Мастер снов

Да, правда, сбежал. И не возвращался очень долго.

Я потянулся вверх, вернее, потянул пространство на себя, как одеяло во сне, и одним усилием воли заставил его отдаляться, словно виртуальную карту мира.

Теперь я смотрел сверху.

Медленно «поднялся» до середины деревьев, видя, как уменьшается дом. Он выглядел так же, как и в реальности, и вокруг него тоже цвела сныть. Алое кипящее облако. Я «взлетел» над кронами, после очень долгих лет вновь изучая мир своих сновидений. Он не изменился, и я помнил до мельчайших деталей, что увижу в нем, если отправлюсь на запад или на восток.

Наш разум ни во сне, ни наяву не может создавать что-то из ничего, из пустоты. Нужны ориентиры из реальности, хотя бы несколько. Для меня ими стали этот дом — начальная точка, дорога к калитке в высоком заборе. Измененные, слегка искаженные, но вполне узнаваемые.

Юго-запад — самое любимое направление.

Я перемещал карту все быстрее и быстрее, «несся» вперед — ярко-зеленые луга с круглыми окошками озер мелькали внизу, вытягиваясь в изумрудно-серебряные полосы. Сердце заходилось в частом, восторженном стуке, в ушах гудел ветер.

А потом я вдруг услышал чей-то голос, ощутил настойчивое прикосновение. Остановился, будто врезавшись в бетонную стену, почувствовал тошнотворное головокружение. Сон разорвался, разбился на кусочки и выбросил меня в реальность.

— Мэтт! Мэтт, ты меня слышишь?!

— Слышу. — Я открыл глаза и увидел перед собой в свете уличного фонаря встревоженную Хэл, закутанную в плед.

— С тобой все в порядке? — спросила она с беспокойством.

— Да, — ответил я сухо, все еще слыша, как колотится сердце. — Больше так не делай.

— Что не делать?

— Никогда не буди меня. — Я приподнялся, взял спички, лежащие на столе, и зажег свечу.

Огоньки теплого света отразились в сердитых глазах девушки, осветили ее белые руки, сжимающие плед на груди.

— Учту, — отозвалась она язвительно. — Не разбужу, даже если дом загорится или начнется потоп.

— Что случилось? — спросил я на тон ниже.

Хэл замялась, явно не решаясь признаться в своих проблемах, и наконец выговорила:

— Ничего, просто страшно стало. Жутко. Муть какая-то снится. Душно. А ты вообще лежал как мертвый и даже, кажется, не дышал.

— Так бывает, когда я слишком далеко ухожу или очень глубоко погружаюсь в сон.

— Ясно. — Она переступила с ноги на ногу. Под ее ступнями скрипнула половица. — Слушай, можно я у тебя побуду?

Я прислонился спиной к жесткому ковру на стене. Хэл, зябко поеживаясь, устроилась рядом. Мы сидели бок о бок и смотрели в темноту за золотистым кругом от свечи.

— Мы одни в доме? — спросила девушка тихо.

— Одни.

— Я слышала сквозь сон шаги, шорохи, покашливание. А потом дверь приоткрылась, и мне показалось, что в щель кто-то смотрит. — Она вопросительно взглянула на меня, ожидая подтверждения своих страхов.

— Этот дом наполнен снами. Вернее, воспоминаниями о снах. А ты сама знаешь, что они бывают и приятными и страшными.

Она помолчала, плотнее закутываясь в плед.

— Когда я была маленькой, родные хотели отвести меня к сновидящему.

Я внимательно посмотрел на нее:

— Ты болела?

— Нет, — Хэл усмехнулась, — просто была упрямой, непослушной, слишком самостоятельной. И они решили, что мне не помешает небольшая коррекция. Я до сих пор помню проспект городского салона сновидений — фотография роскошного дома с огромными окнами, колоннами, садом камней, старыми оливами… ручей с мостиком, статуи…

Она замолчала, а я сказал:

— Да, городские центры выглядят очень впечатляюще.

— Не то что твой дом, — весело подтвердила она. — И деньги за услуги они берут не маленькие.

— Но как я погляжу, коррекция не удалась, — улыбнулся я.

— Да, — охотно подтвердила Хэл, явно гордясь своим упорством. — Хотя женщина-сновидящая была очень милая, насколько я теперь понимаю. Красивая, элегантная… А я устроила истерику, отказалась засыпать и вообще буянила и рыдала. И она сказала, что не может работать со мной.

— Ты не хотела, чтобы она вмешивалась в твои сны?

Хэл кивнула:

— Да. Это был мир только для меня. Не для посторонних. Но я не могла объяснить это взрослым. Они не понимали.

Она перегнулась через меня, переставляя свечу, и та озарила ее лицо.

— Значит, ты спишь не так, как обычный человек?

— Да.

— И в чем отличие?

— Я могу спать только в этом доме.

Девушка помолчала, но не дождалась более подробных, детальных объяснений и спросила:

— В смысле? Как это? А в других местах не спишь?

— Нет.

— Вообще?!

— Только быстрая фаза, самая поверхностная. Это, в общепринятом понятии, не сон. Мозг частично отдыхает, но глубокого погружения нет. Я не отдыхаю во сне, как другие люди.

Хэл заинтересовалась. Повернулась ко мне, и ее взгляд жадно впился в мое лицо.

— А остальные сновидящие? Получается, им нужно постоянно находиться в одном-единственном месте? Они что, навсегда привязаны к своим центрам, где работают и куда приходят больные?

— Принимать пациентов можно где угодно. Но работают они в одном месте — там, где проходило их обучение, и не важно, что это — дом, квартира, шалаш на дереве, поляна в лесу. Сложная система связи реальности и пространства за гранью, которую нельзя разрушать.

В широко распахнутых пытливых глазах Хэл блестели два отражения крошечного язычка пламени.

— А если с этим домом, квартирой, шалашом что-то случится? Молния ударит, например? Или землетрясение?

Мне показалось забавным ее искреннее беспокойство и любознательность.

— С домом сновидящего ничего не может случиться. Он существует в двух мирах одновременно.

Она не слишком поняла мое объяснение, но сразу приняла его на веру.

— Слушай, а что это все-таки за комната, где я оказалась заперта?

— Рабочий кабинет.

Этот ответ ее тоже удовлетворил. Хэл повозилась, устраиваясь удобнее, и задала новый вопрос:

— Почему мне не удавалось выйти из него?

Главным было — почему ей удалось войти. И у меня имелось предположение, отчего это произошло. Но пока я предпочел ничего не говорить девушке.

— Не знаю.

— Ты говорил, этот дом принадлежал твоему учителю…

— Да.

— А что с ним стало?

— Он умер. Во сне. Иногда такое случается.

— Сочувствую. — Сочувствия в ее голосе не было, только любопытство. — А когда это случилось?

— Десять лет назад.

Она нахмурилась, покачала головой.

— Значит, ты не был тут десять лет?

— Да.

— И ты не спал все это время?! — Она фыркнула и усмехнулась. — Понимаю, почему тебе захотелось наконец вернуться.

Я рассмеялся, укладываясь обратно в постель и закрывая глаза.

— Если хочешь, можешь остаться здесь. А мне надо поспать. Как ты понимаешь, у меня во сне накопилось много дел.

Она пробормотала в ответ что-то саркастическое, потушила свечу, и, уже засыпая, я почувствовал, как она устраивается рядом, прижимаясь ко мне теплым боком.

Сон снова окружил меня яркими картинами. Гораздо более яркими, чем реальность…

Я шел на восток. Медленно, неторопливо. Сначала вдоль реки. Берег становился все выше, выше… пока не превратился в крутой обрыв. Двухэтажные дома, стоящие на нем, были черными, заброшенными, безмолвными. За покосившимися заборами буйно цвела черемуха. Я мог бы ощутить ее запах, если бы постарался. Узкая тропинка вилась в высокой траве, и мне казалось, что я чувствую теплую землю сквозь подошвы ботинок.

На другой стороне реки, за густыми деревьями, пока еще невидимый, стоял странный, искаженный храм. Вокруг него, глубоко погруженные в землю, лежали каменные надгробия. Одно из немногих мест, где я не любил бывать. Обрывок старого кошмара, доставшегося по наследству, и я пока не смог избавиться от него.

Впереди показалась белая крепость. Старинная, полуразрушенная и тоже не помилованная временем — река, распадаясь на десятки рукавов, текла по ней. Сбегала водопадами по стенам, промывала щели в каменных полах, бурлила в узких трубах, разливалась по залам. Освещенная солнцем вода искрилась и отбрасывала блики на своды узких арок.