Екатерина Великая

Орлов Екатерине был очень нужен, но она не могла себе позволить обидеть Потемкина. (Она боялась его, написал один из ее современников, «как жена боится мужа».) Она во всем полагалась на Потемкина. Без него, призналась ему в одном из писем, она чувствует себя, как без рук. Так что Орлова ждало разочарование.

В первые недели войны русским войскам приходилось делать два шага назад и один шаг вперед. И если на суше генерал Суворов успешно отбивал атаки турок, то Черноморский флот Потемкина, который должен был подтвердить непобедимость русских на море, попал в жестокий шторм и не мог принять участие в военных действиях.

Флот строился в великой спешке. Желая закончить все работы к прибытию императрицы в Крым, Потемкин, поджимаемый обстоятельствами, приказал судостроителям пускать в ход те бревна, которые были под рукой, а не ждать, пока прибудет отборный лес с Севера. Суда эти были неспособны противостоять штормовой погоде и оказались ненадежными в бою. Кроме того, не хватало пороха и ядер, команды были не в полном составе, запасы провизии кончались.

Но хуже всего было то, что сам Потемкин, «руки» Екатерины, впал в уныние. Он никак не мог решиться послать в Петербург курьера с плохими вестями о состоянии флота. Но вот набрался мужества и написал Екатерине, прося освободить его от должности командующего. Он опасался, что защитить Таврию не сумеет.

Но неукротимая Екатерина об отступлении и слышать не хотела. Ее ответ Потемкину был мягким по тону, в нем даже звучали материнские нотки — она знала, что резкое возражение могло только усилить хандру. Она просила его не предаваться отчаянию, а предпринять атаку на суше. Тем временем прибудут корабли Балтийского флота и заменят вышедшие из строя и ненадежные суда. Она скрыла от него, что военные действия в Турции были всего лишь эпизодом большой войны, которая грозила охватить всю Европу.

Зима 1787–1788 годов стала тяжелым испытанием для Екатерины. Потемкин был упрям и несговорчив. Год выдался неурожайным, в городах не хватало хлеба, цены подскочили. Это всегда вызывало волну недовольства. Кроме того, императрица опасалась, что чума угроза ее распространения всегда существовала в приграничных с Турцией краях — может сорвать военное наступление и унести жизнь и самого Потемкина. Екатерину со всех сторон, как при дворе, так и за границей осаждали недоброжелатели князя. Алексей Орлов тоже не унимался, критикуя вялость и нерешительность князя Таврического. Сообщения в западно-европейских газетах, основанные на неточных, но довольно ярких свидетельствах саксонского посланника, обвиняли Потемкина в большом обмане Екатерины, связанном с Крымом. Оказывается, Крым был подобен гигантской театральной сцене, на которую вытащили крестьян, выкопанных Бог весть где, а бутафорские деревни (впоследствии называемые потемкинскими) были слеплены из картона и теста. Даже фрейлины Екатерины, рискнувшие посмеяться над Потемкиным, вызвали высочайший гнев. Нескольких женщин за дерзость государыня приказала высечь.

Должно быть, Екатерине нелегко было защищать Потемкина от нападок, поскольку она сама жестоко разочаровалась в нем. Она писала ему, умоляя присылать донесения чаще, чем раз в месяц, объясняла, что его молчание заставляет ее страдать и мучиться от неизвестности и страха. У нее раскалывалась голова и сосало под ложечкой. Очень беспокоили ее денежные дела. По мере того как росли военные расходы, ей приходилось влезать в долги. Беспокоила ее и позиция императора Иосифа, который из-за нерешительности Потемкина не спешил начинать наступление. Боялась она также, что британский король Георг III, испугавшись растущей мощи России, заключит с Турцией тайное соглашение об оказании помощи. Тревожило ее и известие о том, что ее кузен, король Швеции Густав, набирал солдат в армию и готовил собственный флот. Если война с Турцией закончится для нее поражением, то, может быть, у северных границ придется ей сразиться с новым врагом.

Великая княгиня Мария в шестой раз была беременна и надеялась подарить свекрови еще одного внука. Холодным днем в середине мая у Марии начались роды, и императрица, несмотря на то, что все мысли ее в последнее время были заняты турецко-шведским союзом, нашла время посетить комнату роженицы. Кое-кто из советников предлагал предпринять атаку на шведский флот, не дожидаясь, пока непредсказуемый король Густав направит свои корабли против России.

Мария держалась стойко, но никак не могла вытолкнуть ребенка из чрева. Вероятно, в тот час Екатерина вспомнила бесконечно долгие, роковые роды своей первой невестки, Натальи. Подавив в себе страх перед неизбежным и нерешительность в других, государыня заставила себя следить за действиями повивальных бабок, тщетно старавшихся Помочь ребенку Марии появиться на свет. Она взяла на себя смелость руководить родами, когда увидела, что повитухи махнули на бедную женщину рукой, и время от времени заставляла Марию тужиться.

Почти три часа продолжалась эта пытка, сопровождаемая криками и стонами Марии. Екатерина громким голосом нетерпеливо отдавала распоряжения, приказывая повивальным бабкам молотить и мять вздутый живот роженицы. Тихо сновали насмерть перепуганные слуги. Они приносили простыни и уголь, сжигали травы и готовили пеленальные одеяла. Несмотря на то, что в маленькой комнате пылал огонь, было так холодно, что обливавшаяся потом Мария дрожала и никак не могла согреться.

Увидев, что Мария умирает, Екатерина предприняла последнюю попытку спасти ее. Потом она говорила, что трагедию предотвратило только ее решительное вмешательство. Вопреки ожиданиям родилась тщедушная девочка. Чтобы она не замерзла, ее поспешно завернули в теплые пеленки. Судя по всем признакам, новорожденная была здорова. Измученная Мария плакала, потому что родился не мальчик. То ли желая успокоить мать, то ли из-за тщеславия, Екатерина дала девочке собственное имя и, продрогшая до костей, ушла в свои теплые покои.

К июню стало ясно, что король Густав готовится к войне. Вдохновляемый обещанием британцев оказывать тайную поддержку, он совершил нападение на пограничную русскую крепость, после чего прислал императрице ультиматум.

Странноватые притязания кузена на земли русской Финляндии только рассмешили Екатерину. Услышав, что он грозится со своей армией быть в Петербурге, императрица назвала его «Дон Кихотом, странствующим рыцарем». Все же она встретилась со своими советниками, приказав Безбородко и другим принять безотлагательные меры по укреплению обороны столицы и порта Кронштадт.

Гарнизонные войска получили приказ немедленно прибыть в Петербург. Из соседних городов начали свозить оружие и пушки. Крестьянам было приказано отдать своих лошадей на нужды армии. Кони из императорских конюшен таскали телеги и пушки. Из дворцовых слуг сформировали отряды милиции. На оборону города кроме гвардейских полков бросили отряды городских ополченцев. Купцы, уличные торговцы, дворники, полицейские и даже священники — все были готовы сразиться с дерзкими шведами, выступавшими под предводительством своего воинственного короля, которого считали безумцем.

Официально войну Швеции Екатерина объявила 2 июля. Вдохновленная недавними незначительными победами над турками на море, императрица источала бодрость и решительность. Она надела морскую форму, объявив, что останется в Петербурге и встретит короля Густава.

— Да поможет нам Бог! — сказала Екатерина, обращаясь к советникам.

Завадовский, бывший фаворит, ставший теперь высоким сановником, в который раз поразился ее отваге. «Дух смелости Никогда не покидал ее императорское величество, — заметил Завадовский после очередной встречи. — Она — наше вдохновение».

Шведы вошли в Финляндию и уже топтали русскую землю. Им навстречу со своим полком двинулся великий князь Павел. Отложив поход в Черное море, корабли Балтийского флота несли у берегов боевое дежурство. На улицах Петербурга запахло порохом. Днем и ночью солдаты маршировали на плацу и проводили учебные бои. Екатерина находила в себе силы все держать под контролем. Советникам она часто говорила, что русские армии получают поддержку свыше. Оставаясь одна в тихих своих покоях, она страдала от колик и бессонницы.