Разведчик Кент

В салоне самолета было человек пятнадцать. Большинство из них – люди пожилые и, судя по внешности и манерам, бизнесмены. Все они были самоуверенны и властны. Они беззастенчиво разглядывали хорошенькую стюардессу, то и дело заказывая у нее кофе с бутербродами, виски с газированной водой и коньяк. Некоторые из них касались своими жирными пальцами, унизанными золотыми кольцами, ее миниатюрных пальчиков с отменным маникюром, на что она мило улыбалась.

Кент вновь и вновь «примерял» на себя их манеру поведения: что-то отвергал сразу, что-то с оговорками принимал. Вдруг в голову пришла неожиданная мысль: как бы повели себя эти чванливые толстяки, если бы узнали, что с ними в одном самолете летит командир Красной армии, советский разведчик?! Эта мысль почему-то развеселила его. А, может быть, веселью способствовало содержимое бокала, поданного заботливой и прехорошенькой стюардессой...

Стокгольм с высоты показался небольшим городом, утопающим в зелени садов и парков. Он уютно расположился по обоим берегам пролива, соединявшего озеро Меларон с Балтийским морем. Часть городских кварталов разместилась на островах пролива, что невольно напоминало Кенту Ленинград: такие родные Васильевский, Крестовский, Каменный, Заячий острова. Когда еще доведется их увидеть?..

Гостиница в центре шведской столицы, в которой «мексиканца» ожидали заранее забронированные апартаменты, поразила своим уютом, опрятностью и вкусом. В ней все располагало к отдыху. Разведчик всем своим существом окунулся в атмосферу новой жизни, стремясь как можно быстрее войти в образ богатого латиноамериканца. Хотелось не просто избежать ошибок, допущенных в Хельсинки, а более того – набраться нового опыта, попытаться стать естественной частью той обстановки, в которую ему довелось попасть. Это было важно, поскольку Кент знал, что очень скоро ему предстоит часто бывать в Стокгольме: в городе будет размещен один из филиалов созданной его будущим резидентом Отто торгово-импортной фирмы.

На плечи разведчика давил груз его новой жизни, врасти в которую он еще по-настоящему не успел. Всё его предыдущее существование протекало в иной обстановке: другие нравы, взаимоотношения, привычки, интересы, совсем непохожий быт. Стать иностранцем, перестать быть советским человеком во всем, особенно в мелочах – этому не научишься заочно. Это все равно, что учиться плавать без воды или пытаться стать пианистом, не имея представления о том, как выглядит рояль.

Кент понимал, что мелких ошибок ему не избежать. И дело тут не только в плохом произношении: не всякий поймет, что по-испански, по-французски и по-немецки он говорит с русским акцентом. Со временем акцент будет не так заметен. Важно не вести себя по-русски, по-советски. А тут надо полагаться только на интуицию, наблюдательность, находчивость и дар перевоплощения.

Войти в образ иностранца и быть им даже наедине с самим собой – изнурительное занятие. Но других вариантов в этой обстановке не могло быть. Предстояло дальнейшее восхождение на вершину нового бытия, и первая, пусть не очень удачная ступень, – Хельсинки – была уже позади. Предстояло, как говаривали в Красной армии, «расти над собой». Процесс – с трудом представляемый, но суть его вполне понятна.

Итак, главный метод работы разведчика – самообучение путем самосовершенствования. Очень похоже на автономное плавание год назад во французских, португальских и испанских водах. Только еще опаснее...

Разместившись в номере гостиницы, Кент решил спуститься в ресторан. По дороге он обратился к дежурному администратору с просьбой подыскать ему гида для знакомства с достопримечательностями Стокгольма. Желательно, – уточнил он, – чтобы гид владел французским, немецким или испанским языками. Последний – предпочтительнее, поскольку «родной».

«Шведский» стол в стокгольмском ресторане оказался не более «шведским», чем в Хельсинки. Для разведчика он уже успел стать привычным явлением. Не успел Кент перейти к кофе, как дежурный администратор, подойдя к нему с почтительным полупоклоном, сообщил: гид ожидает своего клиента в холле отеля.

Поблагодарив, Кент быстро расплатился и вышел из зала ресторана. Побывав в 1937–1938 годах в Париже, он помнил язык этикета: сколь бы ни был богат человек, он никогда не должен заставлять ждать себя пришедшего по своей же просьбе.

В холле дожидался пожилой мужчина приятной наружности. Его старенький, но тщательно выглаженный костюм говорил о том, что его владелец переживал далеко не лучший период своей жизни. Но ни потертый костюм, ни заношенная шляпа, которую владелец держал в руках, не могли лишить этого человека гордой осанки и взгляда, исполненного чувства собственного достоинства. Даже пальцы рук, нервно теребившие поля шляпы и не скрывавшие волнения, были пальцами интеллигента, привычные к перу ученого или указке школьного учителя.

Мгновенно оценив все это, мозг разведчика сделал предварительный вывод: с этим человеком на контакт идти не опасно.

Поздоровавшись, Кент и его новый знакомый поднялись в гостиничный номер. Гид почтительно пропустил молодого иностранца вперед, и эта деталь вызвала невольный внутренний протест у «испанца». В ленинградском трамвае Анатолий обязательно уступил бы место такому пожилому человеку. Так был воспитан любой советский мальчишка. Здесь же царили иные представления о человеческих взаимоотношениях и не считаться с этим было нельзя.

Поднявшись с гидом в свои апартаменты, Кент по телефону заказал две чашки кофе. Он хорошо знал, что этот напиток всегда сопутствует общению людей в этой стране. Кто-то ему рассказывал, что даже шведские нищие, прося подаяние, вымаливали денег не на хлеб, как это было издревле в России, а на кофе. Это было, крайне неожиданно и по советским представлениям о нищих походило на фарс. Правда убедиться в истинности или ошибочности этих слов Кенту не довелось – за все время пребывания в Швеции он нищих не встретил ни разу...

Кофе был отменный, коньяк, который они цедили из пипеточных рюмочек, тоже.

Первое впечатление от знакомства оказалось хорошим. Когда Кент и его гость допивали свой кофе и не торопясь дымили дорогами кубинскими сигарами, разведчик уже знал о нем многое. Гид имел два высших образования (филологическое и историческое), знал несколько иностранных языков. За годы жизни он сменил несколько профессий. Был преподавателем, журналистом, служащим, подрабатывал переводами.

Кенту было известно, что в отличие от СССР, где к профессии экскурсовода относятся с уважением, как к интеллигентному занятию, в Швеции ее отождествляют с обязанностью прислуги. Нанятый носильщик – носит чемоданы, нанятый таксист – возит по городу, нанятый гид – об этом городе рассказывает. Начисто лишенный каких-либо амбиций, Кент, хотя и соблюдал дистанцию во взаимоотношениях, сразу же постарался расположить к себе нового знакомого. Такую непривычную линию поведения швед сам себе легко мог объяснить южным темпераментом хозяина. Это не вызывало подозрений, но располагало к приятному общению, позволяло быстрее понять азы социальной психологии людей, среди которых предстояло жить.

Непринужденно беседуя с гидом, Кент с азартом исследователя познавал его характер и манеру общения с окружающими.

Начавшиеся на следующий день экскурсии помогли ему в этом. Очень полезны были исторические знания о Швеции и ее столице, не говоря уже о знакомстве с самим городом, его достопримечательностями, образом жизни горожан.

Смущало то, что в скором времени Кенту предстояло вернуться в Стокгольм уже в роли уругвайского бизнесмена, но было много способов избежать в будущем их возможных неожиданных встреч. Их различная социальная принадлежность во многом была тому гарантом.

Сославшись на свое стремление к совершенствованию знания иностранных языков, Кент разговаривал со своим гидом только по-французски. На самом же деле он просто побаивался, что его плохой испанский покажется гиду подозрительным. Кроме того, собираясь работать в Бельгии, Кент очень нуждался в хорошей практике.