Страница 9 из 30
События, свидетелем или участником которых ему довелось быть, Я. Смеляков сопоставляет со всей историей нашей страны, с ее наиболее значительными страницами. Вспоминая давнюю Рязань, где обрабатывал «заметки страшные селькоров» для «Деревенской газеты», он со всею остротой заново переживает героические и трагические события тех дней, когда
А потом
За все, что стало неоценимым достоянием народа, за все его свершения и завоевания наши отцы и старшие братья платили «предельной мерой». И поэтому рассказ о такой скромной работе, как правка газетных заметок селькоров Рязанской губернии, вырастает до тех пределов, за которыми открываются судьбы народа и главы истории — во всей их горечи и всем их величии, — и страницы автобиографии, не утрачивая своей особости и неповторимости, становятся вместе с тем и страницей истории.
Активное восприятие жизни, действенное отношение к ней, непосредственное участие в ее созидании и преображении глубочайшим образом отозвалось в стихах Смелякова, иначе, признается он,
Определяя главный смысл и основную направленность своего творчества, поэт не без гордости утверждает, что он
Он нес на ней «увлекательно и честно» свою службу и
С теми же, кто крутится возле «шаткой карусели», словно забывая о «главной магистрали», поэт вел во многих своих стихах пылкий и ожесточенный спор.
В них, как и в «Разговоре о главном», Я. Смеляков продолжал отстаивать свое понимание пути и назначения искусства. На новом этапе эта полемика обрела несколько иную тональность и направленность: если раньше она была заострена против таких явлений, как украшательство, лакировка, идиллическая умиротворенность (вспомним стихотворение «Уголь»), то теперь она направлена прежде всего против увлечения литературной модой, погони за успехом, крайне одностороннего понимания новаторства и самодовлеющего формотворчества, против слишком торопливого отказа от недавних верований и убеждений (на живом деле доказавших свою прочность и незыблемость).
Отстаивая высокое назначение искусства, Я. Смеляков в полемически заостренном «Разговоре о поэзии» темпераментно возражает своему оппоненту, пренебрежительно называющему его стихотворения гражданскими поделками, «загубившими» его дарование. Поэт согласен с тем, что «в альбомах у девиц, средь милой дребедени и мороки, в сообществе интимнейших страниц» его «навряд ли попадутся строки». Но затем его голос набирает силу, уже чуждую какому бы то ни было наигрышу и сарказму:
«Ремесленник журнальный и газетный» (как скромно представляет он себя) не ищет салонной популярности, — нет, его влекут
И пусть далеко не все создания его музы «удачны и заметны» (как взыскательно замечает он), но в главном и основном они отвечают своему призванию и назначению:
Отстаивая свою преданность издавна сложившимся взглядам, убеждениям, пристрастиям, поэт не без запальчивости утверждал в стихотворении, многозначительно названном «Постоянство»:
Но поэт и не собирается каяться, напротив, он заявляет:
Да, в утверждении основ своего творчества и своих позиций поэт неизменно сохранял присущее ему постоянство.
Но было бы явно ошибочно заключить, что такая верность поэта себе хоть в какой бы то ни было мере ограничивала возможности его развития и совершенствования.
Внимательно и пытливо всматривается он в издавна знакомые черты своего современника — и находит в его внутреннем мире нечто представлявшееся ему ранее не столь уж значительным, а теперь кажущееся крайне важным, он ищет и находит новые ответы на вопросы, казалось бы давно уже решенные, нередко вступая в спор с самим собой, каким был когда-то.
Да, поэт изменился во многом, и в свое время такие перемены ему самому показались бы почти невероятными.
О том, как с годами изменялась сфера переживаний и восприятий поэта, обретая высокий гуманистический характер, свидетельствует сравнение двух близких по теме, но резко расходящихся и в конечных выводах, и в самом звучании произведений Смелякова — «Элегического стихотворения», созданного в зрелые годы, и раннего стихотворения «Ты всё молодишься…».
С каким-то удивительным тактом, сердечно, даже возвышенно поэт рассказал о любви и встрече через многие и многие годы с тою, чьи некогда любимые и полузабытые черты воскресли перед ним и вызвали целую бурю давних воспоминаний:
Все стихотворение проникнуто высокой одухотворенностью. В нем чувствуется не только рука зрелого мастера, но и житейский опыт человека умудренного, много повидавшего на своем веку, давно отказавшегося от ходячих оценок и предвзятых решений трудных житейских вопросов, сохранившего высокую человечность.
В своей элегии, лишенной какой бы то ни было навязчивости и назидательности, поэт учит постигать богатство внутренней жизни во всей ее непосредственности, трепетности, сложности, учит бережному и необычайно чуткому отношению к красоте.