Вторая сущность

Я перечел еще раз, повнимательней.

— Мой почерк…

— Ну к чему! — Он вскочил и опять шестеренкой закрутился по кабинету. — Это смешно? Остроумно?. Или тебе делать нечего?

— Так ведь мамонт-то лежит…

— Ты в кабинете у директора! — буквально рявкнул он, как этот самый мамонт.

— Потому и сообщаю… Мамонт там лежит ископаемый.

Сергей Сергеевич застыл посреди кабинета тоже вроде ископаемого. Потом к своему столу пошел с осторожностью, как бы боясь меня разбудить. Черные глаза блестят, гладкие волосы как наавтолены, залысины — крохотные, с подфарники — мокрым бисером выступили. Он отер их платком и спрашивает меня вкрадчиво и как бы заново:

— Кто, говоришь, лежит за складом?

— Мамонт.

— Какой мамонт? — уже совсем ласково спросил.

Ну, думаю, сейчас поинтересуется, как у придурка, сколько ног у кошки и какое сегодня число.

— Обыкновенный, с хобота́ми.

— Ага, с хобота́ми. Во дворе автопредприятия, где тыщи людей и машин. Где каждый метр земли перекопан. Посреди города. В наше время. Лежит с хобота́ми…

— А вы спросите.

— У кого? — обрадовался он как бы с излишним жаром.

— Да хоть у главного механика.

Сергей Сергеевич щелкнул своим микрофончиком и приказал в него, как выругался:

— Главного механика ко мне!

— И чаю еще, — успел я посоветовать.

— И чаю! — крикнул он так, что тот чай, поди, от одного голоса вскипел.

Тихо у нас в кабинете стало и неловко: он меня взглядом молча ест, я стакан чая молча пью. Не обед, а объеденье, жаль, что гвоздь торчит в сиденье.

Считай, с директором мы поругались. А я сижу себе спокойно, и обиды у меня ни в одном глазу. Потому что Сергей Сергеевич не чинодрал. Для карьериста что главное? Успех, движения, достижения… А коли он только об этом думает, то уж ему не до людей, не до их боли, не до их забот. Вроде бы какое дело директору до этого мамонта? Да провались он под сваю. Велика важность — лежит за складом. Они по миллиону лет пролежат — и свеженькие. Другой бы директор послал меня к мамонту под хвост…

Главный механик вошел запыхавшись — мужчина здоровый, меня трех надо одного на одного поставить.

— Слушаю, Сергей Сергеич…

— Кто у нас за складом лежит? — спросил директор так, как спрашивают ребяток, когда они не желают есть кашку.

Какая там кашка… Механик съедает пару обедов зараз, бреется дважды на дню, командир нашей дружины… Железобетонный мужик. А от вопроса директора как-то осунулся. Директор глазам своим не верит:

— Правда, лежит?

— Лежит, Сергей Сергеевич…

— Мамонт?

— Мамонт… То есть козловой кран.

— А мамонт?

— Мамонта нет, Сергей Сергеевич.

— А почему кран не на складе? — дошло до директора.

— Положили временно, а потом метели…

— Значит, не только не смонтировали, но и под снег бросили? — начал распаляться Сергей Сергеевич.

— А мы тельфером обходимся, — вставил я.

— Напишите объяснительную записку, — бросил директор главному механику и залпом выпил чай, фыркнув от высокой температуры. — И заодно справьтесь в бухгалтерии, сколько тысяч он стоит…

Мы остались вдвоем. Сергей Сергеевич вздохнул:

— Не мог написать по-человечески?

— Так ведь пошла бы бумажка по кругам, а мамонтом ты заинтересовался…

— Фадеич, а с некрологом не мог прийти?

— Опять-таки пошли бы суды-пересуды. А теперь будете повнимательнее ко всем людям…

— Хочешь сказать, что на начальника колонны годен?

— Сергей Сергеевич, один мужик с проспекта мне байку изложил.

— Опять байка, — усмехнулся директор.

…Приобрел гражданин хорошую специальность и вкалывал на совесть. Да однажды в сквере узрел портфель меж кустов. Открыл его — батюшки… Баба рубель потеряла, на всю жизнь заикой стала. Лежат в портфеле пачки денег одна к одной, как салаки в банке. Отнес он клад в милицию — тыщ тридцать или более. Ну, про него в газете, на работу сообщили, по телевизору показывали… Смотрите все, перед вами не вор. На его работе начальство и задумалось… Как так, герой, а детали точит? Ну и сделали его начальником отдела кадров. Пусть, мол, честных на работу подбирает. Вот и вся байка. Да есть добавочка — новый начальник кадров весь день ходит по заводу и глядит, не обронил ли кто деньги. Ну?

— На все у тебя байки, Фадеич. Может, ты знаешь, как избавиться от дефицита ремонтников?

— Знаю, — признался я без гонора.

— И я знаю — зарплату поднять до водительской.

— Нет, не знаешь, Сергей Сергеевич, — теперь уж сказал я с гонором, поскольку он не знает. — Уравняешь заработки, а останется то ж самое.

— Почему?

— Для молодого парня вертеть баранку интереснее, чем потеть в боксе с запчастями.

— С чего ты взял?

Только это хотел я растолковать ему про вторую сущность, как зазвонил красненький телефон, стоявший особняком. Сергей Сергеевич цапнул трубку с кошачьей проворностью и отозвался голосом неузнаваемым. Видать, звонил тот, кто про план спрашивает. Я вышел, — уважаю директора и впредь хочу уважать.

Что касаемо одних и тех же моментов, то в любви они не одни и те же. Поскольку дело в разности полов. И то: электронная машина, говорят, полмиллиона случаев отбросит, чтобы подходящую пару сложить. А люди глянули друг на друга — и готово. Любовь с первого взгляда — проживем без оклада. А почему машина вертит полмиллиона возможностей? Потому что ей и в голову не придет, что иной человек держит в мыслях. Разных я знавал мужиков. Один любил жинку за толченое пюре. Другой любил за блуд — ему как бы гордость была, что на нее другие польщаются… Знавал мужика, который любил супругу за то, что у той жгучая родинка на носу сидела…

Люби себе на здоровье, коли любится. Да ведь мы толкуем, что любовь горами ворочает от радости. А тут, вижу, жизнь уперлась в нашего Василия бампером, вернее, упрется он взглядом, скажем, в кардан и стоит ошалело, как бабка на проезжей части. Пробовал веселить его россказнями. Помогали мои байки, как покойнику балалайки. Что делать?

Ну, и встал я на одном перекрестке на манер постового. Вечерами стоял, в субботу топтался и в воскресенье пришел. Выбрал местечко у газетного ларька, откуда нужный мне прогал меж домов хорошо видать. И мечтаю — эх, язви его под сваю, сегодня Мария пельмени лепит под четырьмя приправами. Уксусом, горчицей, хреном и сметаной. Сливочное масло само собой…

Только это я вообразил блюдо, паром окутанное, как увидел ту, которую караулил пятый день. Язви его, с муженьком новым идет, мне сейчас ненужным. Однако из-за ларька я выполз и вид состроил, что якобы спешу по делу. Но боюсь, что не узнает, посему, сблизившись, округлил глаза да как ахну:

— Никак Александру Ивановну зрю?

Они стали. Сперва она глядела на меня неопознающе, а потом слабо улыбнулась:

— Николай Фадеич… Как поживаете?

— Верчусь, как коленвал. А вот один человек и повернуться не может.

— Кто? — спросила она тихо.

— Василий, ваш бывший супруг.

— Он вас… послал?

— Ему подобное гордость не позволит, а иду я в гастроном за уксусом для пельмешек.

— Э, дорогой, — заговорил ее муженек. — Неси скорей уксус, а то они заждутся.

— Кто? — удивился я.

— Племянники.

Видать, он пельмени от племянников не отличает. Александру-то я видел не раз: высокая, белая, ходит павой, лицом приятная. А вот муженька впервые. По национальности он грузин или южанин — черный, глазастый, носастый, усики-ниточки, и нашу букву «е» иногда на «э» переиначивает. Я, конечно, его с Василием равняю. К кому ушла-то? И выходит, что новый муж проигрывает мотористу по всем статьям: Василий и ростом выше, и в плечах ширше, и силой наделен, и букву «е» выговаривает. По всем статьям проигрывает, да по одной выигрывает — видать, культурный, ко второй сущности обращен.

Говорю ребятам… Черти вы лысые, глядите за движением мира. Ну Валерка с Эдиком другого замеса. А эти только и знают, что заработки да запчасти, футбол да хоккей. Был я у Васьки дома — одна полочка с книгами, да и та про шпионов. И учебники про самбо и про всякие драки. А теперешняя женщина нацелена на жизнь интересную, которую рублем да футболом не наполнишь.