Страница 9 из 60
И никому не было дела до того, что в последнее время Ворон все чаще раскаивался в своих скорбных делах и очень жалел, что ему придется умереть здесь в зоне как паршивой собаке, и еще думал про себя: «Не по-людски ты жил… Не по-людски…»
А пожалело о смерти Ворона только начальство колонии, потому что с новым паханом здесь можно было ждать больших неприятностей.
Интимные обязанности
Городской прокурор Алексей Алексеевич Харитонов хмуро слушал следователя Альбину Петровну Шип, которая докладывала о проделанной работе по недавно поступившему в прокуратуру необычному заявлению. Заявление было озаглавлено «Понуждение к действиям сексуального характера», автором его была молодая еще женщина, работавшая бухгалтером в одном из городских учреждений.
Еще недавно невозможно было представить себе, что здесь, в старинном российском городе с прочными казацкими корнями и соответствующими нравами, кому-то в голову придет обратиться в прокуратуру с заявлением об этом и давать откровенные показания. А потом еще и быть готовой обнародовать все публично в суде! Во всяком случае, на памяти Харитонова и других опытных следователей-мужчин ничего не было. Поэтому Харитонов расписал заявление для проверки следователю Альбине Шип, женщине еще молодой, одинокой, но это одиночество уже явно тяжело переживающей. Мужики могли подойти к делу легкомысленно, а уж эта спуску не даст… Примерно так думал Харитонов. И теперь видел, что в своих расчетах не ошибся.
Из рассказа Шип следовало, что начальник одного из городских учреждений Василий Харлампиевич Хачериди, 44-летний мужчина с греческими корнями, что называется, положил глаз на новую сотрудницу Маргариту Могилевскую и стал настойчиво домогаться от подчиненной взаимности. Мужчина он видный, самоуверенный, избалованный вниманием в практически женском коллективе учреждения. Но замужняя Могилевская делала вид, что намеков начальника не понимает. Наконец, когда она пришла к нему в кабинет подписывать заявление на отпуск, тот прямо предложил укрепить служебные отношения – интимными. Получив отказ, Хачериди страшно оскорбился и предложил Могилевской хорошо подумать. А то ведь так можно и работу потерять, а по нынешним временам да при безработном муже оказаться без зарплаты…
– Из чего можно сделать вывод, – заключила Шип, – что Хачериди специально изучил семейное положение Могилевской и готовился к шантажу…
Харитонов автоматически кивнул.
Дальше – больше. Даже во время отпуска воспылавший страстью руководитель звонил Могилевской домой и прямо спрашивал: «Что надумала?.. Нет? Тогда пойдем по жесткому варианту…»
– Это что значит? – нахмурился Харитонов.
– Видимо, шантаж и давление, – объяснила уже разгорячившаяся от собственного рассказа Шип. – Домогательства продолжались, и когда Могилевская вышла на работу. Кроме угроз увольнения, в ход шли дорогие подарки и обещания более высокой должности и оклада… Причем оказалось, что это были не просто слова – Могилевскую назначили на более высокую должность, повысили зарплату чуть ли не на треть…
– Господи, чего он к ней пристал-то? – не выдержал Харитонов. Что она – красавица писаная?
– Да ничего особенного, – поджала губы Альбина Петровна. – Полноватая такая. Думаю, просто не мог смириться, что кто-то ему смеет отказать. Мужской шовинизм…
«Ишь, каких слов набралась, – мельком подумал Харитонов. – Сама-то, небось, только и ждешь, когда на тебя какой-нибудь шовинист внимание обратит. Вот будет радости!»
А пока Шип увлеченно продолжала рассказывать. Могилевская так и не захотела ответить на все знаки внимания начальника.
– Вот только Хачериди этот не учел, что женщина она современная, поэтому пошла к адвокату, – торжественно доложила Шип, блеснув глазами. Мол, знай наших!
– И тот, надо думать, объяснил ей, что доказать домогательство очень сложно, – скучным голосом сказал Харитонов. – Потому как надо доказать, что тебя пытались принудить к сексуальным действиям путем шантажа, угрозы уничтожения, изъятия имущества либо с использованием материальной или иной зависимости. Просто навязчивые ухаживания коллеги по работе под действие статьи не попадают…
– Объяснил. Но только Могилевская не сдавалась – купила и стала носить с собой диктофон, чтобы записать угрозы.
– Записала? – поинтересовался Харитонов.
А сам подумал: «Вот вляпался мужик!»
– Не удалось, – разочарованно покачала головой Шип. – Как назло, Хачериди в этот момент перестал угрожать, а прибег к пылким признаниям и уверениям в необыкновенной любви… В общем, после повышения Могилевской он посчитал, что теперь отказа ему не будет. Однажды Хачериди вызвал ее и сказал, что ждет ее в номере гостиницы и протянул ключ. Она ключ взяла…
– И пошла в магазин, чтобы купить кинокамеру и запечатлеть все на пленку, – неосторожно пошутил Харитонов, которого эти страсти из индийских кинофильмов уже стали утомлять.
– Нет, – не приняла его шутку Шип. Она уже вся пылала.
– А зачем же она ключ брала? Ведь Хачериди явно понял это как знак согласия?
– Она решила пойти в гостиницу с диктофоном для решительного разговора. Или ее оставят в покое, или она идет в прокуратуру…
«Вот она, женская логика во всей красе! – подумал Харитонов. – Берет ключ, идет в номер гостиницы, чтобы… поговорить».
Каким-то чудом Могилевской удалось добиться своего. В номере гостиницы, где, естественно, был уже накрыт стол, она начальнику сказала, что быть его любовницей не хочет, тот, уже доведенный до кондиции близостью желанного, впал ярость, произнес массу угроз, которые она благополучно записала на диктофон. Правда, все могло кончиться печально, потому как Хочереди был совершенно не расположен согласиться на неудачу и готов был добиться своего силой. Но каким-то чудом Могилевской удалось выскочить в коридор. Собственно, чудо заключалось в том, что Хачериди после того, как Могилевская взяла ключ и согласилась прийти в номер, посчитал, что все уже на мази и просто в пылу бушующих страстей забыл запереть дверь…
– Ну, ладно, – прервал душераздирающий рассказ Харитонов. – Что он сам-то говорит?
– Отпирается. Говорит, ничего не было. Чисто служебные отношения. Я его приперла. У меня записи Могилевской, показаний свидетелей, работников гостиницы, квитанции об оплате номера…
– А их что – несколько?
– Как выяснилось, в этом номере гостиницы раньше бывали и другие сотрудницы, но они боялись и молчали…
«А может, им просто нравилось это дело?» – подумал Харитонов, но говорить ничего не стал.
– Ладно, раз ты такую работу провела, то давай заканчивай дело быстрее.
– Только я, Алексей Алексеевич, кроме «сексуальной» статьи, буду вменять Хачериди злоупотребление служебным положением.
– Это еще как?
– Он номер в гостинице для своих утех снимал за счет организации… – зло прищурившись, сказала Альбина Петровна.
– А-а, ну тогда… Только с квалификацией его действий вы там разберитесь еще…
«Да, не повезло мужику с бабами. Причем сразу с двумя, – подумал Харитонов, когда Шип ушла. – Эти его точно упекут, не помилуют. Причем по полной программе».
Надо сказать, сексуальная проблематика обрушилась на голову Харитонова как ливень, заставший посреди пустого поля. Во-первых, послесоветская жизнь была пронизана ею так, что спрятаться от нее было негде. Телевизор стало стыдно при дочке включать, газеты разворачивать. Женское тело победно перло со всех сторон. Однажды в первые перестроечные годы он увидел на улице небольшую очередь из сумрачных мужиков, которые покорно стояли у двери в какой-то подвал. Оказалось – видеосалон, где по телевизору с большим экраном крутили разных «греческих смоковниц». Харитонов представил себе, как эти потные мужики с пластиковыми пакетами и сумками в руках набиваются в душный и смрадный подвал и смотрят там запретные недавно прелести, а потом идут к своим раздобревшим женам…