Пасха Красная

И все-таки Зоя была извещена о чуде. Данные о свежем яичке, съеденном иноком Трофимом перед смертью, занес в протокол паталогоанатом, даже не заподозрив, что оно годичной давности. А потом это яичко попало в фильм «Оптинские новомученики» — кинооператор зафиксировал в кадре скорлупу пасхального яичка, полагая, что снимает последнюю земную трапезу инока и не подозревая, что снимает пасхальное чудо.

К шести часам утра двор монастыря опустел. Все разошлись по кельям, а иные ушли на раннюю литургию в скит. Последним уходил в скит игумен Александр, обернувшись на стук каблуков, — из своей кельи по деревянной лестнице стремительно сбегал инок Трофим. «Это порода у нас такая бегучая, — объясняла потом мама о. Трофима. — Бабушка Трофима все бегом делала, я всю жизнь бегом. Вот и мой сыночек бегал до самой смерти».

Игумен Александр вспоминает: «Очень радостный был инок Трофим. „Батюшка, — говорит, — благословите, иду звонить“. Я благословил и спросил, глядя на пустую звонницу:

— Да как же ты один будешь звонить?

— Ничего, сейчас кто-нибудь подойдет.

Как же меня тянуло пойти с ним на звонницу! Но звонить я не умел — что с меня толку? И надо было идти служить в скит».

В поисках звонарей о. Трофим заглянул в храм, но там их не было. В храме убиралась паломница Елена, устав до уныния после бессонной ночи. А вот уныния ближних инок видеть не мог. «Лена, айда!..» — он не сказал «звонить», но изобразил это. И так ликующе-радостно вскинул руки к колоколам, что Лена, просияв, пошла за ним. Но кто-то окликнул ее из глубины храма, и она задержалась.

С крыльца храма Трофим увидел инока Ферапонта. Оказывается, он первым пришел на звонницу и, не застав никого, решил сходить к себе в келью. «Ферапонт!» — окликнул его инок Трофим. И двое лучших звонарей Оптиной встали к колоколам, славя Воскресение Христово.

Первым был убит инок Ферапонт. Он упал, пронзенный мечом насквозь, но как это было, никто не видел. В рабочей тетрадке инока, говорят, осталась последняя запись: «Молчание есть тайна будущего века». И как он жил на земле в безмолвии, так и ушел тихим Ангелом в будущий век.

Следом за ним отлетела ко Господу душа инока Трофима, убитого также ударом в спину. Инок упал. Но уже убитый — раненый насмерть — он воистину «восста из мертвых»: подтянулся на веревках к колоколам и ударил в набат, раскачивая колокола уже мертвым телом и тут же упав бездыханным. Он любил людей и уже в смерти восстал на защиту обители, поднимая по тревоге монастырь.

У колоколов свой язык. Иеромонах Василий шел в это время исповедовать в скит, но, услышав зов набата, повернул к колоколам — навстречу убийце.

В убийстве в расчет было принято все, кроме этой великой любви Трофима, давшей ему силы ударить в набат уже вопреки смерти. И с этой минуты появляются свидетели. Три женщины шли на хоздвор за молоком, а среди них паломница Людмила Степанова, ныне инокиня Домна. Но тогда она впервые попала в монастырь, а потому спросила: «Почему колокола звонят?» — «Христа славят», — ответили ей. Вдруг колокола замолкли. Они увидели издали, что инок Трофим упал, потом с молитвой подтянулся на веревках, ударил несколько раз набатно и снова упал.

Господь дал перед Пасхой каждому свое чтение. И Людмила читала накануне, как благодатна кончина, когда умирают с молитвой на устах. Она расслышала последнюю молитву инока Трофима: «Боже наш, помилуй нас!», подумав по-книжному: «Какая хорошая смерть — с молитвой». Но эта мысль промелькнула бессознательно, ибо о смерти в тот миг не думал никто. И при виде упавшего инока все трое подумали одинаково — Трофиму плохо, увидев одновременно, как невысокого роста «паломник» в черной шинели перемахнул через штакетник звонницы и бежит, показалось, в медпункт. «Вот добрая душа, — подумали женщины, — за врачом побежал».

Было мирное пасхальное утро. И мысль об убийстве была настолько чужда всем, что оказавшийся поблизости военврач бросился делать искусственное дыхание иноку Ферапонту, полагая, что плохо с сердцем. А из-под ряс распростертых звонарей уже показалась кровь, заливая звонницу. И тут страшно закричали женщины. Собственно, все это произошло мгновенно, и в смятении этих минут последние слова инока Трофима услышали по-разному: «Господи, помилуй нас!», — «Господи, помилуй! Помогите».

Убегавшего от звонницы убийцу видели еще две паломницы, как раз появившиеся у алтарной части храма и вскрикнувшие при виде крови. Рядом с ними стояли двое мужчин, и один из них сказал: «Только пикните, и с вами будет то же».

Внимание всех в этот миг было приковано к залитой кровью звоннице. И кто-то лишь краем глаза заметил, как некий человек убегает от звонницы в сторону хоздвора, а навстречу о. Василию бежит «паломник» в черной шинели. Как был убит о. Василий, никто не видел, но убит он был тоже ударом в спину.

Вот одна из загадок убийства, не дающая иным покоя и ныне: как мог невысокий щуплый человек зарезать трех богатырей? Инок Трофим кочергу завязывал бантиком. Инок Ферапонт, прослуживший пять лет близ границы Японии и владевший ее боевыми искусствами, мог держать оборону против толпы. А у о. Василия, мастера спорта в прошлом, были такие бицепсы, что от них топорщило рясу, вздымая ее на плечах, как надкрылья. Значит, все дело в том, что били со спины?

Вспоминают, у инока Трофима был идеальный слух, и стоило о. Ферапонту чуть-чуть ошибиться, как он поправлял: «Ферапонт, не так!» Он не мог не услышать, как упал о. Ферапонт и умолкли его колокола. Вся звонница, наконец, размером в комнатку, и постороннему человеку здесь невозможно появиться незамеченным. Но в том-то и дело, что в обитель пришел оборотень, имеющий вид своего монастырского человека. «Друг пришел, — отвечает за сына мать о. Трофима. — Он любил людей и подумал: друг».

Однажды в юности о. Василия спросили: что для него самое страшное? «Нож в спину», — ответил он. Нож в спину — это знак предательства, ибо только свой человек может подойти днем так по-дружески близко, чтобы предательски убить со спины.

«Сын Человеческий предан будет», — сказано в Евангелии (Мк. 10, 33). И предавший Христа Иуда тоже был оборотнем, действуя под личиной любви:

«И пришедше, тотчас подошел к Нему и говорит: „Равен, Равен!“ И поцеловал его» (Мк. 14, 15).

Следствие установило, что о. Василий встретился лицом к лицу с убийцей, и был между ними краткий разговор, после которого о. Василий доверчиво повернулся спиной к убийце. Удар был нанесен снизу вверх — через почки к сердцу. Все внутренности были перерезаны. Но о. Василий еще стоял на ногах и, сделав несколько шагов, упал, заливая кровью молодую траву. Он жил после этого еще около часа, но жизнь уходила от него с потоками крови.

Потом у этой залитой кровью земли стояла кружком спортивная команда о. Василия, приехавшая на погребение. Огромные, двухметровые мастера спорта рыдали, как дети, комкая охапки роз. Они любили о. Василия. Когда-то он был их капитаном и вел команду к победе, а потом он привел их к Богу, став для многих духовным отцом. Горе этих сильных людей было безмерным, и не давал покоя вопрос: «Как мог этот „плюгаш“ одолеть их капитана?» И теперь на месте убийства они вели разбор последнего боя капитана: да, били в спину. Но о. Василий еще стоял на ногах. Они знали своего капитана — это был человек-молния с таким ошеломляющим мощным броском, что даже в последнюю минуту он мог обрушить на убийцу сокрушительный удар, покарав его. Почему же не покарал?

Даже годы спустя дело об убийстве в Оптиной полно загадок. Но однажды в день Собора исповедников и новомучеников Российских молодой приезжий иеромонах говорил проповедь. И помянув о. Василия, вдруг будто сбился, рассказав о том, как на преподобного Серафима Саровского напали в лесу трое разбойников. Преподобный был с топором и такой силы, что мог бы постоять за себя. «В житии преподобного Серафима Саровского говорится, — рассказывал проповедник, — что, когда он поднял топор, то вспомнил слова Господа: „Взявшие меч, мечом и погибнут“. И он отбросил топор от себя». Вот и ответ на вопрос, а мог ли о. Василий обрушить на убийцу ответный смертоносный удар? Дерзость злодеяния была на том и построена, что здесь святая земля, где даже воздух напитан любовью. И верша казнь православных монахов, палач был уверен — уж его-то здесь не убьют.