Первый бросок

Обшарили, приняв место находки за центр, от которого двигались по расширявшимся спиралям. Но ничего похожего более не нашли. Мазур тем временем успел поскрести находку лезвием ножа – ив одном месте словно бы проступили буквы. Однако приглядываться не было времени: убедившись в бесплодности дальнейших поисков и глянув на часы, Морской Змей дал команду возвращаться к судну.

Сначала плыли по компасу, а потом в приборах не стало нужды – над головой, заслоняя солнечный свет, овальной исполинской тенью, чуточку размытой, замаячило днище «Сириуса».

Круглый люк, располагавшийся метрах в трех пониже ватерлинии, был, конечно же, гостеприимно распахнут. Соблюдая давно оговоренный порядок, они один за другим головой вперед скользнули внутрь. Оказались в горизонтальной цистерне, не столь уж и обширной, но позволявшей разместиться гораздо уютнее, чем в переполненном автобусе.

Цистерна с надписью «Живая рыба». Мазуру отчего-то всякий раз приходило на ум это сравнение. Убедившись, что все в наличии, а люк задраен, Морской Змей, неловкими прыжками перемещаясь по вогнутому дну цистерны, прошлепал в дальний конец и придавил ладонью черный резиновый пузырь, прикрывавший кнопку.

В дальнем конце цистерны забурлило, к потолку толстой струей рванулись громадные бульбы воздушных пузырей. Процедура была нехитрая, но довольно долгая: прошло минут десять, прежде чем мощный поток сжатого воздуха вытеснил воду за борт, где ей и было самое место. Загубники они вынули, не дожидаясь конца процедуры, – как только торсы оказались над водой. На дне цистерны, как обычно, вода осталась чуть ли не по колено. Шлепая по ней, они гуськом прошли к торцу и, сняв ласты, стали осторожно подниматься по узкой железной лесенке к распахнувшемуся уже над головами второму люку.

Один за другим перешагнув высокий железный бортик, оказались в обширном помещении, где было совершенно сухо, тепло, светло, а потому и уютно, хотя обставлена была каюта со спартанской простотой: длинный, привинченный к полу стол с такими же стульями да шеренга шкафчиков, куда складывали снаряжение. За столом уже суетился доктор Лымарь (давно заслуживший кличку, но обходившийся без таковой, поскольку с такой фамилией, по общему мнению, кличка как-то не особенно и нужна), расставлял кружки с горячим чаем, высыпал из пакета плитки шоколада, пачки печенья – все, как полагается после долгого погружения.

Капитан-лейтенант Самарин смирненько сидел в углу стола, поблескивая своим знаменитым пенсне, из-за которого и получил меж своих кличку Лаврик – в память о заклейменном историей и лично Никитой Сергеевичем Лаврентии Палыче Берия. Вообще-то, зрение у Самарина и в самом деле требовало подспорья в виде парочки диоптрий, однако общественное мнение справедливо считало ветхозаветное пенсне легоньким выпендрежем, а потому не могло не отразить сие в соответствующей кличке. Почему «Лаврик», а не, к примеру, «Чехов»? Для любого посвященного вопрос снимался сам собой: свои-то знали, что капитан-лейтенант имеет честь представлять здесь вовсе не изящную словесность, а контрразведку флота…

Лаврик, как уже отмечалось, сидел смирненько и с вопросами не лез, соблюдая ту самую неписаную традицию, которая давным-давно зафиксирована в русских сказках: сначала накорми-напои, а потом вопросы задавай… Терпеливо ждал, пока они, старательно обтершись полотенцами, хрустели печеньем и чавкали шоколадом, запивая все дегтярного цвета чаем. Ну, а когда налили по второй, этикет уже и позволял любопытствовать…

– Как успехи? – спросил Лаврик нейтральным тоном.

Ему было легче всех, если откровенно, – чуть ли не единственный здесь, кто не зависит от конкретного результата. Сиди себе, озаботясь контрразведывательным обеспечением операции, и точка. А если учесть, что зловещие иностранные шпионы пока что не беспокоили, поневоле вспоминалась фразочка из богомоловского романа о принципиальной разнице меж медведем и особистами. Топтыгин спит только зимой, зато особисты – круглый год… Если империалистические разведки так и не протянут свои блудливые щупальца, всегда можно изобразить в отчете дело так, будто это ты их распугал, заранее и предварительно.

Хотя, по большому счету, Лаврик был парень не вредный, а это большой плюс, когда речь идет об особисте… Замполита и одного хватает выше головы.

– А черт их знает, – сказал степенно Морской Змей, опустив в ладонь капитан-лейтенанту Мазурову находку. – Вот тут Кирилл выкопал что-то, какую-то хренотень…

Лаврик присмотрелся – в обществе заглядывавшего ему через плечо Лымаря, ничуть не препятствуя доктору проявлять любопытство. Лымарь был свой, украшенный допусками и подписками, как барбоска блохами, при нужде мог и спуститься под воду, хотя, конечно, и не с той сноровкой, что остальные.

При электрическом свете находка выглядела гораздо более ублюдочно, нежели под водой. Словно защищая ее от невысказанного пока вслух поношения, Мазур поторопился пояснить:

– Я вон там, справа, поскреб ножом… Вроде бы буквы.

– Это точно, что вроде бы, – задумчиво кивнул Лаврик. – Вроде и «Р» латинское, вроде и «С» латинское… и как бы там ни было, под водой эта штука пролежала долго, а? Ишь обросла… Доктор, можешь что-нибудь изобрести, не вмешивая ученый мир?

– Запросто, – сказал Лымарь. – Подручными средствами. Если это медь, мы ее в кефирчик, а если другой какой металл – тогда его уксусом пользительно… Давай сюда, пойду поэкспериментирую. Я так понимаю, это срочно?

– Не обязательно, – загадочно ухмыльнулся Лаврик. – Вполне сойдет, ежели через часок проявятся первые результаты.

Морской Змей резко поднял голову, уставился на него:

– Это почему? Старик требует результаты как можно быстрее…

– Друг мой, я вам когда-нибудь давал хреновые советы? – вкрадчиво поинтересовался Лаврик. – Вот видите… Сейчас я вам категорически советую о находочке доложить не в начале разговора, а где-нибудь ближе к концу…

– Это почему?

– А потому, собрат по званию, что Старик первым делом всерьез собирается вам всем учинить прежестокий втык с последующим распубликованием в приказе по лейб-гвардии… Нет, серьезно. Дракон ведет себя так, что свою кличку полностью оправдывает: третью люстру в каюте дожевывает… Ох, вынырнут, бает, эти водоплавающие, ох и вставлю я им извращенным образом…

– Это за что?

– Вам виднее, сударь мой, – развел руками Лаврик с видом крайнего простодушия. – Поройтесь в памяти и срочно вспомните, за что вас могут… извращенным образом. Я в ваши внутренние дела не посвящен, я как-никак советский контрразведчик, не царский жандарм с его негласною агентурою.

– Самарин, не вредничай…

– Честное слово, без понятия. Меня самого, по некоторым признакам, ждет та же процедура. Единственная догадка, на кою меня наталкивает профессиональное чутье, – не обошлось здесь без отдельных товарищей, облеченных, так сказать, особым доверием партии и правительства…

– Ах, во-он оно что… – убито протянул Морской Змей.

– Да уж очень похоже.

– Затрахал…

– Должность такая, – философски заключил Самарин. – В общем, кто предупрежден, тот вооружен. Усекли? Да, кстати, в дополнение к печальному есть и приятное, с некоторых точек зрения, известие. Пока вы плавали, радист перехватил одну буржуинскую станцию… Мао Цзе Дун помер. Вчера.

– Ну ничего себе, – с чувством сказал Морской Змей. – А мне-то он бессмертным казался. С тех пор, как себя помню, Мао был на слуху. Насчет положительного смысла я, откровенно говоря, плохо и вспоминаю, зато в отрицательном столько склоняли… Погоди, он с какого года?

– С девяносто третьего.

– Семь плюс семьдесят шесть… Нехило.

– Ага. А уж в Поднебесной сейчас веселуха…

Ненадолго воцарилось молчание. Все хлебали приостывший чай, старательно оттягивая неизбежное, торжественную порку, как выразился бы бравый солдат Швейк. Один Самарин, не проявлявший желания гонять чаи, ритмично барабанил по уголку стола и тихонько напевал под нос: