Страница 26 из 73
— Ты веришь? — тихо спросил Гримм.
* * *
Хок долго сидел перед огнем, после того как Гримм ушел, выбирая верить или не верить. Хотя он был творческим человеком, он также был и логичным. Путешествия во времени просто не подходили к его пониманию естественного мира.
Он мог верить в баньши, которая предупреждала о смерти и разрушении. Он даже мог верить в Друидов, как и в алхимиков и отправителей странных ритуалов. Его с детства предупреждали опасаться келпи[13], который живет в глубоких озерах и завлекает ничего не подозревающих и непослушных детей в водные могилы.
Но путешествие сквозь время?
Кроме того, сказал он себе, убирая шахматную фигурку в свой спорран для последующего рассмотрения, существовали более важные проблемы, которые следовало решить. Например, кузнец. И его упрямая жена, на губах которой слишком часто появляется имя кузнеца.
Будущее предоставит много времени, чтобы распутать тайны Эдриен, и вывести из массового заблуждения людей в замке Комин. Но сначала, он должен по-настоящему сделать ее своей женой. Когда он этого добьется, он сможет начать беспокоиться о других деталях. Решив таким образом, он отбросил тревожные новости, которые принес ему Гримм, почти также, как убрал в сторону шахматную фигурку.
Планы о том, как он мог бы соблазнить его прекрасную жену, заслонили все проблемы. С опасной улыбкой и намерениями в его походке, Хок отправился на поиски Эдриен.
Глава 13
Эдриен беспокойно шагала, ее сознание запуталось. Ее короткий сон на солнце не смог развеять ее неуправляемые мысли. Мысли о том, как насколько Хок способен, не говоря уже о том, насколько он этого хочет, к созданию младенцев, чтобы заполнить эту проклятую детскую.
Инстинктивно она избегала северного конца замка, не желая встречаться с кузнецом и с этими заставляющими ее нервничать образами, которые бродили в ее сознании со времени ее болезни.
Она направилась на юг, привлеченная блеском стеклянной крыши и своим любопытством, глубоким как озеро. Они вовсе не варвары, удивлялась она. И если ее догадка верна, то сейчас она идет прямо к оранжерее. Как великолепен разум, который создавал Далкит-на-море. Он был неприступен на западном конце из-за утесов, которые представляли собой отвесный, неприступный спуск к свирепому океану. Растягиваясь к северу, югу, и востоку, сам замок был заключен в гигантские стены, от семидесяти до восьмидесяти футов высотой. Как странно, что тот же разум, который спланировал Далкит как цитадель, сделал его таким прекрасным. Сложный разум человека, который подготовился к необходимости войны, но при этом наслаждался мирным временем.
«Осторожнее, ты заинтригована, не так ли?»
Когда она дошла до оранжереи, Эдриен заметила, что она присоединена к круглой каменной башне. Она неоднократно тратила многие часы, проводимые в Интернете, на изучение средневековых вещей. Клетки? Соколы. Здесь они содержались и тренировались для охоты.
Притянутая искушением пообщаться с животными и скучая по Лунной тени, с болью в груди, Эдриен приблизилась к серой каменной древней башне. «Что имел в виду Хок, когда говорил, что будет обращаться с ней как с одним из его соколов?» — задумалась она. Отлично, она выяснить это сама, чтобы знать, чего ей следует избегать в будущем.
Высокая и совершенно круглая, башня имела только одно окно, которое было прикрыто дощатым ставнем. Что-то там было связано с темнотой, она читала об этом. С любопытством она подошла к тяжелой двери и распахнула ее, потом закрыв ее за собой, чтобы ни один сокол не поддался искушению улететь. Она не хотела дать Хоку какой-нибудь повод чтобы отчитать ее.
Постепенно ее глаза привыкли к темноте, и она смогла различить при тусклом свете несколько пустых насестов. Ах, клеток нет, значит, это должно быть, башня для тренировки. Эдриен попыталась вспомнить, каким образом в стародавние времена люди тренировали птиц для охоты.
В башне пахло лавандой и специями, тяжелый мускусный запах проникал через каменные стены от прилегающей к башне оранжереи. Это было такое спокойное место. Ох, как легко она может привыкнуть к тому, чтобы никогда снова не слышать шум транспорта; никогда снова не оглядываться через плечо; никогда больше не увидеть Новый Орлеан — конец всем побегам, укрытиям и страхам.
Стены башни были прохладными и чистыми на ощупь, ничего похожего на каменные стены грязной, песчаной тюремной камеры в Новом Орлеане, где она однажды сидела.
Эдриен вздрогнула. Она никогда не забудет эту ночь.
Борьба началась из всех возможных причин — поездки в Акапулько. Эдриен не хотела ехать. Эберхард настаивал.
— Отлично, тогда поехали со мной, — сказал она.
— Я слишком занят, я не смогу взять отпуск, — ответил он.
— Какая польза от твоих денег, если у тебя нет времени наслаждаться жизнью? — спросила его Эдриен.
Эберхард ничего не ответил, он просто смерил ее разочарованным взглядом, который заставлял ее чувствовать себя неуклюжим подростком, неловкой и нежелательной сиротой.
— Хорошо, почему ты продолжаешь отправлять меня в эти поездки в одиночестве? — спросила Эдриен, стараясь оставаться зрелой и сдержанной, но в конце ее вопроса прозвучала жалобная нота.
— Сколько раз я должен объяснять тебе? Я пытаюсь дать тебе образование, Эдриен. Если ты когда-нибудь думала, что сироте, которая никогда не была в обществе, будет легко стать моей женой, тогда подумай об этом снова. Моя жена должна быть культурной, искушенной, европейски…
— Не посылай меня снова в Париж, — торопливо сказала Эдриен. — В прошлый раз там неделями шел дождь.
— Не прерывай меня снова, Эдриен. — Его голос был спокойным, слишком спокойным и тщательно взвешенным.
— Разве ты не можешь поехать со мной — хотя бы раз?
— Эдриен!
Эдриен застыла, чувствуя, что ведет себя глупо и неправильно, даже не смотря на то, что она знала, что она поступает разумно. Иногда она чувствовала, что он как будто не желает видеть ее рядом с собой, но в этом не было смысла — он собирался жениться на ней. Он готовил ее к тому, чтобы стать его женой.
Но все равно, у нее были сомнения…
Вернувшись из недавнего путешествия в Рио, она услышала от своих старых друзей в «Блайнд Лемон», что Эберхард не так уж много времени проводил в своем офисе — но его видели в его роскошном Порше с такой же роскошной брюнеткой. Приступ ревности пронзил ее.
— Кроме того, я слышала, что ты не работаешь слишком усердно, когда я уезжаю, — пробормотала она.
Тогда борьба началась всерьез, напряжение возрастало до тех пор, пока Эберхард не сделал то, что удивило и ужаснуло Эдриен настолько, что она вслепую выбежала в душную новоорлеанскую ночь.
Он ударил ее. И, воспользовавшись ее ошеломленной пассивностью, — не один раз.
Рыдая, она запрыгнула в Мерседес, который Эберхард нанял для нее. Она надавила на акселератор и машина рванулась вперед. Она ехала вслепую, на автопилоте, окрашенные тушью слезы оставляли следы на кремовом шелковом костюме, который Эберхард выбрал, чтобы она надела его этим вечером.
Когда полиция вытащили ее из машины, утверждая что она ехала со скоростью более ста миль в час, она знала, что они лгут. Они были друзьями Эберхарда. Возможно, он позвонил им в тот момент, когда она покинула его дом; он знал, какой дорогой она всегда ездит домой.
Эдриен стояла рядом со своей машиной вместе с полицейскими, ее лицо было опухшим и в синяках, ее губа кровоточила, она всхлипывала и извинялась голосом, в котором слышались истерические нотки.
Только гораздо позже ей пришло в голову, что ни один из полицейских даже не спросил, что случилось с ее лицом. Они допрашивали несомненно избитую женщину, не показывая даже унции заинтересованности в том, что случилось.
Когда они надели на нее наручники, отвезли ее в участок и позвонили Эберхарду, она вовсе не удивилась, когда, повесив трубку, они печально посмотрели на нее и отправили ее в камеру.
Три дня провела она в этом адском месте, вот так Эберхард смог настоять на своей точке зрения.