Страница 19 из 75
— Все в городе говорят так, словно сами были свидетелями убийства, — сказал он.
— Ерунда, — чуть резковато ответила она; но взяв из большой коричневой руки стакан, она пожалела о своём тоне и с беспокойством посмотрела в лицо Криса.
К вечеру Фредерика решительно намерена была сбежать из магазина. И хоть не признавалась себе самой, ей хотелось снова увидеть Питера Мохана. Ни он, ни Тэйн Кэри за весь день не заглянули к ней, и это показалось ей нехорошим предзнаменованием. Днём один из посетителей напомнил ей, что в восемь тридцать вечером в колледже состоится лекция. Что-то о Корее. Фредерика и не думала идти туда, однако после ужина обнаружила, что надевает своё лучшее льняное платье. Полчаса спустя она закрыла на замок обе двери и побежала к кампусу, словно спасаясь от преследующих её демонов. Добравшись до зала, она увидела, что немного опоздала, и незаметно села в заднем ряду.
Большая комната была полна народу, но поблизости Фредерика не увидела никого знакомого. Она откинулась на жёсткую спинку и осмотрела стенные панели и ряд внушительных портретов на них. Несомненно, зал колледжа был гораздо приятней церковного. Фредерика мельком подумала об упадке американской архитектуры за пятьдесят-шестьдесят лет: зал колледжа был построен в 1825 или 1830 году, а церковь — в 1880 в память о чём-то. Лекцию читал корреспондент, только что вернувшийся с корейского фронта. Его представил Питер Мохан. Он показался Фредерике уставшим и рассеянным. Ей было трудно сосредоточиться: у лампы над головой жужжала синяя муха, в зале стало жарко и тесно. Время от времени Фредерика начинала клевать носом, лекция тянулось прямо-таки бесконечно. Но вот шум в зале возвестил об освобождении. Фредерика сразу встала и вслед за толпой вышла на ярко освещённое крыльцо. Тут все задерживались, разговаривая и наслаждаясь тёплым летним вечером.
Фредерика немного постояла, чувствуя себя совершенно одинокой в этой толпе незнакомцев. Она с беспокойством поискала Питера, но его нигде не было видно. Наверно, занимает лектора. И ничего не оставалось, как уходить. Фредерика медленно шла по кампусу, чувствуя себя всеми брошенной; её пугала перспектива возвращения в пустой дом. Но тут ей на плечо легла тяжёлая рука. Вздрогнув, она оглянулась и увидела большое красное лицо Джеймса Брюстера. Её разочарование было очень острым.
— Сейчас самое время поесть мороженого с содовой водой, — легко заявил Джеймс. — Лично я предпочёл бы что-нибудь покрепче, но мы в Риме, моя дорогая Фредерика, и должны быть римлянами.
— Должны? — серьёзно спросила Фредерика.
Он убрал руку.
— По крайней мере должны сделать вид.
Фредерика подумала, что это всё же лучше одинокого возвращения в пустой дом. Поэтому не отняла руку, как ей хотелось, и они рядом пошли по тёмной улице.
— Нелегко быть адвокатом семьи Саттонов, — неожиданно сказал Брюстер. Говорил он негромко и как бы по секрету.
Фредерика, которая весь день ждала новостей, неожиданно почувствовала раздражение. Она не хочет больше слушать о Саттонах от Джеймса Брюстера. Даже думать о них не хочет. Но Джеймс продолжал:
— Не следует плохо говорить о мёртвых, но дела Кэтрин в ужасном состоянии. Я бы не удивился, если бы она нашла быстрый выход…
— Что вы имеете в виду? — теперь Фредерика стала слушать.
— Ничего. Ничего конкретного. Филиппина со своей травяной лабораторией привела дела семьи в гораздо лучшее состояние. Замечательная женщина. Забудьте мои слова, дорогая, — он страстно сжал ей руку, но Фредерика этого даже не заметила. Она думала о разговоре, который услышала в гостинице в своё первое воскресенье и о признаниях Джеймса, о которых ей рассказал Питер. Джеймс Брюстер предполагает, что Кэтрин Клей совершила самоубийство. И ему очень удобно теперь переключиться на Филиппину, которую он в воскресенье назвал хорошей, а теперь замечательной.
— Мне казалось, миссис Саттон начала дело с травами ещё до появления Филиппины, — быстро сказала Фредерика.
— Да, начала, но она стара и устала. Нужен был кто-то вроде Филиппины… — он остановился посреди фразы и неожиданно повернулся к Фредерике. Она шла, не замечая, что толпа редеет: белые платья растворялись в темноте, гул голосов и взрывы смеха слышались теперь издалека. И в тот момент, как Джеймс Брюстер повернулся к ней и она ощутила на лице его дыхание, Фредерика поняла, что они совсем одни.
Она собралась с силами и попыталась оттолкнуть его.
— Послушайте, Фредерика, не отказывайтесь от любви… — он держал её за руки и пытался привлечь к себе. Голос его звучал чувственно и убедительно.
Фредерика почувствовала себя в ловушке и отчаянно испугалась.
— Отпустите меня… немедленно… — неужели он попытается заняться с ней любовью… развратное животное… или… Боже, он хочет убить её! Мужчина сжимал её всё сильнее. — Я закричу! — она в отчаянии выкрикнула эти слова.
Сзади послышались шаги, и Джеймс неожиданно отпустил руки.
— Простите меня, Фредерика, — сказал он. — Вы очень привлекательная женщина… Может быть… когда узнаете меня получше…
Шаги стали громче, их обогнала группа людей. Фредерика заторопилась за ними. Говорить она не могла. Хотела только сбежать от этого большого зверя, который был так близко и так страшен.
Они вышли на главную улицу и через несколько секунд остановились в свете неоновых огней аптеки-закусочной.
— Как я уже говорил, — спокойно продолжал Джеймс, — делу нужен был кто-нибудь вроде Филиппины… О, а вот и она сама!
Они миновали занятые столики и ряд аккуратных кабинок и прошли в глубину большой комнаты, где сверкал фонтанчик с содовой, подлинно викторианский, великолепный в розовом мраморе. У стойки стояла Филиппина, в своём голубом льняном костюме она выглядела прохладной и свежей.
— Хай! — приветствовала она их и потом, взглянув на Джеймса, добавила: — Заметьте, как я усовершенствовала свой американский. Я теперь говорю «Хай», а не «Хэлло», и «О'кей» вместо «Всё в порядке». Правда, я быстро учусь?
— Джеймс Брюстер первым подпишет ваш диплом, Фил. И ещё я приложу к нему золотую печать, — Джеймс улыбался, отвечая Филиппине.
Фредерика была рада, что он забыл о ней. К ней вернулось самообладание, и она украдкой стала наблюдать за этими двумя. Что же это за человек? Только что усиленно навязывался одной женщине, а несколько секунд спустя — другой. Фредерика посмотрела на Филиппину и призналась, что не может винить Джеймса в том, что его тянет к Филиппине. Филиппина выглядит эффектной и способной, но как женщина она ещё не страдала. Определение «замечательная» подходит ей больше, чем «хорошая».
Почувствовав на себе взгляд Фредерики, Филиппина отвернулась от Джеймса и сказала:
— Угощаю. Чего хотите? Есть молочный коктейль с шоколадом.
Парень за стойкой громко рассмеялся. Филиппина, поняв, что он смеётся над ней, нахмурилась, и словно тёмное облако опустилось на её приятное лицо. Но она быстро взяла себя в руки и тоже рассмеялась.
— Что я такого сказала, Джо? — спросила она и добавила с видом отчаяния: — А я-то хвастала, что хорошо говорю по-американски!
Парень смутился, а Фредерика быстро сказала:
— Мне только сок лайма, — неважно, что ей подадут. Ей хотелось лишь оставаться в хорошо освещённой комнате и не выходить в темноту.
Джо придвинул бумажный стаканчик, быстрым движением руки заполнил его и искусно сунул в мышьяково-зелёную жидкость две соломинки.
Филиппина сделала вид, что содрогается от отвращения.
— Как вы можете пить этот яд в бутылках? — спросила она.
— Филиппина, не надо всем улучшать жизнь, — дружелюбно посоветовал Джеймс, опуская своё большое тело на одно из сидений у прилавка. — Мы все знаем, что вы прекрасно управляетесь с другими, но если будете делать это слишком хорошо, у вас никогда не будет мужа.
Филиппина надулась, как ребёнок, и как-то неискренне взглянула на Джеймса. Фредерика не упустила понимающий взгляд, которым они обменялись. Говорить ей не хотелось, и она решила, что лучше помолчит. Отвернувшись от прилавка, она держала напиток в одной руке и осматривала помещение поверх двух своих соломинок. Поняв, что у неё дрожит рука, Фредерика с усилием остановила дрожь.