Страница 5 из 60
Через день Багринцев вызвал Тишина еще раз. Рассказал о визите в поликлинику. И о том, что вчера к нему заходил адвокат его жены, который обратился к специалистам в области гомеопатии, и они дали ему заключение, что в крайне малых дозах мышьяк не только не является ядом, но и может, напротив, оказать благотворное влияние на здоровье.
Тишин тяжело задумался.
– Слушайте, а что у вас с женой год назад произошло? С чего вы стали на нее руку поднимать?
– А-а…
– Ну, а все-таки?
– Понимаете, товарищ следователь, понял я, что не тянет меня к ней… Не получается ничего. Да если бы только с ней!.. Ну, я и вбил себе в голову, что ослабел я, как мужик, из-за нее…
Багринцеву вдруг пришла в голову шальная мысль.
– А сейчас как?
– С этим делом? Сейчас порядок. Проверил и не раз! – гоготнул Тишин.
И вдруг уставился на следователя, что-то ворочая в мозгах.
– Вы что, хотите сказать, что это Тонька меня? Своей отравой вылечила?
– Не знаю, я не специалист, но совпадение по срокам – полное…
– Ну, Тонька, ну, ведьма!..
Вернувшись из суда, Моторина заглянула к Багринцеву.
– Радуйся, дали твоей отравительнице условный срок. Доволен?
– Да я тут при чем?
– Притом. Адвокат только и говорил, что она мужа от импотенции вылечила! Теперь такое начнется!
– Да что начнется?
– А то, что все бабы в городе начнут своих импотентов мышьяком выхаживать. Только как Тишина жалеть не станут – сыпать будут от всей души!
Первая кровь
За бетонным забором базы подготовки ОМСДОН – Отдельной мотострелковой дивизии оперативного назначения – шумел глухой таежный лес. На полигоне шли обычные занятия. Бойцы ползком преодолевали водно-грязевые препятствия, бросались в полосы огня, метали ножи и топоры в движущиеся силуэты, крушили ладонями кирпичи и доски-горбылины…
Подпрыгивая на колесах, подскочил и затормозил юзом газик. Из машины вылез костистый полковник в каракулевой папахе и заорал во все горло:
– Старший лейтенант Карагодин, ко мне!
Высокий светловолосый боец, готовившийся метать топор, обернулся, недоуменно вытер ладонью грязное лицо и подошел к полковнику.
– Значит так, Карагодин… В соседней области групповой побег из зоны. Человек двадцать… Напали на охрану, разоружили – и ушли. С оружием, – многозначительно поднял палец полковник. – Так что поднимай своих, брать их надо, пока не натворили дел.
– Из зоны? Зэки? – удивился Карагодин. – Мы-то тут при чем?..
– Разговоры отставить, товарищ старший лейтенант! – оборвал его полковник. – Это приказ! Сбежали убийцы, насильники, прочая шваль… Трех охранников зарезали! У них сейчас автоматы, знаешь, сколько они пацанов из лагерной охраны положить могут?.. А если до поселка какого доберутся? Сколько они там женщин и детей перестреляют? Так что… Или сдаются всей бандой, или… Жалеть этих зверей не за что, ясно?.. Людей своих не подставлять. Понял?
– Понял.
Пристально оглядев Карагодина, полковник вдруг негромко и загадочно бросил:
– Потом спасибо скажешь…
– За что, товарищ полковник?..
– Да за то, что твои бойцы узнают, что такое настоящий противник и кровь вражья… Не кирпичи молоть, а врагов! Понял! Попробуют здесь, а не там, куда вас завтра пошлют и где жалеть вас никто не станет, – жестко отрубил полковник. – А если кто из твоих слабину даст, того – на списание, понял?.. Пусть здесь остается, а там ему не выжить… Не по нему работа. Понял, наконец? Или дальше лекцию читать?
– Понятно, товарищ полковник. Только…
– Все, я сказал! – процедил полковник. – С вами пойдет капитан Соболев из внутренних войск.
Полковник ткнул пальцем на спокойно сидящего в газике капитана с погонами внутренних войск. У него было красивое, невозмутимое лицо.
– Он этот контингент хорошо знает, – объяснил полковник.
А на реке уже вовсю начался ледоход. Голубовато-серые льдины с шипением и хрустом налезали друг на друга, разламывались и плыли дальше в грязно-черной воде…
Два вертолета «Ми-8» неслись над рекой на параллельных курсах.
Прильнувшие к блистерам бойцы возбужденно переговаривались:
– Лиса на льдине, лиса!
– Какая лиса, собака это!
– Салага, сам ты собака!.. Говорю, лиса!
– Глянь-ка, глянь, трактор унесло!..
– Ой, мужики! Зайцы… Зайцы, блин!
Действительно напуганные ревом вертолета зайцы прыгали со льдин в воду, отчаянно барахтались в ледяном крошеве.
Река уходила за скалистый поворот, внизу проплывали озера с нетающим донным льдом. В обрамлении нежно-бежевых мхов тянулись острова, еще заснеженные пади и буреломные распадки. В одном из них четко была видна группа одетых в черное людей.
При появлении вертолетов зэки сбились в кучу. А с первой вертушки тем временем несся усиленный динамиками голос Карагодина:
– Имею приказ – в случае неподчинения вести огонь на поражение! Предлагаю немедленно сложить оружие! В противном случае все будут уничтожены!
В ответ тут же загремели вспарывающие обшивку вертолета автоматные очереди. Под восторженные вопли и угарный мат зэков машина задымила и, теряя высоту, потянулась к луговине за распадком.
Когда оба вертолета плюхнулись на луговину, Карагодин стал громко отдавать команды:
– Взвод Хаутова отрезает им юг, взвод Савченко – сопки! Остальные со мной – гнать их к реке!.. Огонь по зеленой ракете. К выполнению боевой задачи приступить!
Тяжелый, глухой топот армейских сапог… Лязг оружия… Запаленное, хриплое дыхание…
Из-за камней, за которыми залегли зэки, несся мат и истеричные крики:
– Давай, давай, устроим вам сабантуй, менты поганые!
– Подходи ближе, сучары позорные!
– Мочить без пощады, мочить легавых!
По знаку Карагодина бойцы охватили камни полукольцом. В синее небо ушла зеленая ракета. И тут же с южной стороны из-за буреломов и со стороны северных сопок начали бить пулеметы. Крики и мат за камнями стихли. В довершение ко всему сержант Бурлак положил точно перед камнями гранату. Когда дым от взрыва рассеялся, в наступившей тишине повис одинокий, тоскливый крик:
– Обложи-и-и-ли, су-у-уки! Ата-а-ас, кенты-ы-ы-ы!
Охваченные паникой заключенные перепуганным стадом бросились через луговину к обрывистому берегу реки. Автоматные очереди за спинами усиливали их ужас. Добежав до реки, они растерянно метались по крутому берегу. Впереди под обрывом была лавина несущихся льдин, отделенная от береговых камней широкой полосой черной воды. Позади и с боков неумолимо приближались грозные бойцы в краповых беретах совсем не похожие на привычную лагерную охрану…
Один из зэков, вопя что-то матерное, от живота пустил в наступающих длинную, неприцельную очередь и тут же свалился на камни, сраженный ответными точными выстрелами.
– Хана, кенты! – засипел худющий зэк с белыми остановившимися глазами. – На нас спецназ спустили! Хана!
Огромный, похожий на стоящую на задних лапах гориллу, заключенный с впалыми глазницами схватил автомат и, петляя, побежал к густым ивовым кустам у края луговины. Очередь из пулемета, как плугом, вспорола перед ним землю. Зэк остановился, попятился, заорал и вдруг, приставив ствол к подбородку, разнес себе голову…
«Краповые береты» приближались спокойно, неумолимо, как смерть.
– Кенты, сукой буду – замочат! – фальцетом закричал зэк с изуродованным шрамом лицом. – Мы им живые не в мазу-у-у-у! Всем, всем кранты, братаны! В Ухте уже такое было-о-о-о!..
И вдруг с диким, каким-то нечеловеческим воплем один из них бросился с обрыва в черную реку. Подчиняясь страху и стадному чувству, остальные беглецы посыпались следом.
Бойцы Карагодина, добежав до берега, молча смотрели, как в черных засасывающих воронках и в крошеве льда пропадали люди со стрижеными затылками…
Только двум беглецам все же удалось преодолеть полосу кружащейся, вскипающей бурунами воды и вплотную приблизиться к несущимся льдинам. Чудом успели они схватиться за ломкий край и выбраться на шершавую поверхность. Один из них был тот самый зэк со страшным шрамом. Второй на вид совсем еще молодой.