. К тому же у Оке дела пошли, картины начали продаваться.
– Да, я читал рецензию в «Дагенс Нюхетер». Они такие лиричные.
– Тошно сознавать, что ты двадцать лет субсидировала его работу, а потом тебе не дают собрать плоды.
Галеристка и реставратор Александра этим летом связалась с Оке, а потом все получилось очень быстро. Оке, оказавшийся одной из ярчайших звезд на небосклоне шведского искусства, оставил Жанетт ради более молодой и красивой Александры.
Жанетт и в голову никогда не приходило, что они с Юханом так мало значат для Оке. Что он не колеблясь повернется к ним спиной и уйдет.
Хуртиг посмотрел на нее, щелчком отбросил окурок и открыл дверь:
– «Вверх – как солнце…»[5]
Хуртиг обнял ее, и Жанетт ощутила, как ей это нужно, но она понимала: ласка может быть полой, как стволы отживших свой век деревьев. Я не способна отличить умершее от живущего, подумала она, собираясь с духом, перед тем как вернуться в тишину палаты и сесть рядом с Юханом.
Патологоанатомическое отделение
Каждое свершившееся в прошлом деяние дает начало тысячам вероятностей, которые стремятся к новым заключениям.
Для Иво Андрича смерть всегда выглядела одинаково, несмотря на то что причины ее бывали разными в каждом конкретном случае.
По дороге из Бандхагена в Сольну Иво обдумывал увиденное. Причина смерти лежала далеко за пределами здравого смысла, а границу устанавливал мозг больного человека.
Исходя из увиденного на месте преступления, Иво уже сейчас знал, что случилось с женщиной, и чувствовал облегчение. Все могло быть гораздо хуже.
Оказавшись в Сольне, он поспешил в секционную – ему хотелось получить подтверждение своей теории. Требовалось только хорошее освещение.
Осмотрев обнаженное тело Элисабет Карлссон, лежавшее на столе из нержавеющей стали, Андрич меньше чем за минуту понял, что стало причиной ее смерти. Гипотеза, пришедшая ему в голову, оказалась верной.
На животе и груди женщины раскинулся красновато-коричневый узор в форме папоротника, а на левой руке виднелся глубокий ожог величиной с монету в одну крону. Все было ясно как день.
Просто, как в учебнике.
Элисабет Карлссон оказалась неправдоподобно невезучей женщиной.
Вита Берген
София выключила компьютер и закрыла крышку. Теперь, когда она решила все-таки не стирать связанные с Викторией файлы, ей как будто стало легче.
Но счастлива ли она? София не знала.
Меньше года назад она была счастлива. Во всяком случае, она так думала. И ведь ей этого хватало?
Потом все оказалось только видимостью, но это не значило, что ее чувства были ненастоящими. Она хранила верность, она была готова сделать все для того Лассе, с которым жила. Но Лассе методично, последовательно разрушал их существование, и она могла лишь смотреть, не в силах ничего сделать.
Все уничтожено, смешано с грязью.
Иные воспоминания оказались слабыми, и полгода спустя она видела только расплывчатые картинки. Нечеткие фотографии с ненаведенным фокусом.
София поднялась, подошла к мойке, наполнила раковину водой.
Ларс Петтерссон, бывший ее спутником жизни больше десяти лет, ее лучший друг, мужчина, с которым были связаны все ее мечты. Торговый агент Ларс, который работал неделю в Германии и неделю – дома. Надежный Лассе, который мог бы стать отцом ее детей. Который всегда дарил ей цветы.
От горячей воды кожа на руках сморщилась и покраснела, ее защипало, но София не вынимала рук из воды. Она испытывала себя, заставляла себя терпеть.
А еще Ларс Петтерссон оказался женатым мужчиной, семья которого жила где-то в Сальтшёбадене. Который каждую вторую неделю уезжал – но не в Германию, а к своей семье, и который никогда не проводил отпуск с ней, Софией.
Ларс Петтерссон, который был отцом Микаэля.
Связь с Микаэлем София поддерживала только потому, что хотела отомстить Лассе. Теперь все казалось бессмысленным. Пустым и убогим. Лассе мертв, а Микаэль больше не вызывал у нее интереса, несмотря на соблазн открыть ему, кто она на самом деле.
В последние месяцы они виделись урывками, так как Микаэль был завален делами на работе и надолго уезжал. Когда он бывал дома, дела, в свою очередь, наваливались на Софию, и в те немногие дни, когда им случалось поговорить, Микаэль бывал угрюмым и недовольным, отчего София подозревала, что он встречается с другой.
Я выдыхаюсь, подумала София и наконец вытащила руки из воды. Открутила кран, сунула руки под ледяную воду. Сначала было приятно, потом руки замерзли, и Софии снова пришлось заставлять себя держать руки под струей. Надо победить боль.
Чем больше ей открывалось, тем меньше ей был нужен Микаэль. Я его мачеха, думала она, и в то же время – его любовница. Но сказать ему правду невозможно.
София закрутила кран, спустила воду из раковины. Вскоре руки начали приобретать нормальный цвет, и когда боль отпустила, София снова уселась за кухонный стол.
Перед ней лежал телефон. Надо позвонить Жанетт. Но что-то в ней сопротивлялось этому. София не знала, что говорить. Что следует говорить.
Тревога ударила в солнечное сплетение, и София схватилась за живот. Сердце сильно забилось. София дрожала, силы утекали из нее, словно ей вскрыли артерию. Лоб горел. София чувствовала, что теряет самообладание и понятия не имеет, что собирается сделать ее тело.
Удариться головой о стену? Беспомощно выброситься из окна? Закричать?
Нет, надо слушать настоящий голос. Голос, который подтвердит: она существует, от нее не отмахнешься. Только он может сейчас заглушить внутренний голос. София потянулась за телефоном. Жанетт Чильберг ответила после десяти гудков.
На линии были помехи. Фоновый шум, который прерывался как будто пощелкиванием. София выдавила:
– Как он там?
Речь Жанетт тоже прерывалась, как все звуки на том конце.
– Мы нашли его. Он живой, лежит рядом со мной. Пока этого достаточно.
Твое дитя лежит рядом с тобой, подумала она. А Гао – здесь, со мной.
Ее губы задвигались, и она услышала собственный голос:
– Я могу приехать сегодня.
– Отлично. Приезжай через пару часов.
– Я могу приехать сегодня. – Эхо ее голоса заметалось между стенами кухни. Она повторяет собственные слова? – Я могу приехать сегодня. Я могу…
Юхана искали всю ту ночь, которую София провела дома с Гао. Они спали. И все. Или?..
– Я могу приехать сегодня.
Неуверенность ширилась и росла в ней, и София вдруг поняла, что понятия не имеет, что происходило после того, как они с Юханом сидели в корзине «Свободного падения».
Откуда-то издалека донесся голос Жанетт:
– Хорошо, тогда увидимся. Мне тебя не хватает.
– Я могу приехать сегодня. – Телефон уже молчал. Взглянув на дисплей, София увидела, что разговор длился двадцать три секунды.
София вышла в прихожую, обуться и одеться. Сапоги на калошнице оказались сырыми, словно в них недавно выходили.
София принялась внимательно рассматривать их. Желтый лист приклеился к пятке левого сапога, в шнуровку обоих набилось сосновых иголок и травы, а подметки были в засохшей грязи.
Успокойся, велела она себе. Недавно шел сильный дождь. Сколько времени надо, чтобы просохли кожаные сапоги?
София потянулась за курткой. Куртка тоже оказалась влажной, и София стала рассматривать ее внимательнее.
На одном рукаве дыра, сантиметров пять в длину. В потертой хлопчатобумажной подкладке София нашла несколько мелких камешков.
5
Первая часть шведской пословицы «Вверх – как солнце, вниз – как блин», то есть высоко поднялся, да упал плашмя.