Страница 17 из 17
Не выдержав напряжения, Власов вышел из корпуса и, отойдя под крону дуба, где стояла мусорная урна и где обычно курили немецкие офицеры, дрожащими руками извлек сигарету.
Штрик-Штрикфельдт стоял шагах в пяти-шести, почти в профиль к генералу, и, не привлекая внимания, следил за его поведением. Капитан давно принадлежал к кругу того генералитета и офицерства, в котором были недовольны политикой Гитлера, и в рядах которого постепенно вызревала пока еще скрытая оппозиция фюреру и его ближайшему окружению последователей[24]. И все же он с трудом представлял себе, каким образом находил бы публичное оправдание своим действиям, если бы вдруг оказался в советском лагере военнопленных и оттуда пытался возглавить Германское освободительное движение. Где та грань, которая проходит между предательством из трусости, из желания спасти шкуру, и честным стремление помочь народу избавиться от ненавистного ему режима?
— На каком мемуарном рубеже вы закрепились, господин генерал? — неспешно приблизился он к Власову.
— На подходах к Киеву, — ответил генерал, не вынимая сигареты изо рта.
— В самом разгаре пораженческой части войны, — согласно кивнул капитан, не сгоняя с лица добродушно-лукавой ухмылки. — Советую пока что дальше не двигаться. Вернетесь к описанию завтра, иначе сорветесь. Вы и так находитесь на грани нервного срыва, словно на минном взрывателе лежите.
Не прислушавшись к мудрому совету капитана, генерал вновь — уже после ужина и унизительной, как он считал, общей переклички на плацу — вернулся к воспоминаниям:
«Я отводил войска к Киеву. Там принял командование 37-й армией и трудный пост начальника гарнизона города Киева. Видел, что война проигрывается по двум причинам: из-за нежелания русского народа защищать большевистскую власть и созданную систему насилия, и из-за безответственного руководства армией, вмешательства в ее действия больших и малых комиссаров.
В трудных условиях моя армия справилась с обороной Киева и два месяца успешно защищала столицу Украины. Однако неизлечимые болезни Красной Армии сделали дело. Фронт был прорван на участке соседних армий. Киев окружен. По приказу Верховного командовании я был должен оставить укрепленный район. После выхода из окружения я был назначен заместителем командующего Юго-Западным направлением и затем командующим 20-й армией. Формировать ее приходилось в труднейших условиях, когда решалась судьба Москвы. Я делал все от меня зависящее для обороны столицы страны. 20-я армия остановила наступление на Москву и затем сама перешла в наступление. Она прорвала фронт немецкой армии, взяла Солнечногорск, Волоколамск, Шаховскую, Середу и обеспечила переход в наступление по всему Московскому участку фронта, подошла к Гжатску».
Власов понимал, что немцам неприятно будет читать его победные реляции о боях под Москвой. Однако понимал и то, что без освещения «московского периода» его жизни «открытое письмо» потеряет все то, что предопределяет его правдивость и искренность, а главное, его, Власова, независимость от мнения немецкого руководства.
«Во время решающих боев за Москву я видел, что тыл помогал фронту, но, как и боец на фронте, каждый рабочий, каждый житель в тылу делал это лишь потому, что считал, что он защищает Родину. Ради Родины он терпел неисчислимые страдания, жертвовал всем. И не раз я отгонял от себя постоянно встававший вопрос: да полно, Родину ли я защищаю, за Родину ли посылаю на смерть людей? Не за большевизм ли, маскирующийся святым именем Родины…»
Дописав эти строки, Власов почувствовал, что дальше предаваться этой исповеди не в силах, швырнул ручку прямо на полуисписанный лист, оставив на нем несколько клякс, и, откинувшись на спинку кресла, надолго впал в забытье не столько нервного, сколько нравственного истощения. Да, и нравственного — тоже.
16
После завтрака Штрик-Штрикфельдт представил сотрудника отдела армейской пропаганды Генштаба обер-лейтенанта Дюрксена. Тоже из прибалтийских немцев, и тоже неплохо владеющего русским. Власов зауважал его с той минуты, когда услышал, что тот представляет здесь полковника фон Ренне и прислан сюда Николаем фон Гроте.
Первое, что сделал этот плечистый, представительный обер-лейтенант, больше похожий на гренадера, нежели на пропагандиста, — это выложил на стол фотокопии газетных публикаций материалов самого Власова и о нем — в «Правде», в «Известиях», «Комсомольской правде», в «Красной звезде». Власов тут же прошелся взглядом по знакомым названиям: «Новые методы учебы», «Командир передовой дивизии»… Здесь же и интервью с ним, сделанное перед наступлением 20-й армии на подмосковный Волоколамск американским журналистом Лари Лесюером, а также интервью французской журналистки Эв Кюри. И, наконец, недавние сообщения о разгроме 2-й Ударной армии и пленении ее командующего — в немецкой прессе.
— У нас также есть масса других материалов из «досье генерала Власова», которые способны освежать вашу память, господин генерал, — заверил его обер-лейтенант. — Они же помогут вам при работе над статьями и текстами для выступлений.
— Неужели так давно интересуетесь моей персоной?
— В нашем отделе также много информационного материала, связанного с количеством жертв коммунистических репрессий в Советском Союзе, с некоторыми аспектами внешней и внутренней политики сталинского режима, — не стал напрямую отвечать на его вопрос Дюрксен. — Кстати, мне сказали, что у вас уже готов текст листовки.
— Мы тут с полковником Боярским действительно кое-что насочиняли, — смутился Власов, как начинающий поэт, принесший свои первые литературные опыты на суд мэтра. — Наверное, это всего лишь основа для будущей листовки.
Обер-лейтенант внимательно ознакомился с текстом, немного почеркал его, а потом вдруг спросил:
— А почему в вашей листовке нет главного — призыва к красноармейцам переходить на сторону немецкой армии?
— Я принципиально не хочу призывать к этому, чтобы не подумали, что генерал Власов обращается к ним только потому, что желает выслужиться[25]. Главное, чтобы они понимали, что настоящий их враг — коммунистический режим, закабаливший Россию; а там пусть решают. Возможно, кто-то из них сам попытается создать добровольческий партизанский отряд в тылу красных.
— Своеобразный взгляд на цель листовки, — качнул головой обер-лейтенант, — в самом деле, своеобразный. Впрочем, кто знает, возможно, это тоже сработает. Дабы не терять времени, я сегодня же передам текст по радио, чтобы с ним ознакомилось мое командование. При этом объясню вашу позицию, господин генерал.
Уже отправив текст листовки в свой портфель, он бегло ознакомился с написанной Власовым частью «открытого письма», одобрил ее и тут же посоветовал генералу как можно скорее завершить свое послание, с которым, по его мнению, уже вполне можно появляться в «пропагандистском» лагере военнопленных в Берлине[26].
Представитель отдела армейской пропаганды все еще находился в винницком «Чистилище», когда из Берлина пришло ободряющее сообщение о том, что листовки за подписью генерала Власова уже третий день подряд разбрасываются над позициями красноармейцев. Уже появилось несколько десятков перебежчиков. Причем почти каждый из них интересовался, действительно ли в плену находится «тот самый генерал-лейтенант Власов, о котором говорят как о спасителе Москвы, и действительно ли он лично подписывал текст этой листовки?» Эти же перебежчики свидетельствовали, что имя Власова, решившего сражаться против большевизма, производит на многих красноармейцев ошеломляющее впечатление.
— Как видите, господин генерал, вы вновь становитесь популярным, — сообщил обер-лейтенант. — При этом заметьте, что мы выполнили данное обещание: призыва к красноармейцам переходить на сторону вермахта в подписанном вами тексте нет.
24
Известно, что Штрик-Штрикфельдт принадлежал к тому же кругу оппозиционеров, в который входил полковник граф Клаус фон Штауффенберг, совершивший 20 июля 1944 года покушение на Гитлера. Есть также сведения о том, что Штрик-Штрикфельдт был связан с английской разведкой СИС (Secret Intelligence Service).
25
Исторический факт: в первой подписанной им листовке Власов действительно отказывался призывать красноармейцев переходить на сторону вермахта. Но от себя германские пропагандисты дописывали сверху, над текстом листовки, что она может служить своеобразным пропуском при сдаче в плен. Есть свидетельства, что листовка, подписанная Власовым, спровоцировала целую волну перебежек красноармейцев, сработав, таким образом, на имидж этого генерала в Генштабе вермахта.
26
Здесь процитирован лишь фрагмент открытого письма генерала Андрея Власова «Почему я стал на путь борьбы против большевизма».
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.