Мертвая зыбь

— Дорогой мой… Прежде всего не волнуйтесь. Я знаю Марию, как самого себя, вижу все её недостатки, но вижу и достоинства — верность долгу, способность жертвовать жизнью, если надо… Конечно, ей не следует давать много воли. — Кутепов даже лебезил перед Якушевым, но тут же подсунул свой план: — Генерал Юзефович предлагает своё имение как базу для галлиполийцев. Можно сосредоточить человек сорок — пятьдесят, готовых на что угодно.

— Знаю, слышал. Он просто хочет нажиться на этом! Надо, видите ли, там построить нечто вроде казарм под видом складов, и на это нужно дать три тысячи долларов! А где их взять? Вот прислали ещё одного сукина сына, ротмистра Таланова, наврал, что в имении Голицыных закопаны драгоценности. Перебросили его через наше «окно», возились с ним, поселили у одного из Щегловитовых. Он полез к его жене, ему набили морду и выгнали. Никаких драгоценностей не было. Пришлось этого дурака перебросить обратно.

Действительно, скандальная история, кто бы мог подумать… Нам надо бы обсудить все вопросы вместе с вашим Политсоветом где-нибудь в нейтральном месте, ну хотя бы в Варшаве, у Артамонова. Правда, он на меня дуется, не понимаю, за что…

— Я-то знаю. Он за нас обижается. За «Трест»… Получается так, что вы больше Марию Владиславовну слушаете, чем нас.

— Ну что она вам далась! Хотите — уберём её, пошлём вам преображенца, офицера генерального штаба Богдановича. Умница, тактичный. Потапову будет отличный помощник. — И чтобы окончательно загладить вину, доверительно добавил: — «Верховный» приказал привезти вас к нему в Шуаньи. Вы его околдовали, чародей вы эдакий…

Так кончилось это свидание Якушева с Кутеповым.

Перед отъездом Артузов предупреждал Якушева:

— Думаю, что вас встретят хуже, чем раньше. Им надоело ждать, они настроились на активные действия. Сколько же можно вам их водить за нос? Я надеюсь на вашу ловкость. Кроме того, в последнее время они чаще стали действовать помимо вас, нам надо разузнать, что там происходит вокруг «Верховного» и в РОВС.

Визит к «Верховному» состоялся. В Шуаньи Якушев застал полный развал. В доме шёл ремонт, пахло котлетами с луком. Сыро, холодно.

У камина греется «свита»: барон Сталь фон Гольстейн, барон Вольф, Оболенский, Трубецкой, генерал Лукомский, Кондзеровский, Шереметев, Скалон, доктор Малама; всем надоело ждать, все недовольны. Уже поделили посты — кому генерал-губернаторство, кому министерство, кому быть при дворе его величества. А тут сиди и жди. Якушева встретили сухо.

Вошёл «Верховный» — в грязных сапогах, в какой-то засаленной куртке.

Бросил на Якушева косой взгляд. Настроен воинственно. Видимо, через Кутепова постаралась Захарченко.

— Действовать надо, действовать!

— Ранее двух лет нельзя и думать, ваше высочество.

— Чепуха! По обстановке ясно. Надо ожидать переворота в ближайшие недели, месяцы…

Якушев вздохнул, попросил разрешения закурить. Раньше «Верховный» брал у него «русскую» папиросу с мундштуком, теперь не взял: вероятно, сердился. Атмосфера не очень приятная.

— Ну, что молчите?

Якушев думал: Брусилов говорил о Николае Николаевиче, что когда-то он был лучшим в тех условиях главнокомандующим. Был. По сравнению с Николаем Вторым. А теперь — в этой обстановке, с этой убогой «свитой», глупой самоуверенностью и фанфаронством…

— Как прикажете, ваше высочество… Могу говорить, и, как всегда, одну правду. Мешают нам, ваше высочество. Посылают неподготовленных молодцов, не понимающих обстановки, не знающих конспиративной азбуки. Они путают явки, не знают даже советских сокращений, приходится с ними нянчиться, уберегать от ареста. О газах вам изволили докладывать?

— Этот Гучков!

— А мы посылали к нему толкового человека, военного химика…

— Молодец. Мне он понравился.

— И что же, ваше высочество, вернулся счастливый, вы его обласкали. Но пользы никакой. Вы как-то изволили сказать, что белая армия фактически не существует. Есть только Красная Армия. Врангель утратил популярность, «армия в сюртуках» — это не армия.

Тут Кутепов просиял от удовольствия.

— Но пусть Александр Павлович не сердится, — продолжал Якушев. — Людей надо готовить не наспех, а серьёзно, чтобы не бросать, как щенят в воду, авось выплывут.

«Верховный» размяк, кивнул, взял папиросу из портсигара Якушева.

— Нужно обращение вашего высочества к войскам. А нам, нашему Политическому совету ваш портрет с надписью.

— Это все можно.

— Мы решили собрать военный совет нашей организации. Дату и место обсудим с Александром Павловичем. К этому времени желательно получить ваше обращение. Что касается денег, то предстоит свидание с графом Владимиром Николаевичем Коковцовым.

— Да. Я ему говорил о вас. Ну что ж… Действуйте, главное — действуйте. А то вот видите… — Он оглянулся на свиту: — Скучают.

И, милостиво кивнув Якушеву, вышел.

Свита окружила гостя: «Когда в Москву, в Кремль?» Он еле отвязался. Сказал, что торопится, предстоит обед с Коковцовым.

Так кончилось последнее свидание Якушева с Николаем Николаевичем.

На маленькой старинной площади, в известном всем парижским гурманам ресторане «Дрюан», состоялся обед с Коковцовым и Кутеповым.

О Коковцове в Петрограде говорили как о красноречивом говоруне, у него даже кличка была — Граммофон.

Об этом разговоре Якушев писал:

«Коковцов постарел, но он все же самый умный в эмиграции, разбирающийся в обстановке. Следит за советской прессой, за нашими финансами, экономикой, понимает, что нэп, в общем, принёс пользу.

— Конечно, советские мне враги до гроба, но, признаться, меня удивляет порядок, потом отношение к памятникам старины…

Я слушал и думал, уж не ловит ли он меня. Даже после благополучного свидания с «Верховным» мне было как-то тревожно. Коковцов вёл себя странно. Чересчур был ласков. Тут мне пришло в голову: Захарченко внушила им мысль, что я хочу быть премьером. Я сказал:

— Ну, не ради памятников терпеть большевиков, граф…

Коковцов усмехнулся:

— Не ради этого, конечно. Вообще дело идёт к развязке, но я не вижу силы, которая возьмёт власть.

Вот тут я ему и выложил:

— У нас есть кандидатура председателя совета министров.

— Интересно… Кто же? Назовите.

— Граф Владимир Николаевич Коковцов.

Старик заволновался, заёрзал и говорит:

— Что вы… В семьдесят два года мне такой пост не по силам.

— Гинденбургу — германскому президенту — семьдесят восемь.

И тут меня осенила другая мысль, прямо по вдохновению, я говорю Кутепову:

— Мы, Александр Павлович, предлагаем вам пост командующего всеми вооружёнными силами центральной России.

Кутепов чуть не ахнул. Встал с бокалом в руке и говорит:

— Отказываться от воинского долга — не в моих правилах. Позвольте, граф, выпить за будущего премьер-министра, ваше здоровье!

Я провозгласил тост за будущего командующего.

— Как у вашей организации со средствами? — спрашивает Коковцов. — Мак-Кормик обещал дать, но пока это только обещания.

Тут я ему поплакался на безденежье, и он мне посочувствовал. Разговор зашёл о другом, о коллекции орденов и датского фарфора, принадлежавшей Коковцову; она осталась у его сестры в Ленинграде. Пообещал переслать ему коллекцию в Париж».

В тот же вечер, 5 декабря 1926 года, Якушев отправился с визитом к Шульгину. Он жил вблизи Булонского леса. Шульгин встретил дружески, но жена — холодно:

— Это вы придумали поездку Василия Витальевича в Россию? Боже, как я за него волновалась!

Говорили с Шульгиным о Врангеле. После благополучного возвращения Шульгина Врангель подобрел к «Тресту». Однако Чебышёв по-прежнему подозрительно относится к Якушеву.

— Я ему говорю: я сам был в России, следил за всем и все видел. Выходит так, что я слепой, а вы все видите из Сербии. Следовательно, вы гений.

На следующий день, 6 декабря, Якушев встретился с представителем пражского «Союза галлиполийцев». Был разговор о жертвенности, о молодых, которые рвутся к активным действиям.