Страница 71 из 179
«Гитлер ведет себя очень любезно, но и он также непоколебим в своем решении. Он говорит в просторной гостиной своего особняка, стоя перед столом, на котором разложены карты. Фюрер демонстрирует настоящие глубокие познания военного дела. Он говорит очень спокойно и начинает волноваться только тогда, когда советует нам как можно скорее нанести Югославии coup de grace[45]. Я сразу же понимаю, что сделать больше ничего нельзя. Гитлер принял решение нанести удар, и он его нанесет».
На следующий день Чиано докладывал Муссолини в Палаццо Венеция:
«Доложив ему о том, что произошло, я также высказал собственные оценки сложившейся ситуации и вовлеченных в нее людей. Я вернулся в Рим, переполненный чувством отвращения к немцам, к их вождю, к их подходу к делу. Они предали нас, они нам лгали. А теперь они втягивают нас в авантюру, которая нам не нужна, которая запятнает наш режим и всю страну».
Муссолини был встревожен. Он даже начал подумывать, не будет ли лучше для Италии подружиться с Великобританией и Францией. Между тем он послал Гитлеру «список покупок», где подробно расписал, в каком количестве Германия должна поставить Италии артиллерийские орудия, машины и сырье, чтобы та стала готова к ведению войны. Несомненно, это была уловка, чтобы сорваться с крючка. Гитлер вежливо пообещал кое-что из запрошенного перечня, при этом заявив, что он «сотрет Польшу в порошок и разгромит Францию и Англию без посторонней помощи». Гитлер только попросил, чтобы Италия не объявляла о своем нейтралитете заранее, но Чиано сразу же поспешил заверить посла Великобритании, что «мы никогда не станем воевать с вами и французами». Сводки тайной полиции показывали, что итальянцы не желают войны в ближайшем будущем и не любят немцев.
Чиано пришел к выводу, что Германия во что бы то ни стало решила напасть на Польшу, а Великобритания столь же решительно настроена ей помешать. 1 сентября началось германское вторжение в Польшу, а два дня спустя Франция и Великобритания объявили Германии войну. В течение многих месяцев Италия оставалась нейтральной. Гитлер тем временем успел разделить Польшу со своим новым союзником Сталиным, а затем захватить Норвегию. В мае 1940 года германские танковые дивизии вторглись во Францию, но Италия еще не определилась со своим положением: стоит ли ей быть союзником Германии. В этот критический момент Черчилль послал Муссолини письмо, выражая в нем надежду, что Италия не вступит в войну. Но его усилия оказались тщетными: на предстоящей мирной конференции Муссолини хотел добиться места рядом с Гитлером, а это означало, что он должен был начать военные действия до того, как Франция запросит мира. По мнению Сам-мера Уэллса, личному представителю президента США в Италии: «Решение принял один человек, всего один человек, диктатор Бенито Муссолини». В 1940 году «воля итальянского народа не могла противостоять роковой решимости диктатора».
Чиано, человек далеко не трусливый, трепетал перед Муссолини, и даже король не смел возражать диктатору. «Итальянцы — это стадо баранов, — говорил Муссолини. — …мы должны одеть их в военную форму и муштровать с утра до вечера. Пороть, пороть и пороть… Именно этим я и займусь». Муссолини был твердо уверен, что, как только Франция падет, Великобритания запросит мира, а это обещало жирный куш. Он не делал тайны из своих претензий: Мальта и Кипр должны будут стать итальянскими островами, Египет и Судан присоединятся к итальянской Восточной Африке и Ливии, образовав обширный итальянский протекторат. Другим протекторатом станет Ирак, богатый нефтью, он будет обеспечивать топливом итальянский флот. Гибралтар превратится в международный порт.
10 июня 1940 года Муссолини приказал своим войскам перейти границу и нанести удар по «прогнившей реакционной демократии». Он едва успел вскочить в уходящий поезд. Франция была при последнем издыхании, но, даже смертельно раненная, она оказалась не по зубам итальянской армии. Пять деморализованных французских дивизий, обретя второе дыхание, отразили натиск 32 итальянских дивизий. Премьер-министр Франции Рейно сказал: «Как могли достойные благородные итальянцы в такой момент нанести нам удар в спину!» В далеком городе Шарлоттсвиль, штат Виргиния, президент Рузвельт, услышав эти новости, смело бросил вызов своим избирателям-итальянцам, заявив: «Рука, зажавшая кинжал, вонзила его в спину соседа».
Чиано заявил, что такая возможность (напасть на уже побежденную Францию) выпадает Италии раз в пять тысяч лет. Уинстон Черчилль сухо заметил, что редкая возможность еще не значит хорошая. Французский посол в Риме сказал Чиано: «Немцы — жестокие хозяева. Скоро вы это тоже усвоите». Итальянцы не нуждались в этом напоминании: война против соседей-французов была крайне непопулярна.
После того как ставший президентом 84-летний маршал Петэн запросил мира, Франция была разделена на оккупированный север и неоккупированную «Вишистскую Францию», объявившую себя нейтральной. После того как Франция вышла из войны, а Италия вступила в войну на стороне Германии, соотношение сил радикально изменилось. Граница между Египтом и Ливией стала фронтом. То же самое произошло с небольшим анклавом британское Сомали, с трех сторон окруженным итальянской Восточной Африкой Муссолини. Отсюда неприятель мог угрожать на север Хартуму и даже на юг Найроби в английской колонии Восточная Африка. В Средиземном море Королевский военно-морской флот, лишившись поддержки французских кораблей, вдруг стал очень маленьким. Не было никаких признаков того, что заморские владения Франции, с их вооруженными силами и военно-морскими базами, собираются продолжать войну. Французский генерал Шарль де Голль, бежавший в Великобританию, стал во главе всех тех, кто хотел продолжать сражаться. Но большинство французов считало, что должны хранить верность единственному законному правительству Франции, вишистскому правительству маршала Петэна. Они больше не воевали против Германии.
В 1940 году война перестала быть ограниченным европейским конфликтом и начала приобретать глобальные масштабы. При полном бездействии вишистских властей во французском Индокитае (часть которого позднее стала Вьетнамом) японская военщина захватила многочисленные базы, впоследствии сыгравшие решающую роль в проведении наступательных операций японской армии. Эти двенадцать месяцев, начиная с лета 1940 года, с Битвы за Британию, были самым сложным периодом войны. Последовавшая цепочка событий, каждое из которых вызывало следующее, неизбежно привела к советско-германскому столкновению под Москвой в декабре 1941 года и японскому нападению на американский флот в Перл-Харборе.
Средиземное море имело жизненно важное значение для Великобритании. Оно обеспечивало кратчайший путь в Индию, Австралию и на Дальний Восток, а также было дверью в Египет и к богатому нефтью Персидскому заливу. Королевскому военно-морскому флоту, лишившемуся помощи французских кораблей, противостоял мощный итальянский флот, насчитывающий 6 линкоров, 19 крейсеров, около 50 эсминцев и свыше 100 подводных лодок. Отчасти именно угроза со стороны итальянских подводных лодок вынудила Черчилля просить Рузвельта выделить 30–40 списанных американских эсминцев. Мрачная перспектива войны на море еще больше усугублялась кошмарной возможностью захвата сильного французского флота немцами — как по условиям мирного договора, так и грубой силой.
В те полные отчаяния дни, последовавшие за капитуляцией Франции, англичане не могли получить никакой информации об условиях мирного договора, а также о том, какие приказания получило руководство французского флота. Черчилль и его адмиралы до сих пор не осознали полностью угрозу подводной войны, хотя и внимательно следили за ее ходом. Они считали, что настоящим бедствием для английских морских коммуникаций станут надводные рейдеры. Королевский флот больше всего беспокоила судьба двух французских современных линейных крейсеров «Дюнкерк» и «Страсбург», а также двух недостроенных линкоров «Жан Бар», находившихся в Касабланке во французском Морокко, и «Ришелье», находившихся в Дакаре во французской Западной Африке. Адмиралтейство считало «Ришелье» самым мощным надводным кораблем в мире.
45
Завершающий удар (фр.).