Интегральные деревья

— Председатель, должно быть, уже почти оправился от пуха.

— Уже период сна, — ответил Харп.

Период сна был лишь слабыми сумерками, наступающими, когда дальняя дуга Дымового Кольца просеивала солнечный свет, но толща листвы также блокировала свет, поэтому жертва пуха могла успеть выйти, чтобы поесть.

— Он увидит, как мы сюда входим, — сказал Гэввинг. — Хотелось бы мне, чтобы он все еще не мог выходить.

Теперь впереди мерцал свет костра. Они прибавили шагу: Гэввинг — принюхиваясь, Харп — волоча на тросе гриб. Когда они вошли в Общинные, их головы были высоко подняты и глаза никого не избегали.

Общинные были обширным пустым пространством, огражденным переплетением мелких веток. Большая часть племени образовала алый круг, в центре которого находился кухонный котел. Мужчины и женщины носили рубашки, блузы и штаны, выкрашенные алой краской, которую Ученый делал из кронид; иногда он красил одежду в черный цвет. Красное ярко выделялось среди листвы кроны. Дети были в одних лишь блузах.

Все непривычно молчали.

Костер уже почти прогорел, а кухонный котел, древняя вещь, — высокий, широкий цилиндр с ручкой из того же материала — сейчас содержал не больше двух горстей варева.

Грудь Председателя все еще наполовину покрывал пух, но волокна пуха сжались и уже окрасились в коричневый цвет. Председатель был смуглым мужчиной среднего возраста с квадратной челюстью и выглядел несчастным и расстроенным. Голодным. Харп и Гэввинг подошли к нему и протянули свою добычу.

— Пища для племени, — сказал Харп.

Их добыча выглядела мясистым грибом с ножкой длиной в полметра, чувствительные органы и щупальца которого прятались под края шляпки. Легкое обвивало ножку гриба, сообщая ему при сокращении реактивное ускорение. Часть шляпки была откушена, возможно каким-то хищником, но шрам уже наполовину зарос. Вещь выглядела более чем неаппетитно, однако законы общества налагали определенные обязательства и на Председателя.

Он принял добычу.

— Завтрашний завтрак, — сказал он любезно. — Где Лэйтон?

— Его больше нет, — ответил Харп, прежде чем Гэввинг успел вымолвить хоть слово. — Мертв.

Председатель выглядел потрясенным.

— Как?! — Потом: — Погодите. Сначала поешьте.

Это была обычная вежливость по отношению к возвратившимся охотникам, но для Гэввинга ожидание было хуже пытки. Им подали миски, в которые плеснули несколько горстей зелени и похлебку из мяса индейки. Они ели, сопровождаемые голодными взглядами, и, быстро очистив свои миски, отставили их.

— Теперь говорите, — сказал Председатель.

Гэввинг был рад, когда Харп начал рассказ.

— Мы расстались с остальными охотниками и полезли по стволу. Наконец мы могли поднять головы в небо и увидели голый ствол, уходящий в бесконечность…

— Мой сын пропал, а ты тут пичкаешь меня поэзией?

Харп подпрыгнул.

— Прошу прощения. На нашей стороне ствола ничего не было — ни опасности, ни дичи. Мы отправились вокруг ствола. Тогда Лэйтон увидел меч-птицу, далеко на востоке, ее несло к нам ветром.

Председатель с трудом владел голосом:

— Вы что, отправились за меч-птицей?

— На кроне Квинна голод. Мы упали слишком далеко внутрь, слишком близко к Вою, Ученый сам сказал. Никаких зверей не пролетает поблизости, вода не стекает по стволу…

— Я что, недостаточно голоден, чтобы понимать это без вас? Это знает каждый ребенок. При чем тут охота на меч-птицу? Ладно, продолжай.

Харп рассказал все, не упомянув о непослушании Лэйтона и описав его как обреченного героя.

— …И мы увидели, как Лэйтона и меч-птицу медленно относит ветром на восток, на километр по голой ветке, потом вниз. Мы ничего не могли сделать.

— Но у него был трос?

— Да.

— Может, он сумеет зацепиться где-нибудь, — сказал Председатель. — Где-нибудь в лесу. На другом дереве… Он сумеет зацепиться посредине и спуститься… Ну… по крайней мере, для племени Квинна он потерян.

Харп сказал:

— Мы ждали в надежде, что Лэйтон сможет вернуться обратно, сможет перебороть меч-птицу и зацепиться за ствол. Прошло четыре дня. Мы ничего не видели, лишь гриб пролетал с ветром. Мы выбросили наши гарпуны, и я поймал эту штуку.

Председателя трясло от омерзения. Гэввинг мог понять его мысли: «Вы поменяли моего сына на это грибное мясо?» Но вслух Председатель произнес:

— Сегодня вы последние из возвратившихся охотников. Вы должны знать, что сегодня случилось. Во-первых, Мартал убита бурильщиком.

Мартал, одна из самых старых женщин, приходилась теткой отцу Гэввинга. Морщинистая старуха, всегда в хлопотах, всегда слишком занятая, чтобы болтать с детьми, была первой кухаркой племени Квинна. Гэввинг пытался не думать о бурильщике, зарывшемся в ее кишки. И пока он пожимал плечами. Председатель сказал:

— После пятидневного сна мы организуем прощальный ритуал для Мартал. Второе: Совет решил послать полную охотничью экспедицию вверх по стволу. Они могут не возвращаться, если не узнают ничего, что помогло бы нам выжить. Гэввинг, ты присоединишься к экспедиции. Тебе расскажут о твоей миссии подробнее после похорон.

Глава вторая. ИСХОД

Устье дерева представляло собой воронкообразное углубление, густо исчерченное голыми, мертвыми с виду опорными ветками. Граждане племени Квинна угнездились в дуге над почти вертикальной стеной углубления. Пятьдесят или более граждан собралось, чтобы сказать последнее «прости» Мартал. Почти половину из собравшихся составляли дети.

К западу от Устья дерева виднелось одно лишь небо. Небо окружало их, и не было никакой защиты от ветра здесь, на самой западной оконечности ветви. Матери укрывали младенцев в складках блуз. Племя Квинна алело меж густой листвы, точно россыпь алых кронидов.

Мартал была среди них, на нижнем краю воронки, окруженная четверкой родственников. Гэввинг рассматривал лицо мертвой женщины. Оно было почти спокойным, думал он, но ужас еще не успел полностью оставить его. Рана виднелась у нее на пояснице — разрез, сделанный не бурильщиком, а ножом Ученого.

Бурильщик был тоненьким созданием, не крупнее большого пальца ноги взрослого человека. Он вылетал из ветра — слишком быстрый, чтобы его можно было увидеть, пронзал плоть и зарывался в нее, волоча за собой свой собственный, постепенно раздувающийся желудок. Если ничего не предпринимать, он пробуравливал тело насквозь и покидал его, оставив там увеличившийся в три раза желудок, набитый яйцами.

Глядя на Мартал, Гэввинг почувствовал себя плохо. Он спал слишком мало, был на ногах слишком долго, его желудок уже урчал, пытаясь переварить завтрак, состоявший из грибного отвара.

Харп стоял за ним, едва доставая Гэввингу до плеча.

— Мне очень жаль, — сказал он.

— Ты о чем? — спросил Гэввинг, хоть и понимал, что имел в виду Харп.

— Ты не отправился бы, если бы Лэйтон не умер.

— Думаешь, это наказание Председателя? Ладно, я тоже так думаю, но… но… ты не пойдешь с нами?

Харп широко развел руками и, что было совсем не похоже на него, не сказал ни слова.

— У тебя здесь слишком много друзей, — кивнул Гэввинг.

— Точно. Я умею хорошо рассказывать. Может, из-за этого.

— Ты можешь отправиться добровольцем. Представляешь, какие истории ты принесешь, когда вернешься назад?!

Харп открыл рот, закрыл его, пожал плечами. Гэввинг сменил тему разговора. Раньше он лишь догадывался, а теперь знал точно: Харп боится.

— Никто мне ничего не рассказывает, — пожаловался Гэввинг. — Ты что-нибудь слышал?

— И хорошие новости, и плохие. Вас девять, а должно было быть восемь. Тебя добавили потом. Хорошая новость — всего лишь слух: вашим вожаком будет Клэйв.

— Клэйв?

— Сам. Очень вероятно. Так что, может, это и правда, что Председатель пытается избавиться от тех, кто ему не по нутру. Он…

— Но Клэйв — лучший охотник во всей кроне. Он же зять Председателя!

— Но он не живет с Мэйрин. Помимо этого… я думаю…