Страница 63 из 86
Потапов возражает:
— Но это скомпрометирует нашу организацию. Мы не музейные воры.
На Рейли такой довод не действует.
— Для денег можно пожертвовать и репутацией. Наконец, надо посвятить в «дело» только узкий круг лиц. Он набросал записку, что именно следует воровать:
«1. Офорты знаменитых голландских и французских мастеров, прежде всего Рембрандта.
2. Гравюры французских и английских мастеров XVIII века с необрезанными краями. Миниатюры XVIII и начала XIX века.
3. Монеты античные, золотые, чёткой чеканки.
4. Итальянские и фламандские примитивы.
5. Шедевры великих мастеров голландской, испанской, итальянской школ».
Потапов и Якушев, стараясь сохранять спокойствие, знакомятся с этой инструкцией… Неужели этот человек, у которого за душой нет ничего святого, будет отпущен для того, чтобы сохранить репутацию «Треста» как «контрреволюционной» организации?
Тёплый осенний день близится к вечеру, погода располагает к откровенной беседе. Рейли продолжает:
— Другой способ добыть деньги — сотрудничество с английской разведкой. Необходимо показать этим господам из Интеллидженс сервис, чего вы стоите. Их интересуют, прежде всего, сведения о Коминтерне. «Трест» должен проникнуть в Коминтерн. Это трудно? При желании все возможно. Если нельзя добыть настоящие материалы Коминтерна, надо их создать. Письмо председателя Коминтерна помогло консерваторам одержать победу на выборах в британский парламент. Утверждают, что это фальшивка, но важен результат.
Рейли в приподнятом настроении. Он — в Москве. Его слушают, как оракула, как приезжую знаменитость, слушают руководители «Треста», солидной подпольной монархической организации. Ему надо восстановить свою репутацию в Интеллидженс сервис. Но это не все: мог же сделать карьеру Муссолини? Чем он лучше Сиднея Джоржа Рейли?
В лесу становится сыро. Солнце идёт к закату.
Возвращаются на дачу.
По дороге Рейли отводит в сторону Якушева: этот представительный, с хорошими манерами господин более реально смотрит на вещи, чем остальные «деятели».
Под строгим секретом Рейли сообщает Якушеву, что имеется источник, откуда можно получить 50 тысяч долларов. Рейли даст эти деньги с условием, чтобы они были употреблены на организацию хищений картин и других музейных ценностей, а также для проникновения в Коминтерн.
— Генерал Потапов, видимо, чересчур щепетилен… Должен вам сказать, что такое дело — я говорю о перевороте — не сделаешь, если будешь соблюдать правила морали. Возьмём, например, террор. Савинков как-то говорил мне, что один его террорист не решился бросить бомбу в коляску сановника, потому что в ней были дети. Если вы будете руководствоваться такими принципами в борьбе с Советами, вы ничего не достигнете. А здесь речь идёт не просто о терроре. Я рассматриваю свою деятельность шире — не только с точки зрения политической, но и как коммерсант — и хочу вас заинтересовать в этой сделке. В три месяца переворот не сделаешь. Надо вести солидную подготовительную работу по «экспорту» художественных ценностей. Я лично имею влияние на печать. Вернувшись из Москвы, предложу «Таймс» несколько статей под названием «Великий блеф». Для этого понадобится ещё поездка в Россию, и не одна: надо подобрать документы, факты, цифры — иначе не поверят.
Он смотрит на часы. С вечерним поездом необходимо выехать в Ленинград. Ночью — переход через границу, затем Хельсинки, в среду пароход на Штеттин. Рейли прощается с Якушевым, Потаповым и другими. Их ожидают два автомобиля. Рейли садится в первую машину, в ней — Пузицкий (один из испытанных чекистов, участвовавший в аресте Савинкова) и Старов.
Во второй машине Потапов, Якушев. Теперь они дают волю своим чувствам. «Какой страшный человек», — говорит Потапов. Якушев рассказывает ему о разговоре с Рейли наедине. Они потрясены. Впрочем, им больше никогда не придётся увидеть Сиднея Джоржа Рейли.
Его предполагалось арестовать по дороге в Москву, в автомобиле, но он пожелал написать открытку друзьям за границу и собственноручно опустить её в почтовый ящик. Открытка — доказательство, что он, Рейли, побывал в Москве. Чтобы знать, кому адресуется открытка, Рейли привозят на квартиру одного из чекистов — участника операции.
Пока Рейли пишет открытку, Старов по телефону докладывает об обстановке в ОГПУ и получает приказ: арестовать Рейли после того, как будет опущена открытка.
Рейли арестован и доставлен в ОГПУ. Первый допрос. Допрашивает Пилляр. Рейли называет себя, признает факт пребывания на советской территории, связь с организацией «Трест», которую считал контрреволюционной монархической организацией.
Во время допроса Рейли проявляет выдержку, не показывает своего смятения, хотя ясно теперь, что «Трест» оказался орудием советской разведки.
Рейли заключён в одиночную камеру внутренней тюрьмы. Там он останется немногим больше месяца.
На Маросейке, в квартире Стауница, Якушев узнает об аресте Рейли.
Первая мысль — что будет с «Трестом»? Несомненно, арест Рейли подорвёт доверие к «Тресту» и к Якушеву. Это тревожит руководство ОГПУ: надо сохранить «Трест». Он ещё нужен, пока в него верит Кутепов и даже Врангель. И в эти тревожные часы принимается новое решение: Пузицкий с сотрудниками выезжают в ночь на 29 сентября в Ленинград; на границе, близ деревни Ала-Кюль, инсценирована перестрелка, шум; разыграна сцена, будто бы Рейли и его сопровождающие подошли к границе, случайно наткнулись на заставу и в завязавшейся перестрелке были убиты.
По намеченному плану «Трест», не зная об инциденте на границе, должен был получить первую весть об этой катастрофе из Финляндии и только тогда забить тревогу.
29 сентября пришла из Хельсинки телеграмма от Марии Захарченко:
«Посылка пропала. Ждём разъяснения».
Подробнее о том, как «Трест» был спасён от провала инсценировкой гибели Рейли при переходе границы, будет рассказано позднее.
61
Рейли находился в одиночной камере. Он надеялся, что Интеллидженс сервис и британское правительство будут настаивать на его освобождении и высылке из Советского Союза. Вместе с тем его тревожила мысль: после неудач в 1918 году, после покаяния Савинкова удастся ли ему выбраться из этого провала?
Хотелось верить, что будут приняты во внимание его заслуги в первой мировой войне, когда он проникал в Германию под видом офицера германского флота и добывал весьма ценные сведения для английской разведки.
Он ещё и ещё размышлял о своём положении. «Трест» оказался поразительно ловкой мистификацией, если в него поверили великий князь Николай Николаевич, Кутепов, отчасти Врангель, а главное, поверили разведки прибалтийских стран, Франции и даже Англии. Британскую разведку Рейли считал первой в мире, никто не оспаривал её многолетней славы. И вдруг Чека! Это учреждение, насчитывавшее всего семь лет существования, проводит такую сложную, хитроумную операцию. Савинков? Савинков не умел разбираться в обстановке, не понимал людей, был слишком самоуверен. Но как попал в руки ГПУ он, Рейли? Не утешала мысль, что его арест и потом освобождение (он в него верил) будут означать провал «Треста». В конце концов когда-нибудь эта игра должна была кончиться. Как специалист высокой марки, он не мог не признать артистических способностей Якушева, Старова. Если он их не разгадал, то как могли их разгадать Мария Захарченко и её муж? То, что они участвовали в этой операции «втёмную», не понимая целей «Треста», теперь ему было ясно. Захарченко он не мог не верить. Её отношения с Кутеповым он знал хорошо.
Сидней Джорж Рейли, старый волк, за гранью пятидесятилетнего возраста, изумлялся тому, что его провели сравнительно молодые люди: Артузову в то время было 34 года, Пилляру — 31 год, Старову — 28 лет. Да и работали они контрразведчиками ещё очень мало — не более 6-7 лет. Удивляла Рейли интеллигентность Старова, его тактичность, эрудиция, подлинный артистизм. Роль рабочего с производства, депутата Московского Совета, выдвиженца он сыграл отлично.