Екатерина Великая

Это была мечта о тихих радостях деревенской жизни, мире и покое, мечта неудовлетворенного судьбой молодого человека, который задыхался в тепличной атмосфере блестящего двора своей тетки, среди бьющей в глаза пышной роскоши. Как позднее Мария-Антуанетта, Петр, окруженный притворством и фальшью, изголодался по настоящим чувствам. Антуанетта построила свое сельское прибежище на территории Версаля. Петру же не хватило целеустремленности и настойчивости, чтобы создать нечто подобное, хотя он уже заставлял Екатерину делать чертежи будущего дома. Возможно, дело даже не в недостатке настойчивости, а в мощном противодействии императрицы, которая наотрез отказалась потакать причуде племянника.

К тому времени Екатерина и Петр были женаты уже два года. Она почувствовала, что муж стал испытывать к ней искреннее доверие и привязанность. Он приходил к ней в слезах, чувствуя себя одиноким и обездоленным, он искал ее, когда его бранила властная тетка, он обращался к ней за утешением. Именно Екатерине Петр под большим секретом сказал, что у него отняли его возлюбленную мадам Лопухину после того, как ее мать сослали в Сибирь. Когда-то он собирался жениться на Лопухиной, и разлука с ней разбила его юное сердце. Но он смирился с этим ради женитьбы на Софи, потому что она была его кузиной, в ее жилах текла немецкая кровь — в его глазах это было огромное достоинство, — и кроме того, она понравилась ему.

Временами бесхитростность и чистосердечие Петра трогали ее и вызывали жалость, и тогда ее охватывала нежность к своему чудаковатому мужу, в которой было больше материнства, чем супружества. Она терпела его дурное обращение, выходки и причуды, поощряла его любовь к музыке (у Петра был хороший слух, и князь Репнин пригласил учителей давать ему уроки игры на скрипке). Она играла на бильярде с его гофмейстерами, пока он пьянствовал и развлекался в соседней комнате со слугами. Она покорно сидела, наблюдая представления, которые он разыгрывал в своем театре марионеток («это зрелище было самым скучным на свете», — писала она позднее), и вступала в сговор с его слугами, чтобы во время великого поста принести ему мясо в добавку к грибным и рыбным блюдам.

Несмотря на тревоги из-за бесплодного брака, постоянный надзор дуэньи и мадам Краус и переживания из-за растущей враждебности императрицы, Екатерина ухитрялась находить время для спокойной семейной жизни и мимолетных интимностей с Петром. Иногда в ее апартаменты врывалась компания молодых людей, в числе которых чаще всего бывали граф Петр Девьер, Алексей Голицын, Александр Трубецкой, Сергей Салтыков и Петр Репнин, племянник князя Репнина. Они врывались с раскрасневшимися от вина лицами и в приподнятом настроении. Предводительствовал ими Петр. Устраивалась вечеринка. Вино текло рекой. Екатерина с радостью участвовала в играх и озорных забавах, танцевала с гостями. Она и Петр могли, хотя бы на несколько часов, забыть все, что их угнетало.

Случалось, что Петр являлся в покои жены один, но с подарками. Однажды он принес черного шестимесячного щенка. «Это было самое изумительное животное, какое я когда-либо видела», — вспоминала она. Щенок любил ходить на задних лапах и неуклюже танцевал. Ее служанки очень привязались к нему и называли Иваном Ивановичем. Они одевали его в домашние чепцы, платки и юбки и с восторгом смотрели, как он прыгал и выделывал курбеты.

Впрочем, такие эпизоды были редки и становились все реже, а вот оскорблений и унижений все добавлялось. Рядом с ее опочивальней Петр держал с дюжину своих охотничьих псов. Оттуда шибало такой вонью, что Екатерина ночами не могла спать. Он ссорился с ней, угрожал, мучил ее своими интрижками. Теперь круг его пассий не ограничивался молоденькими фрейлинами, а включал и женщин средних лет, которые по возрасту годились ему в матери. Петр гордо выставлял свои победы напоказ всему двору. Придворные дамы улыбались за веерами или же скорбно покачивали головами, когда Екатерина проходила мимо. Иногда Петр по пьяному делу даже распускал руки.

Пристрастие Петра к вину было устойчивым. Он пил за столом императрицы, на балах, ужинах и концертах, пил со своими слугами, а когда они напивались до такого состояния, что забывали о субординации и обращались с ним как с равным, он поколачивал их. Он пил тайком, в одиночестве и прятал бутылки в старых буфетах и за ширмами. Одним из его любимых развлечений в пьяном виде была верховая езда на породистом жеребце по Преображенскому лесу. Посмотреть на него собиралось множество людей. Всем хотелось увидеть своего будущего императора. Вид невзрачного человека, который раскачивался из стороны в сторону в седле, строил гримасы и дергался как идиот, не только разочаровывал, но и внушал отвращение.

Князь Репнин приложил все свои старания, но ему так и не удалось сделать из великого князя хотя бы подобие культурного человека. Бестужев и императрица были обескуражены и решили подыскать другого опекуна.

На этот пост был назначен муж Марии Чоглоковой Николай, который несколько месяцев назад был включен в свиту великого князя в ранге гофмейстера. Привлекательный собой и гордый тем, что ему посчастливилось жениться на кузине императрицы, Николай Чоглоков важно расхаживал по апартаментам Петра, щеголяя кружевными обшлагами и туфлями с алмазными пряжками. Он отпускал мелкие замечания и думал, что их воспринимают с благоговением. На его выпяченной груди поблескивала единственная награда — орден Белого Орла.

«Он воображал себя неотразимо красивым и остроумным, — писала Екатерина. — На самом же деле это был тщеславный, раздутый от самомнения человек, надменный и почти такой же злобный, как и его жена». Чоглокову показалось, что ему удастся навязать свою волю Петру при помощи грубой силы. Действительно, он заставил себя бояться. Однако Петр, явно превосходивший умом своего опекуна, находил способы обводить его вокруг пальца. В девятнадцать лет он уже не годился на роль послушного воспитанника.

Жизнь шла своим чередом. Мария по-прежнему зорким оком следила за Екатериной, а Николай отдавал приказы Петру. Чоглоковы внушили к себе всеобщую неприязнь. Их объединенные опекунские усилия не давали никаких плодов. Несмотря на всю бдительность, жесткий контроль и грубое принуждение, им не удалось ни на шаг приблизиться к цели, которую ставила императрица. Екатерина не забеременела.

Одно время года сменялось другим, двор переехал из Москвы в Петербург, а летом обратно. Однажды, когда наступило затишье между казенными празднествами, Петр задумал устроить бал-маскарад в покоях Екатерины, у которой в ту пору была температура и сильная мигрень. Он приказал своим слугам и слугам Екатерины надеть костюмы и маски и заставил их танцевать вокруг дивана, на котором полулежала его жена. Сам же он пиликал на скрипке. Увлеченный своей собственной игрой, он тоже начал пританцовывать. Его охватило воодушевление от созданного им миниатюрного игрушечного мира.

Екатерина, надевшая маскарадный костюм, чтобы ублажить своего мужа, продолжала лежать на диване. Она чувствовала себя совершенно разбитой и подавленной. Ей уже надоело играть роль товарища по играм и няньки. Она устала быть мальчиком для битья и козлом отпущения и одновременно держаться с достоинством, подобающим великой княгине.

Недавно ей довелось пережить глубочайшее горе. Из Ангальт-Цербста пришло известие о кончине ее обожаемого отца, Христиана Августа, прямого потомка немецких принцев, такого же далекого по характеру от пылких русских, как далеко было и его княжество от Российской империи. Его дочери не к кому было теперь обратиться за поддержкой и советом. Иоганна покинула двор российской императрицы много месяцев назад, Мария не разрешала Екатерине писать матери. Теперь же по воле злосчастной судьбы у нее не стало и отца.

«На то, чтобы выплакаться, мне было дано восемь дней, — писала Екатерина в своих мемуарах. — Но по истечении этого периода ко мне явилась мадам Чоглокова и заявила, что я уже достаточно скорбела об отце и императрица повелела мне прекратить лить слезы, ведь мой отец не был королем».