Разведчик Кент

Между тем стало известно, что с лодки происходит утечка информации. Кто-то из состава экипажа, представляя интересы агентов Франко, передавал на берег письменные сообщения о ситуации на судне. Часть писем удалось перехватить. Из них стало ясно, что подобная информация поступает на берег регулярно, а потом передается франкистам в Испанию.

Командованием Республиканского военно-морского флота капитану подводной лодки Луису Мартинесу была уточнена боевая задача: форсировать ремонт «С-4» и осуществить ее прорыв через Гибралтарский пролив, избегая, по возможности, боевых столкновений с противником.

Боевой поход был начат неожиданно для экипажа и французских властей под видом ходовых испытаний и пробного погружения. Лишь через несколько часов, когда «С-4» на крейсерской скорости шла на юг, командир, собрав офицеров в кают-компании, объявил, что они идут курсом на Картахену. Это сообщение вызвало волнение и тревогу у всего экипажа: каждый понимал, что начавшийся боевой поход – дело крайне опасное для жизни. Иван Алексеевич Бурмистров поручил Анатолию Гуревичу внимательно следить за морально-боевым состоянием команды.

Путь пролегал мимо территорий, занятых франкистами: Сан-Себастьян, Бильбао, Сантандер, Хихон, Эль-Ферроль, Ла Корунья, Виго были хорошо укрепленными авиационными и военно-морскими базами противника. Далее следовали территориальные воды Португалии, но и там расслабляться было нельзя – кругом были корабли мятежников и их союзников.

Девять суток «С-4» держала путь на Гибралтар. Днем шли на глубине 15–25 метров, ночью – в надводном положении.

Сложнейший рубеж был преодолен, и вскоре лодка вошла в бухту Картахены. Через несколько дней в Картахену пришла «С-2» под командованием Н. П. Египко.

Спустя некоторое время И. А. Бурмистров вернулся на родину.

14 ноября 1938 года по ходатайству испанского правительства он был представлен старшим военно-морским советником к званию Героя Советского Союза. Бурмистров стал первым в истории советского военно-морского флота моряком, удостоенным такого высокого звания.

Антонио Гонсалес продолжал свою военную службу. Он участвовал в выполнении многих важных заданий. Одним из них была перевозка на борту миноносца огромного запаса слитков золота и серебра из Картахены в Барселону. Вероятно, это была часть золотого запаса страны, использованная республиканцами для закупки боевой техники и вооружения.

Во время похода миноносец, войдя в порт Барселоны, попал под прицельное бомбометание вражеских самолетов и только мастерство советских моряков, а также зенитчиков кораблей и береговой обороны спасло его от гибели.

Гонсалесу во время похода на подводной лодке уже довелось испытать неприятные ощущения от рвущихся рядом глубинных бомб, но это бомбежка была еще страшней.

Потом – кратковременная поездка в Париж и вновь отправка на фронт под Барселону.

Наступила осень 1938 года. Пришло время возвращаться домой. На душе было радостно от предстоящей встречи с близкими и грустно от прощания с полюбившейся страной, в которой оставалось так много друзей...

В Париже А. М. Гуревичу и двум его попутчикам повезло: в порядке исключения их было решено отправить в Советский Союз не на теплоходе, а поездом. Это означало, что дома он окажется гораздо раньше, чем предполагалось. Правда, немного волновал сам маршрут следования – через Бельгию, фашистскую Германию и Польшу.

Когда поезд прибыл в Берлин, Анатолия поразило, что на перроне было огромное число людей в военной форме. Среди них попадались люди с одним погоном на плече. У некоторых почему-то форма была не защитного, а черного цвета, хотя они явно не были моряками. Это были эсэсовцы и гестаповцы.

Границу Германии с Польшей пересекли с нескрываемым облегчением. В Варшаве пересели в советский поезд. Вагоны, в том числе и вагон-ресторан, были грязными, неухоженными. Но даже эта традиционная безалаберность показалась и знакомой, и милой.

Дорогу до самой Москвы коротали в основном в вагоне-ресторане. Под настоящую «родную» водочку и разговоры о предстоящей встрече с домом дорога казалась приятной и незаметной.

Вот и первая советская станция. Так хочется обнять и расцеловать каждого пограничника, каждого таможенника и вообще весь мир, потому что за спиной – война, а впереди – целая счастливая жизнь...

И не так уж и жаль, что боевой орден, к которому он представлен за свое геройство, никогда так и не будет вручен (Сталин отменил награждение в конце 1938 года из-за неудачи республиканцев в войне).

Не так уж трудно объяснить родным и близким, что был в длительной командировке на Дальнем Востоке. Верили. Правда, однажды, когда Анатолий столкнулся в здании железнодорожных касс с Н. Н. Вороновым, вышел казус. Будущий маршал артиллерии, узнав Толю, внимательно окинул взором его наряд. Взяв в руки его фетровую шляпу, мельком взглянул на ярлык, и все понял. Он обнял его, и ничего не говоря, повел в пивное заведение на углу Невского и канала Грибоедова, там, где сейчас находится станция метро.

Как говорил Н. В. Гоголь, «с порядочным человеком всегда можно перекусить».

Глава III УРУГВАЕЦ ПО-МОСКОВСКИ

Рассудительные существуют,

безрассудные живут.

Москва! Белорусский вокзал. Конец августа. Хорошо знакомая дорога от Гоголевского бульвара до неприметного здания – «перевалочной базы» всех, кто уезжал в Испанию или возвращался оттуда.

После короткой беседы с уже знакомым полковником Анатолия и его спутников направили на несколько дней на какую-то подмосковную дачу, поручив написать отчет о командировке в Испанию.

Через несколько дней их всех вызвали в Главное разведывательное управление РККА в кабинет заместителя начальника Главразведупра С. Г. Гендина.

Вызов был неожиданным. Трудно было понять, чем трое скромных советских добровольцев – частников национально-революционной войны в Испании, могли заинтересовать столь высокое начальство.

Пикантность ситуации заключалась в том, что, хотя на двери кабинета и висела табличка с надписью «Заместитель начальника Управления», в этом здании и в этой организации он был самым старшим начальником. Никто, даже сотрудники аппарата, в те скользкие и шаткие месяцы 1938 года не знали, кто является начальником главной разведывательной организации армии советского государства. В кулуарах шептались, что с согласия И. В. Сталина сам глава НКВД Н. И. Ежов добился того, чтобы по совместительству возглавлять это ведомство.

В кабинете С. Г. Ген дина присутствовало еще несколько командиров. Все они без особого интереса выслушали доклады командированных. Когда прием закончился и все собравшиеся направились к дверям, хозяин кабинета неожиданно попросил Анатолия задержаться.

Усадив его в уютное кожаное кресло и сев напротив, комдив слегка улыбнулся и заговорил непринужденно, словно со своим добрым приятелем.

Он объяснил, что его сотрудники уже давно приглядываются к Анатолию. Им импонирует его энергия, ум, знание иностранных языков, честность и удивительное умение располагать к себе людей.

Замначальника ГРУ не скрывал, что их разговору предшествовали многочисленные беседы с теми, кто наблюдал поведение А. Гуревича в экстремальных условиях, в том числе со Г. М. Штерном, И. А: Бурмистровым и старшим военно-морским советников Орловым.

Все это способствовало принятию решения: Анатолию предлагалось стать сотрудником Главного разведывательного управления Красной армии.

Предложение было неожиданным. Гуревич долго молчал, обдумывая свою дальнейшую жизнь. Да и в качестве кого он мог работать в ГРУ? В сознании промелькнул какой-то абстрактный образ ни то помощника атташе, ни то переводчика. Подумалось, что работа будет связана со знанием испанского, французского или немецкого языков.

Мгновенно оценил возможные последствия отказа от этого предложения, и по спине пробежала холодная волна предчувствия опасности: нет, отказываться нельзя. Да и заманчиво все это, любопытно. Может, оно и не хуже тех планов, которые он строил прежде?