Страница 119 из 131
— Это касается тех, кто их любит… Притом не один мой склад находится на Патриаршем дворе… Везде можно устроить храм.
Гюбер хотел еще спросить кожевника, когда раздался удар колокола на Сен-Медарской церкви, призывавший католиков к мессе.
— А! — вскричал Ландри, искавший предлога переменить разговор, — вот Перрен Модюи, звонарь, добросовестно исполняет свое ремесло!
— Славно звонит…
— Да… Но он зазвонит еще лучше, когда будет выдавать замуж свою дочь.
— За кого она выходит?
— За первого приказчика Жилля Гобелена, нашего красильщика.
— Ах, да! За Этьенна Феррана. А говорили, что Жан Гарнье, новый богатый мясник, сватался к Алисе?
— Мясник останется ни при чем… Перрен Модюи просил его подыскать себе другую невесту.
— И правильно. Этот Жан Гарнье странно как-то наследовал… чересчур скоро кузен его Лорасс, умер…
— Ходят слухи, — сказал Ландри, понизив голос, — что кузен Лорасс познакомился с лекарствами парфюмера Ренэ…
— Мало того, мэтр Ландри, — зашептал Гюбер тем же тоном. — Еще неизвестно, откуда он явился, этот Гарнье…
— Тише!.. Доказательств нет… не надо компрометировать себя…
— Хорошо, будем молчать!
Так как погода была хороша и это был час обеда в мастерских, работники предместья вышли на площадь.
Одни ели, прохаживаясь, другие сели на тумбы, третьи разместились на парапетах моста.
Повсюду, где была толпа, непременно можно было найти какого-нибудь нищего.
Старый и оборванный, один из них и здесь пищал дребезжащим голосом:
— Добрые люди, выслушайте рассказ об истинном и ужасном приключении, случившемся с торговцем сукном в Лувье, в Нормандии, который был лишен жизни чертом…
— Чертом! — воскликнула толпа с любопытством. — Расскажи, расскажи!
В сопровождении Тибо, Ренэ и Андрэ — троих работников красильщика — появился улыбающийся красивый молодой человек — это и был жених Алисы, Этьенн Ферран.
Маленький горбун в жалкой одежде, Клопинэ с злобной физиономией, проскользнул за группами и взобрался на парапет моста.
— Рассказывай, рассказывай, — кричала толпа.
— Только не забудьте меня отблагодарить! — сказал нищий.
Он начал:
— В городе Лувье жил-был богатый торговец сукном мэтр Обри, который в молодости, говорят, дал обещание, что если он разбогатеет, то сделает большие вклады в церковь и раздаст милостыню на несколько лье.
— Он хорош! Милостыню всегда следует подавать, — перебил Клопинэ.
— Молчи, горбун! — закричала толпа.
Нищий продолжал:
— Итак, мэтр Обри, когда ничего не имел, думал, как добрый христианин. Вдруг он удачно повел дела и разбогател, однако не подумал ни минуты ни о бедных, ни о монастырях.
— Я это угадал, — сказал горбун. — Таких много.
— Долой болтуна! Пусть он бросит собакам свой язык! — закричали недовольные.
Вместо того, чтобы продолжать рассказ, нищий вдруг стал делать первый сбор.
Пока он собирал милостыню, какая-то женщина, бледное и нежное лицо которой не сочеталось с простой одеждой, прошла мимо толпы и направилась к полям.
Нищий, приметивший ее, подумал: «Я видел эту женщину где-то возле Лувра!..»
Окончив сбор, нищий, как будто поджидавший кого-то, продолжал с рассеянным видом свой рассказ.
Рассказ кончился очень быстро:
— В одну ночь, когда он спал, вдруг к нему явился дьявол, который ему сказал: «Пришел тебе конец!..» и свернул ему шею.
— Браво! Браво! Наконец-то свернули шею скупому богачу! — воскликнул Клопинэ.
— Перестанешь ли ты, проклятый болтун? — проворчал Ландри нетерпеливым тоном. Он все еще находился под впечатлением письма с угрозами.
— Экий негодяй Обри! Ему стянула шею веревка от его денежного мешка; не так ли, папа Ландри?
— Если ты не привяжешь себе язык, Клопинэ, я тебя отдую, — с гневом сказал кожевник.
— Если шею уже свернули, я имею право болтать.
— Может быть, но я хочу, чтобы ты молчал.
Толпа подстрекала ссорившихся насмешками.
— Вот еще! Стану я для тебя молчать!
— Ну, теперь говори сколько хочешь! — закричал Ландри и грубо толкнул Клопинэ. Горбун упал в реку среди всеобщего хохота.
— Помогите! Помогите! Мэтр Этьенн, помогите! — кричал несчастный, барахтавшийся в грязной воде.
Этьенн Ферран, погруженный в глубокую задумчивость, следил глазами за незнакомкой, которая опять появилась в толпе. Услышав свое имя и увидав, что происходит, он воскликнул:
— О, злые люди! Подожди, Клопинэ, сейчас!..
Схватив веревку из чьих-то рук, он бросил ее через парапет.
Через несколько секунд Клопинэ, дрожа всем телом и покрытый тиною, был вытащен.
— Бррр!.. Бррр!.. Благодарю, мэтр Этьенн, — говорил горбун, дрожа, между тем как зрители громко хохотали. — Я всегда буду помнить то, что вы сделали для меня!.. Если бы я не был такой мокрый, я расцеловал бы вас… Бррр… бррр! О, как я озяб…
— Ступай скорее переоденься, бедный! — сказал Этьенн.
— Да, да… иду!.. Вы смеетесь… у вас вовсе сердца нет!.. Однако вы знаете, что когда я хочу отомстить… к несчастью, у меня не всегда достает охоты…
Поцеловав руку Этьенна, Клопинэ убежал, дрожа.
IV. Жан Гарнье
Несчастье, случившееся с Клопинэ, вдруг изменило настроение толпы.
Когда горбун ушел, все стали молча расходиться.
Нищий также хотел уйти, но перед ним очутилась Алиса, дочь сен-медарского звонаря, в сопровождении Жермены, ее старой кормилицы.
— Вот вам, — сказала Алиса, вынимая деньги из сумочки. — Умоляю вас, помолитесь за моего отца и за всех… кого я люблю.
— Не забуду, сударыня, — смиренно сказал нищий.
Человек с рыжей бородой показался на перекрестке.
Увидев его, нищий прошептал:
— Наконец!..
К дочери звонаря подбежал Этьенн. Он с любовью сжимал руки девушки.
— Куда вы идете? — спросил Этьенн.
— На улицу Фер-а-Мулен, — отвечала дочь звонаря. — Отнести милостыню аббата одной слепой.
Тем временем Жан Гарнье — это у него была сейчас рыжая борода — спрятался за углом дома, перед которым разговаривали влюбленные.
Этьенн следил глазами за обеими женщинами до тех пор, пока они исчезли на одной из улиц. Во все это время Жан Гарнье, с лицом побагровевшим от гнева, чувствовал, как ненависть закипала в его сердце.
«Как! — думал он, — я, человек, имеющий лавку и золото, я люблю эту женщину до сумасшествия, а мальчишка без копейки за душой отнимает ее у меня».
Мясник страшно побледнел.
В ту минуту, когда Этьенн с своими друзьями поворачивал за угол улицы Лурсин, он вдруг оглянулся на Жана Гарнье, лицо которого выражало сосредоточенную ненависть.
«О! Натура этого человека тигровая», — почему-то подумал жених Алисы.
Раздираемый гневом, Гарнье остался на том же месте. Тысячи планов убийства и мщения сталкивались в его голове. Вдруг он как будто остановился на одной мысли. Он свистнул, и нищий поспешно прибежал, гораздо скорее, чем можно было ожидать от дряхлого старика. Жан Гарнье поговорил с ним шепотом и нищий отправился в таверну, куда пришел в ту минуту, когда Этьенн садился за стол.
— Мессир, — сказал нищий, подходя к молодому человеку, — у меня к вам поручение.
— Говори, — отвечал Этьенн, — у меня нет тайн от моих друзей.
— Извините, это поручение должно быть передано только вам.
— Когда так, это другое дело. Товарищи, пейте за мое здоровье, я сейчас вернусь.
Он отошел с нищим в сторону.
— Мэтр Этьенн, один господин поручил мне назначить вам свидание в доме, выходящем на угол набережной, которая ведет к Лувру и к Разменному мосту. Речь идет… о вашем отце…
— О моем отце?.. Когда надо прийти?
— Послезавтра в восемь часов вечера.
— Хорошо, я буду.
Вскоре Гарнье исчез в извилистых галереях Патриаршего двора.
В одно время с ним через этот двор проходил пилигрим. Ему казалось лет сорок. Но утомленный продолжительным путешествием, он с трудом, опирался на узловатую палку.
//